Г. Чухрай писал: «Сегодня, глядя на фильмы о начале войны, я вижу: узнают о нападении немцев — и сразу горькие слезы, В жизни было не так. И на гражданке, и в армии никакого уныния. У всех приподнятое настроение, все были возбуждены, всем хотелось скорее наказать немцев за вероломство, все были уверены, что от немцев «через две недели ничего не останется» (ЛР. 15, 12.2000). Не могу с этим согласиться, хотя допускаю, что у части населения могло быть такое настроение. После полудня в жаркое воскресение моя деревня узнала от нарочного (радио в ней не было) о разбойничьем нападении Германии. Вскоре все — стар и млад — собрались под окнами правления колхоза. Страшное известие отразилось на их посуровевших лицах — не слышно ни веселого голоса, ни обычных подковырок, шуток, даже и дети притихли, стояли неподвижно в толпе, испуганно хлопая глазенками. Председатель колхоза плотнее прижал к боку перебитую на недавней финской войне руку, а правую со сжатым кулаком поднял кверху и с нервной горячностью выкрикнул: «Что вы, бабы, плачете? Может, наши войска уже на Берлин идут!» Худой, маленький дед Самсон, побывавший в прошлую мировую войну в немецком плену, немедленно охладил его пыл: «Он, германец, покажет нам Берлин! Не раз мы своей кровью умоемся!» Никто ему не возразил. Наша деревня восприняла войну как огромнейшее бедствие. Но не думал я тогда в свои 16 лет, что война будет столь кровавой, разрушительной и длительной, что через пять месяцев мой отец погибнет в боях в районе Ржева и что мне лично принесет она много лиха» а закончу ее в Австрии.

22.06 в 7 часов 15 минут нашим войскам была послана директива № 2, в которой приказывалось им «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». Штабы округов и армий не смогли быстро передать свои распоряжения корпусам и дивизиям Вражеские диверсанты рвали телефонные провода, убивали командиров и связистов, связь между войсками и штабами округов и армий была нарушена. Не сумев выяснить, в какой обстановке оказались наши войска, нарком обороны в конце первого дня войны отдал одобренную Сталиным директиву № 3, в которой потребовал от наших войск перейти в наступление на главных направлениях, разгромить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Эта директива не учитывала создавшейся обстановки, она свидетельствовала о растерянности высшего советского командования.

В ряде публикаций это неправомерно утрируется. В романе А. Ржешевского «Тайна расстрелянного генерала» (2000) генерал Павлов рано утром 22.06 позвонил наркому и сообщил, что германская армия начала наступление, а тот приказал: «Никаких действий против немцев не предпринимать». Несколько позже, когда наши аэродромы и города подвергались бомбежке, маршал Тимошенко то же самое сказал и заместителю командующего Западного округа генералу Болдину, добавив: «Товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам». На самом деле такие неразумные приказы из Москвы тогда не поступали. Сталин разрешил адмиралу Кузнецову за двое суток до войны привести военно-морской флот в боевую готовность. Адмирал сообщил, что в ночь на 22-е июня он прочитал телеграмму, заготовленную Жуковым для приграничных округов, и спросил: «Разрешено ли в случае нападения применять оружие?» Ответ был однозначным: «Разрешено» (Пр.2002.№ 73). В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков пишет. «В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский и сообщил», что со стороны моря летят неизвестные самолеты, он решил встретить их огнем противовоздушной обороны флота Жуков, переговорив с Тимошенко, одобрил это решение.

Внезапно обрушившись на нашу страну, немцы 22 июня подвергли бомбежке 66 аэродромов, уничтожили 1136 советских самолетов, в том числе 800 на земле, через неделю взяли Минск, разгромили 28 наших дивизий, а у 72 не стало половины личного состава Самый мощный удар был нанесен в Западном округе, где в первый день мы потеряли 738 самолетов, из них на земле — 528. Уничтожены были почти все современные истребители. По словам Е. Калашникова, с 22 июня по 30-е июня наши потери составили 2548 самолетов (Нво.22.06.2001). Советская армия терпела жестокие поражения. А. Василевский писал, что перед нападением Германии на СССР «общий разрыв в военной силе был не столь велик, он намного возрос в пользу врага из-за нашего опоздания с приведением советских войск пограничной зоны в полную боевую готовность» (СР.9.05.1995).

Почему случилось это злополучное опоздание? Зная, что для большой войны СССР не готов, Сталин полагал, что для нас наилучший вариант — тянуть время, укреплять обороноспособность государства Он не переоценивал силу договора с Германией. Риббентроп сообщил в письме Гитлеру, что во время обсуждения условий этого пакта «Сталин, отвечая на его вопрос, заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР». Затем уточнил: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас» (СР.24.08.1988). Жуков писал: «ЦК ВКП /б/ и Советское правительство исходили из того, что пакт не избавлял СССР от угрозы фашистской агрессии, но давал возможность использовать время в интересах укрепления нашей обороны, препятствовал созданию единого антисоветского фронта». А. Солженицын утверждал, что Сталин никому не доверял, а поверил только одному человеку — Гитлеру. А Терёхин повторил эту мысль: «как загипнотизированный, Сталин до последнего дня верил в миролюбие Гитлера». На самом деле Сталин знал о его циничном отношении к договорам и его агрессивных намерениях, а выводы делал на основе своих опенок сложившейся обстановки. Он переоценил меру занятости Германии в войне с Англией и дальновидность Гитлера. Ему казалось, что фюрер должен понимать авантюристичность плана нападения на СССР» ведь «для ведения большой войны с нами немцам… необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англию или заключить с ней мир» (Нг. 26.05.2000). Наличие двух фронтов, рассуждал он, Гитлер еще в «Майн кампф» считал главной причиной поражения Германии в первой мировой войне, и потому он не нападет на СССР, не победив Англию. Но Гитлер решил, что она, хотя и была в состоянии войны с Германией, не сможет и по-настоящему не захочет существенно помочь СССР, а после его быстрого разгрома потеряет всякую надежду добиться победы над ней. И тогда возможны два варианта: первый — немецкие войска переправятся через Ла-Манш и разобьют англичан. Но наиболее вероятным германское руководство считало иной разворот событий: Англия после разгрома СССР заключит мир на выгодных Берлину условиях Гальдер записал в дневнике: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду» (Т.2. С.80). Гитлер считал, что «разгром России заставит Англию прекратить борьбу», а если она на это не пойдет — тогда «Германия будет продолжать борьбу против Англии при самых благоприятных условиях».

В июле 1940 г. Гитлер говорил, что «все, чего он хочет от Англии — это признания германских позиций на континенте». Его «целью является заключить с Англией мир на основе переговоров…Наши народы по расе и традициям едины» (Проэктор Д Фашизм: путь агрессии и гибели.1985. С214). В июне 1940 г. он сознательно позволил 300 тыс английских войск эвакуироваться через Ла-Манш из Франции, отдав по радио приказ — без шифровки — остановить их окружение. Манштейн в «Утерянных победах» посчитал это «решающей ошибкой»: «она помешала ему позже решиться на вторжение в Англию и дала затем возможность англичанам продолжать войну в Африке и Италии» (134). Генерал-фельдмаршал Рундштедт говорил, что после дюнкерского «чуда» Гитлер «надеялся заключить с Англией мир». Французский историк А. Гутар писал: «Гитлер был убежден, что Англия… будет вынуждена заключить мир. Он имел твердое намерение облегчить англичанам это дело и предложить им чрезвычайно великодушные условия. Было ли удобно при этих условиях начать с того, чтобы захватить у них их единственную армию?» (Розанов Г. Л. Сталин. Гитлер. Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений 1939–1941.1991. С204). Черчилль в воспоминаниях о второй мировой войне (Т.2. С. 100) предположил, что Гитлер, остановив наступление танковых частей на Дюнкерк, хотел дать возможность заключить мир или улучшить перспективы для Германии на заключение выгодного мира с Англией. Гудериан высказал иную — сомнительную — мысль: «Правильным является предположение, что Гитлер и прежде всего Геринг считали, что превосходство немецкой авиации вполне достаточно для воспрещения эвакуации английских войск морем» (163). Манштейн счел ошибкой фюрера то, что он, желая «избежать войны с Англией», отказался от решающего сражения с нею «летом 1940 г. и упустил единственный для него шанс», но признал, что вторжение в Англию тогда было связано «с чрезвычайным риском»: немцы не смогли завоевать господство в воздухе, им недоставало военно-морских сил. Английский историк Л. Гарт писал: «…как это ни странно, но ни Гитлер, ни немецкое верховное командование не разработали планов борьбы против Англии… Таким образом, очевидно, что Гитлер рассчитывал добиться согласия английского правительства на компромиссный мир на благоприятных для Англии условиях… немецкая армия совершенно не была готова к вторжению в Англию. В штабе сухопутных войск не только не планировали эту операцию, но даже не рассматривали подобную возможность» (Вторая мировая война.1976. С. 94, 95).

Сталина порицают за то, что он, «осторожный и все просчитывающий политик», не доверял «не только своим Штирлицам, сообщавшим с точностью до одного-двух дней о дате нападения, но и высоким государственным европейским деятелям, подозревая их в провокации» (ЛР.16.06.2000). В. Сафрончук справедливо назвал ложной версию о том, «что западные державы неоднократно предупреждали Москву о готовящемся нападении Германии на Советский Союз» (СР. 10.06.2000). Весной 1941 г. наша разведка доложила в Кремль, что британские агенты в США распускают провокационные слухи о подготовке СССР к нападению на Германию. Это стало одной из причин того, что Сталин не стал доверять и шедшей из Англии информации о немецких намерениях. В апреле 1941 г. Черчилль сообщил ему о фактах, говорящих о подготовке Германии к нападению на СССР. Сталин расценил это как провокацию. В. Сиполс в книге «Великая победа и дипломатия» на основе анализа секретных документов дипломатической переписки между Москвой и Лондоном показал, что исходившая от Черчилля и Идена информация была искаженной, направленной только «на то, чтобы поскорее втянуть СССР в войну с Германией».

Доктор исторических наук М Вылцан писал: Сталин «не верил тому, чему нормальный человек сразу бы поверил (например, многочисленным донесениям и сообщениям о готовящемся Гитлером нападении на СССР в июне 1941 года» (ЛР.19.07. 2002). А. Райзфельд: «Абсолютно достоверные сведения о сроках нападения были проигнорированы…21 июня 1941 года наркомом государственной безопасности Л. П. Берия была подана на имя Сталина докладная записка, в которой нарком предлагал вызвать в СССР и «стереть в лагерную пыль» разведчиков с псевдонимами «Старшина» и «Корсиканец», якобы сеющих панику сообщениями о предстоящем в 4.00 утра 22, июня 1941 года нападении гитлеровской Германии на СССР» (СР.9.22. 2001). По словам Терёхина, «вероломное нападение…как потом оказалось, совсем не трудно было предугадать». Это «потом оказалось», а тогда точно определить дату нападения было трудно. Сталин получал противоречивую информацию, наша разведка не раз называла «точные даты» нападения, но они не подтверждались. Зорге сообщил, что оно было запланировано на 1 июня, наш резидент из Берлина назвал иную дату — 15 июня. 25.05 Геббельс записал в дневнике: «В отношении России нам удалось осуществить великолепный информационный обман» (Вж.1997.№ 4. С.34). Начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель издал 15.02.1941 г. секретную «Директиву по дезинформации противника» (ее обновили 12 мая). Жуков писал в «Воспоминаниях…»: «Чтобы скрыть подготовку к операции «Барбаросса», отделом разведки и контрразведки главного штаба были разработаны и осуществлены многочисленные акции по распространению ложных слухов и сведений. Перемещение войск на восток подавалось «в «свете величайшего в истории дезинформационного маневра с целью отвлечения внимания от последних приготовлений к вторжению в Англию». Были напечатаны в массовом количестве топографические материалы по Англии. К войскам прикомандировывались переводчики английского языка. Подготавливалось «оцепление» некоторых районов на побережье проливов Ла-Манш и в Норвегии. Распространялись сведения о мнимом авиадесантном корпусе. На побережье устанавливались ложные ракетные батареи. В войсках распространялись сведения в одном варианте о том, что они идут на отдых перед вторжением в Англию, в другом — что войска будут пропущены через советскую территорию для выступления против Индии. Чтобы подкрепить версию о высадке десанта в Англию, были разработаны специальные операции под кодовым названием «Акула» и «Гарпун». Пропаганда целиком обрушилась на Англию и прекратила свои обычные выпады против Советского Союза» (ТЛ. С.288). Через дипломатов Москве подбрасывались подготовленные Риббентропом и санкционированные Гитлером сведения о том, что вермахт концентрируется вблизи советских границ для того, чтобы оказать политическое давление на СССР, принудить его удовлетворить немецкие требования. 9.06.1941 г. Сталин прочитал в агентурном источнике: «В последние дни в Берлине распространяются слухи о том, что отношения между Германией и Советским Союзом урегулированы Советский Союз сдаст Украину в аренду Германии. Сталин прибудет в Берлин на встречу с Гитлером.» (Пр.22.05.1989). 12 061 941 г. другой источник сообщил: «В руководящих кругах германского министерства авиации… утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и поэтому следует считаться с возможностью неожиданного удара». Изучив многие документы, О. Вишлёв в статье «Почему же медлил Сталин в 1941 г.?» писал: «В мае-июне 1941 г. в Москве…сталкивались два потока информации: один — что Германия вот-вот начнет войну против СССР, и другой — что войны может и не быть. Берлин готовит себе лишь «позицию силы» к предстоящим советско-германским переговорам. В Кремле не игнорировали ни ту, ни другую информацию, однако, принимая меры для подготовки к войне, держали курс на то, чтобы урегулировать отношения с Германией мирным путем», (Нини.1992.№ 2. С.75).