«Русская мысль» писала, что после безрезультатного исхода переговоров с Молотовым 12–13.11.1940 г. Гитлеру «стала ясной угроза нападения Красной Армии» (2000. № 4341), и потому 18.12.1940 г. он подписал план «Барбаросса». Но Германия стала готовиться к агрессии против СССР сразу после разгрома Франции. Гальдер зафиксировал слова Гитлера от 31.07.1940 г.: «Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года. Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше… Существование второй великой державы на Балтийском море нетерпимо. Начало — май 1941 г. Лучше всего было бы уже в этом году, однако это не даст возможности провести операцию слаженно» (Т.2- С. 80–81). Манштейн признал: «К 22 июня 1941 г. советские войска были, бесспорно, так глубоко эшелонированы, что при таком их расположении они были готовы только для ведения обороны…Конечно, летом 1941 г. Сталин не стал бы еще воевать с Германией» (191). Немецкий посол в Москве доносил в Берлин 4 и 7.06.1941 г.: «Русское правительство стремится сделать все для того, чтобы предотвратить конфликт с Германией…Лояльное выполнение экономического договора с Германией доказывает то же самое» (CP.22.06.1989). Немецкий министр финансов Крозиг считал, что СССР выполняет все условия договора и не создает никакой угрозы Германии военной силой. В докладной записке Герингу от 19.04.1941 г. он высказал мнение, что Германии не надо начинать войну против СССР, так как это может «пагубно отразиться на судьбе немецкого народа» (Нг.19.04.2000). Бывший руководитель германской прессы и радиовещания Г. Фриче на Нюрнбергском процессе сказал, что он «организовал широкую кампанию антисоветской пропаганды, пытаясь убедить общественность в том, что в этой войне повинна не Германия, а Советский Союз… Никаких оснований к тому, чтобы обвинять СССР в подготовке военного нападения на Германию, у нас не было» (Нюрнбергский процесс… Т.5.1960. С.569).

Позорно то, что написанный Резуном при участии западных спецслужб «Ледокол», в котором ставится задача размыть русское национальное самосознание, попал в список литературы, рекомендованный в РГГУ для изучения студентам. Э. Радзинский в книге «Сталин» (1997) поддержал ложь Резуна о вине СССР за возникновение Второй мировой войны. В «Независимой газете» (23.11.1996) писали о «подготовке советского нападения на Германию летом 1940 г., отложенного из-за краха Франции». 20.12.1999 г. в передаче по НТВ Е. Киселев упирал на подготовку СССР к нападению на Германию. Эта ложь настоль эффективно пропагандируется, что ей поверили многие люди. В газете «Деловой вторник» (24.10.2000) Ю. Гейко опубликовал письма читателей, убежденных в том, что Сталин готовил упреждающий удар. С Шойгу в статье «Новая политика для оборонного комплекса» (Нво.1999.№ 49) заявил, что «милитаристская организация» советского «государства и всего общества ввергла страну в пучину большой войны». Получается, не готовились бы мы к войне, были бы беззащитными — Гитлер не напал бы. Кому предназначаются такие легковесные сказочки?

Строгая к «нравственной неразборчивости» своих оппонентов, О. Кучкина расхвалила, рукопись Б. Витмана: «Он не лжет даже в деталях. Даже в тех, которые никак не проверишь» (Кп. 05.01.1991). Но многое поддалось проверке, это сделала, и выявилось, что or не был советским разведчиком и не совершал подвигов, которыми хвалился в рукописи. Он и Кучкина в своей публикации сообщили: «Июнь 1939 года. СССР заключает договор с Германией». Но он был подписан 23.08.1939 г. Кучкина и Витман утверждают, что в июне 1941 г. «вся мощь вермахта у берегов Ла-Манша» (не стоит приводить цифры и опровергать згу лживую выдумку). Они стремились переложить вину за начало войны на СССР, объявив, что Гитлер напал на него только потому, что Сталин «вероломно готовился к войне». Значит, надо было оставить страну беззащитной, чтобы после первого немецкого удара она капитулировала? Задача статьи Кучкиной — расхвалить рукопись, клевещущую на советскую внешнюю политику, Но товар оказался столь негодным, что о нем молчали ряд лет. Потом подошло время, посчитал Битман, когда можно поведать о своих мнимых подвигах, о которых он не писал в своих автобиографиях (его показания были перепроверены). 20.02.1998 г. «Литературная Россия» поместила беседу о его книге «Шпион, которому изменила Родина». Опять он вопреки истине представлен разведчиком, совершившим подвиги, а неблагодарная Родина не оценила их, изменила ему.

Вишлёв в статье «Накануне 22 июня 1941 года», опубликованной в 1997 г. в журнале «Молодая гвардия», убедительно, опираясь на подлинные документы, доказал, что наше руководство не планировало и боялось войны с Германией в 1941 г. Жуков говорил, что все помыслы и действия Сталина в то время «были пронизаны одним желанием — избежать войны или оттянуть сроки ее начала и уверенностью в том, что ему это удастся». К. Mоскаленко в книге «На юго-западном направлении» (1975) сообщил, что нарком обороны С. Тимошенко и начальник генштаба К. Мерецков представили 18.09.1940 г. руководству государства «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных сил Советскою Союза на западе и востоке на 1940 и 1941 годы». «Полмесяца спустя этот документ рассматривался руководителями партии и правительства. Он был по их указанию переработан и вновь рассмотрен 14 октября того же года. И в дальнейшем этот план мобилизационного развертывания корректировался и уточнялся — уже под руководством нового начальника генштаба Г. К. Жукова» (6). В апреле-мае 1941 г. немецкие войска продолжали концентрироваться у наших границ, Тимошенко и Жуков пришли к выводу, что они готовятся к нападению на СССР, и решили дополнить «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» мыслью об упреждающем ударе, что и сделал к 15 мая заместитель начальника Оперативного управления Генштаба генерал-майор Василевский. Под текстом этого написанного от руки плана, подправленном генерал-лейтенантом Н. Ватутиным, нет подписи ни наркома обороны Тимошенко, ни начальника генштаба Жукова, ни Сталина Этот документ; названный Суворовым планом «Гроза», используется как доказательство того, что Сталин решил напасть на Германию в июле 1941 г. 4.01.1992 г. «Комсомольская правда» опубликовала отрывок из него под названием «Готовил ли Сталин нападение на Германию?», в примечаниях к нему В. Данилов заявил: Сталин мог «первым нанести удар и тем самым взять на душу грех развязывания кровавой бойни», «подготовка к упреждающему удару подтверждается другими документами», которые он выявил в архивах. Позднее он писал: «Из документов о сущности военно-стратегического планирования и непосредственной подготовке нанесения упреждающего удара по Германии пока что рассекречен лишь один» (Нво.22.06.2001). Есть ли другие? Были бы они — «демократы» с помпой обнародовали бы их. Вывод о задумке Сталина нанести превентивный удар основывался на отмеченном выше наброске. Поразительно, что на таком очень шатком основании СССР объявляют зачинщиком войны. В таком случае как надо оценить правительство США, военное ведомство которое разработало ряд планов внезапного атомного нападения на все значительные промышленные советские города, и это при том условии, что наши войска не угрожали вторжением на американскую территорию?

В книге А. Безыменского «Гитлер и Сталин перед схваткой" (2000) убедительно опровергнута лживая версия Суворова. Израильский историк Г. Городецкий в книге «Роковой самообман. Сталин и нападение Германии на Советский Союз» (1999) основательно доказал, что идею упреждающего удара Сталин отверг. В отзыве об этом труде В. Невежин пишет, что «книги Суворова нашли… горячий прием у многочисленных читателей. Ведь в них — и особенно в «Ледоколе» — сквозит захватывающая дух идея: у будущего генералиссимуса имелся этот сценарий, и последний предусматривал нанесение удара по Германии в 1941 году!» (Нг. 18.11.1999). Заявив, что «Суворов и его «единоверцы» стремятся выдать за непреложную истину версию, не проверенную с помощью подлинных архивных материалов», Невежин приравнял манеру его доказательств к «псевдопублицистическому подходу». Отметив, что Городецкий излагает «прямо противоположную версию генезиса войны и при этом… опирается на документальную базу», он в то же время посчитал, что и его точка зрения — идею упреждающего удара Сталин отвергнул — «не выглядит более убедительной, чем суворовская», «отнюдь не является бесспорной и потому единственной». Группа исследователей (П. Бобылев, В. Данилов, М. Мельтюхов) провела скрупулезный анализ и доныне обсуждаемых историками «Соображений…» и сделала вывод: этот документ был действующим. И данный вывод «имеет право на жизнь, пока он не будет опровергнут — более основательно, чем это делает ученый из Израиля». Невежин считает, что Городецкий не до конца осознал значимость такого важнейшего события, как выступление Сталина на приеме выпускников военных академий РККА 5.05.1941 г. в Кремле, которое стало основой «развернувшейся в стране широкой идеологической работы по подготовке Красной Армии и народа к всесокрушающей наступательной войне», эта работа «обеспечивалась всей мощью пропагандистской машины ВКП(б) и советского государства» (Нг. 18.11.1999). Невежин не может вырваться из плена идеи своей книги «Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев 1939–1941» (1997). Недаром Копейкин хвалил ее за то» что ее автор «принадлежит к редким сторонникам концепции В. Суворова о подготовке Сталиным наступательной войны» (Рм.1998. № 4214). На самом деле не было тогда «широкой идеологической работы» по подготовке народа к такой войне, В конце мая 1941 г, мне довелось слушать московского лектора, он говорил и о наших отношениях с Германией, но в его выступлении не содержалось ничего такого, что было бы частицей подобной идеологической подготовки.

Резун и его компания подкрепляют мысль об агрессивности СССР аргументами, которым могут поверить лишь демагоги из «Союза правых сил»: подумать только, наши люди пели оптимистические песни, заявляли о своей готовности разгромить врага. В. Козлов подтверждал концепцию книг Резуна «Ледокол» и «День «М» тем, что многие рассуждения в них ему «показались достаточно аргументированными, помогающими понять суть происходящего», ведь «жителям СССР внушалось, что война будет преимущественно наступательной» (Мг.1997.№ 7. С. 154–155)."

Во втором томе учебного пособия «Русская литература XX века» (2002) под редакцией профессора Л. Кременцова приведены слова из знаменитой «Священной войны»: Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой. С фашистской силой темною, С проклятою ордой! Но чьи слова — не сказано. Почему? Дело в том, что либеральные мародеры, в их числе и А. Мальгин, распространяли в печати и по радио слухи, что написал эту песню не В. Лебедев-Кумач, он-де украл ее у истинного автора. Этой клевете поверил, видно, Кременцов, и потому он не назвал фамилию создателя песни. Лебедев-Кумач создал «Священную войну» в ночь с 22 на 23 июня 1941 г. 12.07.2002 г. в «ЛР» появилась статья смоленского литератора В. Мусатова, для которого истиной стали опусы Резуна, а тот в книге «День М» отнес написание «Священной войны» на февраль 1941 г. Мусатов повторил его вранье: «Сталин планировал крупную войну по оккупации всей Европы», «Гитлер опередил Сталина всего на две-три недели». Исходя из этой предпосылки, он заключил: «Предвидя же крупную агрессивную войну, Сталин, скорее всего, распорядился написать соответствующую песню и запустить ее в оборот с началом военных действий. Музыка к стихам Лебедева-Кумача, вероятно, тоже была написана до нападения Германии, потому что написать песню за тот краткий период времени, имевшийся в распоряжении композитора В. Александрова между появлением стихов в печати и их озвучиванием, было малореально». Поражает примитивность аргументов: «скорее всего», «вероятно» — и никаких фактов. А зачем Сталину понадобилась эта песня? Он-де готовился «к агрессивным действиям» а «если мы нападем, чтобы люди не шептались по углам, мы войну объявим народной, объявим священной, придумав сказку о коварных фашистах, собравшихся нас в полон забрать, а затем пойдем сколачивать им крепкий гроб». Обосновать эти мысли Мусатов решил самим содержанием «Священной войны». Он комментирует процитированные слова «поля ее просторные не смеет враг топтать»: «Как он мог говорить о топтании неприятелем наших полей, если вся советская пропаганда тогда однозначно утверждала — противник дальше границ не пойдет. Здесь Лебедев-Кумач должен был немедленно отправиться на нары за антисоветскую агитацию, подрыв престижа Красной Армии». Запутавшийся фальсификатор не заметил, как устроил себе ловушку. Если за такое утверждение, высказанное 23.06, надо было арестовать автора, то, по логике Мусатова, еще хуже было бы для него, если он в мирной обстановке, предполагая, что Красная Армия внезапно обрушится на Германию, стал бы говорить о вторжении чужих войск на нашу территорию. А пропаганда 22.06 заключалась в выступлении Молотова, наполненном тревогой за судьбу Родины. Советские люди тогда знали, что немцы, перейдя государственную границу, ведут наступление на нашей территории. И ни советское радио, ни пресса не уверяла, что враг «дальше границ не пойдет». Мусатов посчитал: «С момента нападения Германии и до последних чисел июня ни о какой священно-народно-отчественной войне не могло быть и речи». Тогда Лебедев-Кумач «не мог знать и по большей части даже предполагать, что предстоит «смертный бой» и «народная война»: «об этом в СССР не было известно никому, а предполагать могли лишь высшие руководители» страны, обладавшие «всей информацией». А поэт к ней доступа не имел, мог читать лишь «сводки Совинформбюро». Мусатов обратился к этим сводкам за 24 и 25 июня, не имевшие отношения к созданию песни. Она уже была написана, призывно пронеслась по стране. Наши люди понимали, что будет «смертный бой», зная, как быстро германская армия разгромила ряд государств, Совсем недавно закончилась «незнаменитая» война с Финляндией, на ней воевал и мой отец. Уходя 24 июня снова на войну, он предчувствовал, что она будет очень тяжкой, и даже сказал, что не суждено ему, видно, вернуться с нее домой. Неожиданно он молвил перед разлукой: «В плен я не сдамся!» Мы, юноши и девушки, 28.06 ехали рыть противотанковый ров на берегу Волги. Война стала народной. Талантливый поэт Лебедев-Кумач чувствовал всенародный настрой и трагизм пришедшей войны, когда писал свою песню.

Советское командование составляло планы по отражению агрессии, предусматривало в них мощное контрнаступление, намереваясь бить врага на его территории. Чтобы подготовиться отразить нападение, оно с середины мая перебрасывало ближе к границе свыше двадцати дивизий» но политическое руководство СССР не принимало решения напасть на Германию. Сталина можно упрекнуть в другом — в том, что не все возможное было сделано для отпора немецкой агрессии, что он, стремясь не дать Гитлеру повода напасть на нас, запоздал привести в полную боевую готовность советские войска пограничной зоны, что привело к тяжелым для СССР последствиям.