– Не робей, царевич, мы рядом и, в случае беды, спасем тебя. Начинай.

Деваться Алексею было некуда и, сделав шаг вперед, он громко спросил:

– Зачем вы пришли ко мне, люди русские? Зачем тревожите меня в тот миг, когда я молюсь за выздоровление отца моего, и вашего царя, Петра Алексеевича Романова?

– Царевич, не верь боярам!
– выкрикнули из толпы.
– Знающие люди говорят, что помер Петр Алексеевич, и потому мы здесь, слово твое услышать желаем.

– Кто говорит, выйди вперед!?

К самому крыльцу протиснулся патлатый седой мужик в грязных лохмотьях, по виду, напоминавших поповскую рясу. Этот оборванец, снизу вверх посмотрел на Алексея и с вызовом сказал:

– Микула Коровьин, меня зовут!

– Расстрига?

– Да.

– Значит, слово мое услышать желаешь?

– Не я один. Весь люд московский от мала до велика, не взирая на чины и звания к тебе пришел.

– Тогда слушай мое слово, москвичи, - царевич почувствовал себя очень уверенно, и говорил так смело, как никогда до этого.
– Пока нет известий о смерти батюшки, он для меня жив, и иначе не будет. Однако я готов вас выслушать. Что вас беспокоит?

Толпа разразилась множеством криков, но быстро замолкла, и снова за всех высказался Говоруха:

– Обиды многие к царю имеем, Алексей Петрович. Топором и кнутом он царствует, и законы божьи попирает. Русских людей ни во что ставит, казнит их без счета и кровь аки водицу льет. А кровь, она отмщенья и справедливости просит. Потому, молим мы тебя, как станешь царем, накажи всех отцовских дворян, кто над народом издевается, изгони с нашей земли всех немцем и латинян, и не насаждай насильно реформы свои. Облегчения просим и роздыха, устал народ от войны и тягот...

– Знаю про ваши беды, - прервал его царевич, не давая расстриге высказать все, что тот хотел.
– И они мне близки. Однако дабы был порядок, я говорю вам, москвичи, расходитесь по своим домам и пишите про свои обиды и чаяния в челобитных. Через месяц возвращайтесь ко мне, и я всех приму. Если вы правы, и батюшка мой упокоился с миром, то сам вашими бедами займусь, а если нет, то лично все Петру Алексеевичу передам и перед ним за вас слово скажу.

И о многом еще в тот день разговаривал с москвичами царевич Алексей, и в такой раж вошел, что народ слушал его раскрыв от удивления рты, и без буйства вернулся в Москву.

Как только последний человек покинул двор Коломенского дворца, наследник Петра без сил опустился на крыльцо и подняться смог только с помощью Мухортова и его людей, которые препроводили его в постель. Через пару часов царевич смог самостоятельно встать, и его навестил новый гонец, известивший царевича о том, что Петру Алексеевичу была сделана операция, он пошел на поправку и вскоре направится в Москву.

– Слава Богу!

Алексей облегченно выдохнул, упал на колени и размашисто перекрестился на икону в красном углу, но при этом подумал о том, что батюшка все же не вечен, и надо готовиться к тому, что рано или поздно, ему придется стать царем.

Приложив ухо к земле, Тарас Петров прислушался, поднял голову и прошептал:

– Внимание! Действуем по моей команде!

Лоскутовцу никто не ответил, но его услышали все и, посмотрев на своих дружинников, затаившихся позади меня, и запорожских пластунов, расположившихся слева и справа от небольшой грунтовой дороги, я приготовился к бою. Мы устроили засаду на Козловского воеводу князя Воротынского, бегущего из своего города, и он сам шел к нам прямо в руки. Сутки мы сидели в лесу и ждали этого злобного человечка, за время своего воеводства, поймавшего и казнившего не одну сотню беглецов из России, и наше ожидание не было напрасным.

Наш сводный отряд в три десятка человек приготовился к налету. Прошло несколько минут и теперь уже все, а не только Петров, услышали топот лошадиных копыт. Отряд Воротынского, полтора десятка конных драгун, оказался напротив нас, и по лесу разнесся протяжный свист. Пошли! Впереди и позади княжеских конников на дорогу рухнули два заранее подрубленных дерева, кони испугались шума, их седоки растерялись, а тут мы из леса вынырнули.

Пластуны действовали лихо. Прыжок с земли и выбитый из седла человек валится вниз. Все происходит очень быстро, и мне с дружинниками повоевать не пришлось. Профессионалы управились без нас, и все, что мы могли сделать, это помочь им вязать попавших в ловушку людей Воротынского и самого воеводу, полноватого мужичка лет сорока пяти в простом легком полушубке.

– Вишь ты, падлюка!
– Пиная князя в бок, сказал один из пластунов.
– Под простого ремесленника замаскировался, думал, что свободно проедет.

– Ага, - согласился я с ним и, заметив, что очнувшийся Воротынский тянется к кинжалу, спрятанному под полушубком, наступил ему на руку.
– Спокойно, князь. Не надо суеты.

– Хо-ло-пы! Не-на-ви-жу!
– По слогам и с яростью, выкрикнул пленник, и это было последнее, что он сказал в этот день, так как ему в рот засунули кляп, а тело погрузили на его же коня.