— Что может ответить на такой трудный вопрос только что кончивший курс молодой специалист? — сказал Юрий. — Я не скрываю, что существующие схемы лучевого поражения и его последствий мне кажутся... ну, как бы выразиться... не конструктивными, что ли... Но заменить их другими я пока не в состоянии. Словом, до самостоятельных планов мне еще далеко.

Брандт слушал, внимательно разглядывая Юрия.

— А зачем их заменять, если они строятся на основе точных экспериментов и подкрепляются все новыми и новыми фактами? — произнес он негромко, подчеркивая этим свое нежелание оказывать давление на Юрия. — Может быть, лучше на их основе по-другому смотреть на единичные, не совпадающие с ними факты.

Юрий опять поднял глаза. Что хочет этим сказать Всеволод Александрович?

— Поверьте, Чернов, — продолжал Брандт, — ученый, если он настоящий ученый, то есть искатель истины, не может примириться с тем, чтобы хоть один факт противоречил теории, на которой он строит свои исследования. Либо ученый должен отказаться от своих теоретических построений. Терциум нон датур. Вы понимаете, что это значит?

— Третьего не дано, — сказал Юрий с некоторым смущением.

— Вот именно. Третьего не дано. И полученный вами факт, который вы пытались объяснить, исходя из теоретических построений нашего уважаемого Павла Александровича Панфилова, находит свое место в теории, на которую мы опираемся в нашей работе.

Юрий посмотрел на Брандта в недоумении.

— Да, да, голубчик, и, если бы вы своевременно к нам обратились, у вас не было бы такого трудного положения при защите вашей дипломной работы. — Профессор откинулся на спинку кресла. — Неужели, Чернов, вы всерьез думаете, что у тех, кто работает, руководствуясь теорией генетической информации, нет никаких других целей, кроме регистрации эффектных явлений, свидетельствующих о зависимости всех жизненных процессов от программы, закодированной в шифре ДНК?

— Я как-то не думал об этом, — пробормотал Юрий в замешательстве.

— Не надо хитрить, именно так вы и думаете, — удовлетворенно сказал Брандт. — Но это же несерьезно, Чернов. Уверяю вас, у любого ученого, если он настоящий ученый, цель одна — служить своей наукой счастью и благу людей. Но не вина, а беда ученых, что к этой цели ведет трудная и извилистая дорога познания. Представим себе, что вы получили факт, который вам кажется настолько важным, что вы готовы опереться на него в поисках средств противолучевой защиты. Вам кажется, что вы открыли феномен противодействия клетки лучевому поражению и обратимости лучевого поражения. Вам кажется, что он открывает перспективу борьбы с лучевым поражением. Ведь так?

— Я не скрывал этого, — хмуро ответил Юрий.

— И вот, вместо того чтобы проанализировать этот феномен в свете современных представлений о природе лучевого поражения, вы, очевидно, уже обдумываете планы использования его в лечении лучевой болезни? Не так ли?

— К сожалению, пока ничего в голову не приходит, — сказал Юрий угрюмо.

— А я предскажу, что придет вам в голову, когда вы продумаете план работ, опираясь на идеи Павла Александровича. Это дело нехитрое. Вы будете рассуждать так. Клетка повреждена, но она жива. Если она восстановилась и стала нормальной, значит, поврежденные части заместились за счет неповрежденных. Значит, чтобы получить восстановление клетки, нужно стимулировать развитие неповрежденных частей. И вот в ход пойдут разные средства стимуляции. Разве не так? — От глаз Брандта пошли лучи морщинок — он добродушно улыбался. — Я не спорю с вами, Чернов, — продолжал он, — возможен и такой путь. Но он не имеет ничего общего с наукой, потому что он исходит не из знания, а из предположения. А путь науки обязывает нас опираться только на знание, которое в данном случае свидетельствует о нарушении кода генетической информации в клетке, пораженной лучевой травмой. Но ее восстановление, по-видимому, все-таки возможно. Вопрос заключается в механизме восстановления.

Теперь Юрий с интересом посмотрел на Брандта.

— Задача оказалась трудной, — сказал Брандт, доброжелательно улыбаясь. — Но путь к ее разрешению на основе той теории, к которой вы относитесь с пренебрежением, имеется. Вы помните, конечно, как мы объясняем феномен трансформации бактерий?

— Да, помню, — сказал Юрий и, так как Брандт продолжал смотреть на него, дожидаясь более развернутого ответа, объяснил: — ДНК, полученная из клеток одной формы бактерий, при добавлении к культуре другой заменяет какие-то части ДНК в клетках этой культуры и вызывает соответственные наследственные изменения.

— И это не вызывает у вас никаких ассоциаций?

— Признаюсь... — сказал Юрий в недоумении.

— А почему бы подобному процессу — обмену частями молекул ДНК — не идти и в вашем случае? — спросил профессор.

Кровь бросилась в голову Юрия.

— Неповрежденные части молекул ДНК...

— ...замещают поврежденные части молекул ДНК в поврежденных клетках, — закончил Брандт. — И это же совершенно очевидно, если принять во внимание способ обновления молекулы ДНК путем постоянного замещения отдельных ее частей.

— Понимаю, — сказал Юрий с усилием. Он все еще был под впечатлением неожиданного для него вывода.

— И вот вам задача: терапия лучевого поражения с помощью препаратов ДНК от здоровых животных, — произнес Всеволод Александрович с улыбкой, выражающей удовлетворение проявленной Юрием догадливостью.

— На взрослых животных? — спросил Юрий.

— А почему нет? Лучевое поражение изменяет устойчивость тканей, вы это прекрасно знаете. Сила сопротивления в облученном объекте подавлена.