– Сто долларов! Это мое последнее предложение.

– Вы ведь отправляетесь на поиски какого-то съеденного путешественника! Какая экспедиция в наше время без своего швейцара! Попробуйте только отказать мне! Так и буду ходить по пятам за вами, обмотавшись этой тряпкой, – в знак протеста против вашего жестокосердия.

– Сто пятьдесят! Если не возьмете деньги и не отстанете от меня, прибью вас, и сгинете под ногами у толпы.

Предложение было отвергнуто, и толпа, окружив распростертое тело бывшего швейцара, начала отсчет. Ливингстон провалялся до «девяти», хотя вполне мог бы подняться уже при счете «семь».

В тот день его еще дважды отправляли в нокдаун, а Сигорский ненароком выбил ему зуб, вышибая из дома одного особо назойливого репортера.

Но даже рукоприкладство не помогало.

Коронный номер уличной программы повторялся неоднократно: подкатывал роскошный «крайслер», и оттуда вываливался махараджа. Ребятишки уже прозвали его «дядя-тетенькой» и перешли с ним на «ты». Более того, угощали его леденцами. Надо было что-то предпринимать, поскольку дело принимало скандальный оборот. Когда в девять вечера швейцар взобрался на леса строящегося напротив дома и, оказавшись вровень с окнами мистера Тео, принялся размахивать пледом, миллионер сдался на милость победителя. Так уж и быть, швейцар отправится в экспедицию; его каюта средняя между каютами прозектора и футбольного судьи, ювелира придется поместить чуть подальше, на отшибе, потому как душевнобольному человеку предписан покой.

В десять вечера поднялась паника.

Пришла телеграмма от мадам Барр, в которой сообщалось, что достопочтенная супруга ученого желает подчеркнуть значимость экспедиции своим личным присутствием при отправлении оной в путь, надеется увидеть мужа живым, а в противном случае будет добиваться официального причисления его к усопшим. Короче, дама пребывает ближайшим пароходом.

Густав Барр заявил, что в таком случае на его участие в экспедиции пусть не рассчитывают.

– Вы же понимаете, – пытался увещевать его мистер Тео, – что общественное мнение не допустит, чтобы я отверг притязания вашей супруги.

– Возможно, вы и правы, – отвечал Густав Барр, который теперь почти не вылезал из кессонной камеры, снабженной большущими вешалками. Правда, на вешалках была развешана не одежда, а колбасы. – Но, если я хоть раз услышу, как жена моя играет на губной гармошке, – клянусь, вашей экспедиции вовсе меня не сыскать, потому как я попросту не выйду из шкафа. Кому придет в голову искать Ливингстона в гардеробе у Стенли!

– Как же нам быть?

– Отправиться в путь неделей раньше! Сошлитесь на приближающийся сезон дождей. Если предполагается засуха, можно сослаться на сушь. Старый испытанный прием в нашем деле.

Таким образом все внезапно изменилось: экспедиция отправляется на неделю раньше объявленного срока. Усопший супруг сбегает от собственной вдовы.

Но вот ведь беда – в команде нет ни единого мало-мальски стоящего человека.

И тут вдруг такой человек подвернулся. Потеха была – обхохочешься!

На квартиру мистера Тео заявился Васич – русский матрос, слепой на один глаз. Худющий, фигура и рост жокея, мощный подбородок, нос крючком, ослепительно рыжая шевелюра, на недостающем глазу черная нашлепка – словом, портрет впечатляющий. Сигорский отворил дверь, и в прихожую хлынул столь насыщенный спиртной дух, что одноглазый лакей пошатнулся, как от удара.

– Что вам угодно?

– Потолковать с хозяином с глазу на глаз.

– С глазу на глаз не получится. Когда мистер Тео принимает посетителей, он отсылает меня из кабинета, значит, у вас на двоих будет три глаза. А если понадобятся услуги секретаря, опять-таки один глаз будет лишним.

Рыжий матрос деликатно отстранил шутника, отчего тот врезался в ширму, проломил перегородку и влетел в кухню. А Васич как ни в чем не бывало с достоинством прошествовал к гостиной. Дверь открывалась наружу, но откуда же это было знать незваному визитеру! Он поднажал плечом, и обе створки тотчас проломились. На шум из спальни выскочил мистер Тео с револьвером в руках.

– Что вам нужно?!

– Мне без разницы, только не сладкое. Ликеры терпеть не могу! Меня зовут Васич. Я служил боцманом на рыболовном судне «Пьяный кит», а в данный момент оказался на мели. Капитан, жестокая тварь, выбил мне глаз.

– По-моему, для матросской жизни вы слабоваты.

– Ваша правда. Ослабеешь тут, ежели в тюряге полгода прокантуешься. Ведь капитан, бузотер этакий, возьми да и помри от каких-то двух слабеньких тычков.

– Итак, что же вам угодно?

– Ежели найдется в доме головка красного лука, спасибо скажу. Пора обедать, и в животе петухи поют.

До мистера Тео постепенно дошло, что этот рыжий субъект, вопреки своей хилой внешности, отнюдь не слабак.

– Ну как, – поинтересовался между делом Васич, – удалось отыскать кого-нибудь потолковей, кто разбирается в этих ваших экспедициях?

– Надеюсь, профессор Максвелл согласится.

– Профессор – это классно. И все же не мешало бы иметь на борту и настоящего моряка.