– Я иногда думаю, стали бы мы подругами?.. Я хочу сказать – если бы она была жива…

– Не сомневаюсь, что между вами сложились бы близкие отношения. Ничто не сравнится с материнской любовью. Отцовская любовь тоже важна, но все-таки это другое. Отец держал нас в железном кулаке. А мама учила нас уважать других людей.

– Должно быть, она тяжело переживает смерть твоего отца, – сказала Кэсси. – Извини, что не выразила своих соболезнований раньше.

– Тебе не стоит об этом волноваться. Да, это стало для нее сильным шоком, тем более что отец умер в день ее шестидесятилетия.

– Да, я слышала об этом. – Кэсси подняла глаза на Себастьяна: – С ним случился сердечный приступ?

Себастьян сдержанно кивнул:

– Всю свою жизнь я жил с сознанием, что после его смерти стану королем. В результате я, можно сказать, сросся с чувством этого долга. Но все произошло так внезапно и так быстро…

– Да, я понимаю, – мягко сказала Кэсси.

– Но хватит пока об этом, – с улыбкой сказал Себастьян, но улыбка не коснулась его глаз. – Я хотел поговорить с тобой о детском доме. Неужели для детей-сирот не нашлось другого места, как рядом с тюрьмой?

– Пока с этим не возникало никаких проблем. К тому же в тюрьме созданы условия для женщин с малолетними детьми.

Лоб Себастьяна прорезала морщина.

– Ты хочешь сказать, что в тюрьме находятся дети, чьи матери отбывают наказание?

Кэсси не отвела взгляда в сторону:

– Да. Но это только до тех пор, пока ребенку не исполнится три года. После этого ребенка отдают в какую-нибудь семью, пока мать не закончит отбывать свой срок.

– Но разве тюрьма – место для таких ребятишек? – засомневался Себастьян.

– Любой ребенок, где бы он ни находился, чувствует себя лучше, когда с ним рядом мать. Ребенок ведь не совершал никакого преступления. Почему он не имеет права находиться с мамой?

– Именно в такой ситуации оказался мальчик, который нарисовал для меня картинку?

Кэсси опустила глаза и снова потянулась к бокалу с водой.

– Я же сказала, что не знаю подробностей жизни каждого ребенка, но вполне возможно, что его отняли у матери и не нашлось никакой семьи, которая захотела бы его временно усыновить. И нередки случаи, когда родственники отказываются от таких детей, хотя бы потому, что сами бедны.

За столом наступила звенящая тишина – так, по крайней мере, казалось Кэсси. Сердце так громко колотилось у нее в груди, что она чувствовала пульсацию крови в подушечках пальцев, сжимавших бокал.

– Мне не нравится мысль, что малыши живут под одной крышей с преступницами, – заметил Себастьян. – Вряд ли подобное допустимо в мужской тюрьме.

– Почти девяносто процентов женщин осуждены за мелкие и средней тяжести преступления. В основном это наркоманки. Как правило, это несчастные женщины, жертвы тяжелого детства или детского насилия, которое они пытаются забыть разными способами.

– Ты близко знала таких женщин? – явно заинтересовавшись этой темой, спросил Себастьян.

– Невозможно с ними не познакомиться, находясь в таком ограниченном пространстве, – сказала Кэсси, думая о женщинах, с которыми подружилась, включая Ангелику. – Утрата собственного достоинства больно бьет по человеку, не говоря уже о потери свободы. Как только мой срок подойдет к концу, я уеду из Аристо.

– И чем ты собираешься заняться?

– У меня не такой уж широкий выбор, – с кривоватой улыбкой ответила Кэсси. – Мало кто из работодателей желает иметь дело с бывшими заключенными. Но я бы хотела пойти учиться. Я валяла дурака в школе, но сейчас хотела бы получить хотя бы свидетельство об окончании средней школы. После этого… Кто знает? Лишь бы работа обеспечивала деньгами, чтобы нас… меня прокормить.

– Говорят, что твой отец тебе ничего не оставил?

Кэсси хмыкнула:

– Верно. Смешно, правда? Он оставил все каким-то дальним кузенам. Как будто предчувствовал, что я столкну его в ту ночь с лестницы.

– Что тогда произошло, Кэсси? – снова спросил Себастьян, внимательно глядя на нее.

Кэсси опустила глаза.

– Мы спорили, – ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций, сказала она. – Сейчас я уже и не вспомню, о чем шел спор, – у меня в голове все перепуталось. Он кричал на меня, я – на него, а потом… – Кэсси крепко закрыла глаза, чтобы обрести самообладание. Открыв глаза, она спокойно продолжила, словно обсуждая прогноз погоды на выходные: – Потом вдруг оказалось, что он лежит на полу у основания лестницы. И вот тогда я запаниковала. Попыталась поднять его. Я думала, что он притворяется, чтобы меня испугать, но… – она сглотнула, – но он ни на что не реагировал.

– А кто вызвал полицию?

– Я.

– И они сразу тебя арестовали?

– Нет. – Кэсси покачала головой. – По предварительной версии, смерть наступила в результате несчастного случая, но спустя несколько недель появился свидетель – наш сосед, который сообщил, что слышал, как мы спорили в тот вечер. И после этого все закрутилось. Не прошло и нескольких часов, как на меня уже надели наручники. Я признала себя виновной в убийстве на следующий день.

«Потому что устала давать показания в полиции. К тому же по лицам людей я поняла, что они меня уже приговорили и не поверят ни одному моему слову, – добавила она про себя. – Против меня выступили влиятельные друзья отца. У меня не было шансов оправдаться».