Медсестричка, разительно напоминающая толкиеновскую эльфийку, выскочила как из-под земли и занялась моим товарищем. Я огляделся в поисках то ли укрытия, то ли занятия и обнаружил, что ни Володя-наводчик, ни командир СУ-130 до машины добежать не успели. Их убило тем же снарядом, осколками которого ранило Николая. Через кормовой люк я влетел в самоходку и полез в кресло наводчика, поскольку никто из заряжающих его занять явно не торопился. Тэнгу в этот раз не привередничал, проскочил в машину следом за мной. Со своего места поднялся мехвод, с веселым матерком нахлобучил мне на голову шлемофон, о котором я, естественно, не подумал, подключил его к переговорному устройству и быстро скользнул обратно.

Один из заряжающих показал на орудие и сказал: – Бронебойный!

— Понял! — ответил я и приник к прицелу. Вражеские танки были отчетливо видны. Бывшие французские B-1, Somua, трофейные KB и КВ-2, и было их много, просто до хрена.

На броне, рядом с местом наводчика оказалась прикреплена таблица поправок к прицелу; сверившись с ней, я навел орудие на головной B-1 и выстрелил. Вот насчет попасть… Нет, в танк я попал, но не в тот, в который целился, а в другой, двигавшийся метрах в тридцати позади моей цели. Ну, тоже неплохо. Вторым снарядом я тоже попал. В землю, по ней промахнуться было трудно. Третий снаряд я воткнул туда же, куда и второй, а вот с четвертым мне повезло. Снаряд пропахал борозду в борту одного танка, на фиг своротил ему катки и разорвал гусеницу и, изменив траекторию, воткнулся в борт другого, идущего сзади и сбоку. — Неплохо… — прошептал я.

— Капитан! — раздался в ТПУ голос мехвода.

— Приказано заняться вторыми «Климами», их никто, кроме нас, достать не может.

— Принято! — ответил я. — Передай, большие французы – огнеметные.

— Понял, передам.

Впереди, где-то в километре от нас, на небольшом возвышении стояли пять немецких КВ-2 и методично расстреливали наши орудия ПТО.

Первый снаряд лег неплохо прямо перед крайним правым танком, хотя прямого попадания не было, огонь вести он прекратил. Остальные перенесли свое внимание на нас.

Стрелять по неподвижной цели легко, еще пять снарядов, и КВ-2 замолчали.

Два из них горели, остальные стояли неподвижно, но больше не стреляли.

По нам так и не попали, даже близких разрывов не было.

А вот потом началось веселье. Вражеских танков слишком много, подошли они близко и начали нас доставать. Пробить нашу броню они не могли, но на нервы действовали. Песня всплыла в памяти сама собой, целиться и стрелять стало гораздо легче.

Выстрел, и B-1 идущий прямо на пулеметный дзот, раскидывает гусеницами.

Еще выстрел, и KB застывает грудой изломанного металла.

Заряжающие работают великолепно, мне практически не приходится ждать перезарядки.

Уцелевшие танки пятятся, похоже, атака сорвана.

— Танки справа! — кричит мехвод, в его голосе неприкрытый ужас.

Я развернул перископ вправо, действительно – ужас. Три B-1 прорвались через нашу оборону, оставив за собой выжженную полосу земли, и сейчас выходят по лощине прямо к расположению медсанбата. А на горке, где стоят подбитые КВ-2, немцы разворачивают несколько тяжелых орудий. Пушки-то мы подавим, не проблема, но тогда эти три урода сожгут раненых.

— Что делать будем, капитан? — спрашивает мехвод.

— Сдать назад и развернуться вправо! — командую я. И уже заряжающим: – Бронебойный!

— Есть, командир! — с облегчением говорит водитель и выполняет приказ.

Танки в прицеле, стреляю раз, другой, два танка горят. Третий подбивают пехотинцы.

Но тут и нас достали, машина вздрагивает от сильнейшего удара, из жалюзи моторного отделения выплескивается пламя.

— Хана движку! Уходим! — кричит мехвод. Заряжающие споро распахивают задний люк, выбрасывают из машины нас с Тэнгу, потом выпрыгивают сами и бросаются помогать механику тушить пожар.

— Вниз! — кричит нам из окопа какой-то пехотинец, мы едва успеваем спрыгнуть к нему, когда нас захлестывает волна атакующей немецкой пехоты.

Я успеваю только выхватить пистолет, как вокруг уже закипает рукопашная. Мне повезло, первых дорвавшихся до окопов немцев встретили бойцы окопавшегося здесь стрелкового батальона, дав мне возможность приготовить оружие и оглядеться по сторонам. Я стрелял во всех, кто был рядом. Одетых в неприятельскую форму, разумеется. Вокруг палевой молнией метался Тэнгу, он не кусался, он просто по-волчьи полосовал немцев клыками, удерживая вокруг меня пустое пространство. Малыш не рычал, он молча и сосредоточенно делал свою работу. «Да, — подумал я, — на бои его теперь не выставишь, забракуют». К тому моменту как у меня закончились патроны в обойме, я успел углядеть оброненный кем-то штык от СВТ и прыгнул к нему. За изломом траншеи мне открылась интересная картина – здоровенный немец занес винтовку, казавшуюся в его руках игрушечной, над медсестрой, прикрывавшей собой раненого бойца. В голове у меня промелькнула совершенно неуместная в данный момент фраза «Воткнули арнорский клинок… туда, куда попали». И со сдавленным хихиканьем я воткнул штык в немца, куда смог дотянуться, не вставая с земли. Штык застрял где-то в недрах тушки, а мне на спину свалился кто-то и, сосредоточенно сопя, начал откручивать голову. Правда, продолжалось это недолго, я принял на спину дополнительный вес, лязгнули зубы, хрустнули кости, и тяжесть исчезла. Тэнгу буквально сорвал немца с меня, предварительно перекусив ему шею. Я подхватил оброненную здоровяком винтовку (ему она была уже неинтересна) и вогнал штык в живот немца, который дрожащими руками пытался вставить магазин в MP-40, глядя при этом на Тэнгу с неизбывным ужасом. Я забрал автомат, вставил магазин, но выстрелить не успел. С громовым ревом «Полундра!» вершину холма затопили ребята в черных бушлатах. Живых немцев рядом как-то сразу не оказалось.