Шрифт:
Она ложится… почти… этого достаточно, чтобы я мог видеть ее ноги, даже начало бедер… и груди, в вырезе, без лифчика… я вот тут подумал, в такие моменты вся литература, галантерейная, Гонкуровская, возвышенная или низменная, обычно начинает зашкаливать… «великолепная шелковистая кожа, изгиб спины…» и я чувствую, что просто обязан подхватить этот припев… да только у меня уже не осталось для этого ни желания, ни способностей!.. раньше, это еще куда ни шло!..
А вообще-то, любая литература, будь то академическая, богемная или там салонная, всегда стремится сделать тело плоским и бескровным, чуть что – сразу обморок… писатели, как шакалы, предпочитают падаль… все настоящее и новое их отпугивает… это они называют целомудрием… чтобы почувствовать вдохновение, им достаточно выступающих вен, нескольких красных рубцов на коже, раздутой печени и отечных щиколоток… сгодятся любые мешки с костями или с жиром… но тогда нам было не до изящной словесности… нет!.. Ля Вига тоже всячески подчеркивал свою заинтересованность! я же видел ее довольно близко, и должен признаться, она неплохо сохранилась… бедра, груди, лицо… конечно, она родилась от состоятельных родителей, не от алкоголиков или больных… воспитывалась в лесах, в восточной Пруссии, хорошо питалась… а бедняков с молодости ужасно травмируют унижения и горести! мне-то это хорошо известно…
По правде сказать, в нашем положении, окажись на месте этой неплохо сохранившейся «привлекательной жэншшины» та селедка сверху, Кретцерша, пятнадцатилетняя девушка или столетняя карга, мы все равно должны были быть сильно польщены оказанной нам честью… и крайне возбуждены!.. ведь она принимала нас почти в неглиже среди вышивок, шелков, муслинов… не могли же мы выказать ей свое пренебрежение!.. о Господи, нет!.. уж лучше сразу цианистый калий!
Что она там еще бормочет?… какие-то банальности… ах, Берлин горит!.. черт побери, мы и сами это видим!.. англичане – настоящие чудовища… ну и что с того?…
О, да она смахивает слезу! сейчас заплачет… две слезы!.. и носовой платочек…
– Вы знаете, мсье, раньше по вторникам я ездила в Берлин, а больше уж не поеду!
Опять слезы… мы не остаемся безучастными…
– Меня всегда возил ландрат… у него есть машина!.. а здесь у нас ничего нет… больше ничего!..
И снова слезы… она рассказывает мне про свою маникюршу, что осталась в Берлине… и ее парикмахер, и портниха, и массажист – все в Берлине!.. а кстати, где же ландрат?… он же должен был прийти на завтрак… и не говорите!.. наверное, все попрятались в подвалах!.. она улыбается… и мы тоже… массажист, ландрат, портниха – все сидят в своих норах!.. хотя толком нам тут ничего не известно… мы просто видим, что там бомбят… и что все вокруг трясется…
И действительно, все кругом трясется, даже здесь… и вдруг тяжелая драпировка рушится!.. вместе с металлическим карнизом! рррак! все обваливается!.. почти мгновенно!.. калека – на спине Николя! этого гиганта! вне себя!.. вот так номер!.. он таращит на нас свои зенки!
– Schweine! свиньи!.. raus! raus!.. пошли вон!
Я вам перевожу… этот калека не говорит по-французски… только по-немецки…
– Spione! Spione!.. lauter Spione!
Ага, мы уже не свиньи, мы шпионы!..
– Почему их до сих пор не выставили вон?… Spione! Spione! ах так! Nikolas!
Гигант протягивает ему охотничье ружье… он целится в нас сверху, со своего насеста, можно сказать, в упор… метров с четырех, пяти… нужно что-то предпринимать, но тут Изис, только что лежавшая в томной позе и обольщавшая нас своими бедрами и рыданиями… вдруг вскакивает!.. настоящая тигрица! выхватывает у него винтовку! швыряет ее в другой угол комнаты! а потом и его вслед за ней!.. он летит головой вперед!.. и орет: шлюха!.. шлюха!.. два раза!.. затем валится на ковер… и вдруг замирает… пускает слюни, дрожит, хрипит… ах, нуда, все ясно, это мне знакомо… он кусает свой язык… бьется в конвульсиях, кричит… да это вовсе не простое нарушение болевой и температурной чувствительности… кое-что похлеще! этот сын фон Лейдена – эпилептик… он продолжает извиваться на ковре… безусловно!.. все признаки налицо… а Изис меня удивила, ну и хватка!.. как она его разоружила! он и глазом моргнуть не успел! воистину завидная реакция и точность!.. думаю, Харрас знал, что этот калека опасен…
– Видите, доктор!.. вы же сами видите!
Ну еще бы мне не видеть!.. он будет изгибаться и пускать слюни еще примерно час.
– Это все из ревности!.. и еще из-за тревоги!.. вот уже два года он не спит… я прошу у вас прощения, доктор!.. и у вас, мсье Ле Виган!.. он уже не понимает, что делает! я бы хотела, чтобы Харрас устроил его в лечебницу в Берлине… в самом деле… в самом деле… я так больше не могу!.. особенно из-за малышки!.. он опасен и для нее!.. он ничего не соображает! и сам страдает!.. такие страдания выше человеческих сил! у него болит спина… сердце… а нервы… вы не представляете! приступы продолжаются целыми ночами!.. может быть, вы могли бы что-нибудь для него сделать, доктор?
– Посмотрим, мадам! посмотрим…
Пока же он бьется в конвульсиях, лежа на спине… у наших ног… его обрубки вздрагивают… руки как будто борются с ковром… шея так изогнута, что головы не видно в складках одежды, изо рта выступила пена, на подбородке – кровь…
– Вот видите, доктор!.. такое с ним происходит по крайней мере два раза в неделю… припадки становятся все сильнее и сильнее…
– Конечно, лучше бы его отправить в другое место… на лечение… не оставлять здесь под этими бомбежками… например, в Швейцарию…
– Он ни за что не захочет уезжать! он слишком ревнив!
– Мы поговорим об этом с Харрасом…
– О, вряд ли он вернется!
– Сколько длятся эти припадки?
– Всегда по-разному! verschieden!.. десять минут!.. два часа!.. все врачи советуют ждать… чтобы он обязательно спал… три часа… четыре часа… но хорошо ли это?
– Превосходно!.. а чем вы его лечите?
– Посмотрите!
Она подводит меня к шкафу с лекарствами… все, что нужно! я вижу… все… порошки… ампулы… флаконы… люминал… обезболивающее… морфин… героин… есть, чем его угостить!.. я уточняю… а сколько лекарств она ему дает?… сколько ампул?