— Гниёт, — покачал головой Адамович. — Будешь цеплять?

Я отказался: без машин и механизмов ничего не сделать. Монах был прав: никому не взять того, что ему не принадлежит!

После ужина, когда устроились покурить на прогретом за день солнцем крылечке, приятель чуть слышно спросил:

— Сомневаешься? — не дожидаясь ответа он ушёл в дом и вернулся с небольшой шкатулкой. — Вот, семейная реликвия. Это мастер в лесу нашёл, когда за иезуитами подглядывал.

Я открыл крышку шкатулки и увидел старинную золотую монету с незнакомым профилем на аверсе и ясно различимым словом «рекс» — «король»! Значит, сокровища «ордена шпионов» действительно существуют?!

«Общество Иисуса» до сих пор живо. Пусть «орден шпионов» лишился прежнего могущества и потерял былую силу, но у него ещё остался нерастраченным древний смертельный яд и множество неразгаданных тайн, в том числе тайны некогда превращённых в клады сокровищ…

Образ лейтенанта Шмидта — с фигурой Дон-Кихота и горящим взглядом революционного пророка — старательно создавался большевистской пропагандой в литературе и кинематографе. Петра Петровича умело показывали тонким, чутким человеком, лишённым семейного счастья, завязавшего со случайной попутчицей в поезде трогательный роман в письмах. Некоторые историки писали, будто бы жена отставного лейтенанта чуть ли не доносила о его революционных настроениях в охранку. Но документов, подтверждающих эти измышления, обнаружено не было. Наоборот, Доминика Гавриловна Шмидт как верная собака служила своему странному мужу, кочевала за ним по всей необъятной империи, терпела холод и неустроенность быта, родила ему сына Евгения, лечила больного мужа и только под давлением обстоятельств, созданных самим психически нездоровым Шмидтом, ушла от него. Лишённый «семейного тепла и уюта революционный лейтенант» так вёл себя во время припадков, что напугал сына, сделав ребёнка больным.

Не понимая и не разделяя истерично-революционных взглядов мужа, Доминика Гавриловна после ареста Шмидта кинулась самоотверженно защищать его, старалась поднять общественность и спасти Петру жизнь. Не её беда, что сделать это не удалось, — Шмидт сам более не хотел жить и был даже рад покончить со всем, громко хлопнув дверью…

Как вспоминала Д. Г. Шмидт, её муж давно обнаруживал признаки психического расстройства, которые до определённого времени не особенно бросались в глаза окружающим и даже сослуживцам. Но она, постоянно видевшая его в домашней обстановке, заметила их раньше всех.

В начале 80-х годов XIX века мичман Пётр Шмидт служил на Черноморском флоте. В один из дней он вдруг явился без вызова к командующему и стал нести перед адмиралом полную ахинею, явно пытаясь что-то доказать. Попытки понять речь мичмана ни к чему не привели. На счастье Петра Шмидта, командующим флотом в те годы был интеллигентный и очень воспитанный адмирал Кумани — он не стал давать официальный ход этому крайне неприятному для офицерского корпуса флота делу, а распорядился вывести неожиданного визитёра из кабинета и со всеми необходимыми предосторожностями доставить в севастопольский военный госпиталь.

— Жара, господа, — многозначительно сказал адмирал штабным офицерам. — Она весьма пагубно влияет на здоровье господ офицеров.

Служащие штаба прекрасно поняли адмирала, и никаких грязных сплетен или слухов о мичмане Шмидте по Севастополю не поползло. А ведь город тогда был совсем невелик.

На флоте всегда служили прекрасные корабельные врачи, и в военных госпиталях также служили люди, не зря дававшие клятву Гиппократа. Две недели мичмана Шмидта обследовали и по выписке из госпиталя, где его привели более или менее в норму, Пётр Петрович получил двухмесячный отпуск по болезни. Врачи считали, что ему необходимо поправить пошатнувшееся здоровье. В первую очередь — психическое. Преданная жена поскорее увезла больного мичмана подальше от Севастополя, знакомых и начальства в Москву, где поместила мужа в известную и модную психиатрическую клинику Савей-Могилевича. Не стоит верить советской пропаганде, что семейство Шмидтов постоянно бедствовало. В одном из частных писем Шмидт писал, что взял в государственном банке со своего счёта двенадцать тысяч рублей и отдал их жене. Двенадцать тысяч в последней четверти XIX века составляли очень приличную сумму. Дойная, хорошей породы корова стоила менее десяти рублей!

Видимо, дела с психическим состоянием господина мичмана обстояли не самым блестящим образом, поскольку, выписавшись из клиники, Пётр Шмидт отравил прошение государю императору Александру III об отставке.

В те времена офицеры были более свободны, чем при советской власти, очень жёстко регламентировавшей прохождение службы и, при увольнении в запас до положенного срока, фактически оставлявшей офицера без средств к существованию. Мичман Пётр Шмидт получил отставку: просьбу государь император удовлетворил 24 июня 1889 года.

Уволенный со службы по болезни бывший мичман не мог найти себе дела по душе и постоянно возвращался к теме службы на флоте. Наконец, Шмидт решается пройти освидетельствование военно-врачебной комиссией. Специалисты в области психиатрии не раз отмечали, что многие психические расстройства носят как бы циклический характер: случается, болезнь временно отступает и человек достаточно долго ведёт себя вполне нормально. Зато потом болезнь резко усиливает натиск. Скорее всего, военные врачи обследовали Шмидта в период так называемой ремиссии, когда болезнь временно отступила, — иначе его не могли признать годным к дальнейшему прохождению службы. Бывший, а теперь уже вновь состоящий на службе мичман получил назначение в Сибирский экипаж на эскадру Тихоокеанского флота. Жена с пятилетним сыном отправились в долгое путешествие следом за мужем и отцом.