Шрифт:
Чаадаев. Не надо так… обижать меня… Я тоже бедный человек.
Александр. Прости меня… я больше никогда тебя не обижу…
Чаадаев. Не надо больше… В тебе сердце, и во мне сердце…
Александр. Я теперь один добуду вольность, никого не стану просить.
Чаадаев. Как же… каким средством ты добудешь вольность один?
Александр. Сейчас не знаю, но я выдумаю средство.
Чаадаев. Выдумаешь? Как же ты его выдумаешь?
Александр. Не знаю… Я буду биться в неволе…
Чаадаев. Трудное твое средство!
Александр. Трудное… Но пока живой, я буду биться в неволе.
Чаадаев. Другие не бьются, а порхают в клетке, — подлецы!
Александр. Подлецы!
Стук в дверь. Является Дельвиг.
Дельвиг. Здравствуйте, господа… Здравствуйте, Петр Яковлевич! Я к месту или нет?
Чаадаев. Садись, садись, Антон Антонович, — честь и место, честь и место.
Дельвиг (поднимая с пола пистолеты). Кто дрался? Пушкин! С кем?
Александр. С противником.
Дельвиг. А где он?
Александр. Я его к тебе послал — занять денег и купить вина.
Дельвиг. Значит, мы с ним разминулись, как жалко: я бы вызвал его! Зачем ты дерешься, Саша, с кем попало? Дерись со мной, я тебя давно прошу.
Александр. Зачем с тобой драться?
Дельвиг. Я уже говорил, — я буду постоянно при тебе в должности трупа.
Чаадаев. Ах, Дельвиг, вон вы какой!
Дельвиг. Какой? Я сам себя не вижу.
Чаадаев. Вы славный, Дельвиг… Я второй день постничаю, давайте поедим немного.
Александр. Горького хлеба?
Чаадаев. Нынче хлеб наш сладкий, — мы этот хлеб отработаем.
Александр. Как мы его отработаем?
Чаадаев. Честью сердца, может быть — жертвой своей жизни.
Александр. Давай тогда его кушать!
Дельвиг. Саша, завтра у нас экзамены!
Александр. Пусть!
Дельвиг. Что — пусть? Слышно, Державин будет. Что ты прочтешь из русской словесности? Прочти стихи самого Державина.
Александр. Я свои стихи прочту.
Дельвиг. Которые, Саша?
Александр. Новые стихи, я их сочиню нынче в ночи. Я давно их задумал — стихи о вольности…
Чаадаев. Не надо, не надо, Пушкин! Сочини эти стихи после экзамена.
Александр. Я хочу сочинить их нынче.
Дельвиг. Прочитай что-нибудь прелестное и тихое.
Александр. Иди ты прочь!
Чаадаев. Прочитай им «Воспоминания в Царском Селе». В нем сокрыта слава русского народа, там поминается Державин, там музыка великой нашей мощи…
В дверь слышится слабый стук; его не слышат действующие на сцене лица.
Александр (улыбаясь). А правда, там есть мощь России против ее врагов:
Да снова стройный глас герою в честь прольется, И струны трепетны посыплют огнь в сердца, И ратник молодой вскипит и содрогнется При звуках бранного певца.Входят Пущин, за ним Кюхельбекер.
Пущин. «И ратник молодой вскипит и содрогнется при звуках бранного певца». Можно к вам, господа?
Все здороваются и приветствуют друг друга. Чаадаев по-холостяцки, то есть небрежно и быстро, собирает на стол угощение, доставая кое-что из скудных своих запасов.
Кюхельбекер (Александру). Скажи мне, как ты соединяешь в стихах своих силу с музыкой?
Александр. Не знаю.
Кюхельбекер. Лжешь! Как же ты пишешь, когда не знаешь? Так не бывает!