Митя. По очереди. Больше всего отца, потом меня, а себя меньше всех.

Дуся. А надо, чтоб она тебя любила больше всех, тогда бы она умирать не стала.

Митя. Лучше б ты умерла, а не мама.

Дуся (вставая с ковра).Лучше… Давай я тебя умою, ты на трубочиста похож.

Митя. Ты нянькой и кухаркой у нас будешь?

Дуся. Там видно будет.

Митя. А гулять потом пойдешь со мной?

Дуся. Пойду.

Митя. Я скажу дяде, чтоб в няньки тебя нанял. А то он ищет-ищет, нету никого. Все кухарки — гадюки, говорит, в летчики и ученые учиться пошли.

Дуся выходит в это время в дверь (направо или налево) на кухню и приносит оттуда таз с водой, мыло, мочалку и полотенце. Она ставит таз на стул или табуретку, быстро нагибает голову Мити над тазом — моет и мылит ее.

Митя. Вода холодная. Что ж ты, гадюка, не согрела на примусе. Тебя в летчики не приняли.

Дуся. Не очень холодная. Ничего. Потерпишь, потерпишь… Дядя-то когда придет домой?

Митя. А почем я знаю. Либо вечером, либо завтра. Еда на кухне стоит — и обед, и ужин. Я тебя угощу.

Дуся. Спасибо.

Митя. Не карябай голову ногтями своими! Смывай мыло, тебе говорят!

Дуся. Смываю. Кто твой дядя?

Митя. Дурак, ты сама сказала. С разными тетками водится, хочет мне новую мать привести. Как приведет, так я уйду из дома в приют. Возьму один мамин портрет и уйду… В глаза попало, (хрипло)безрукая, чума тебя забери!

Дуся. Сейчас-сейчас. Сейчас все кончится. Как тебя зовут?

Митя. Димитрий Авдотьич.

Дуся. Такого отчества нет.

Митя. По матери: я по отцу не зовусь.

Дуся. Твоя мать мне тезка.

Митя. Она мыла голову — когтями не карябалась.

Дуся. Больше не буду. Все.

Дуся вытирает полотенцем голову Мити.

Митя. Давай обедать. Ты будешь есть?

Дуся. Сначала ты, потом я.

Митя. Что останется.

Митя идет в кухню и приносит оттуда кастрюлю и две ложки в ней, торчащие черенками вверх, и ставит кастрюлю на стол под портретом матери.

Митя. Давай кашу есть. Бери ложку. Я один есть не буду.

Митя и Дуся едят кашу из кастрюли. Природа за окнами изменилась за время действия, снаружи стало вечереть.

Митя (показывая ложкой на окно).Там моя бабушка в избушке живет. Больше всех она любила маму, а теперь меня. Пусть живет.

Дуся. Старая?

Митя. Сто лет.

Дуся. Она скоро умрет.

Митя. Нет, ей умирать нельзя. Ей пора, а она не может.

Дуся. Отчего — не может? К ней смерть не приходит?

Митя. Приходит, а бабушка боится меня одного на свете оставить — как я буду жить? — и не умирает. Она ждет, когда я вырасту, стану старым, приду к ней жить в избушку, тогда уж она и помрет. Она велела мне глаза ей закрыть.

За окнами жилища свечерело вовсе, — синие поздние сумерки; запели сверчки в окрестности.

Митя (указывая в даль за окном).Вон там моя бабушка живет: далеко-далеко. Я не вижу.

В дали, в синей тьме вспыхнул одинокий скромный огонек.

Митя. Это бабушка лампу зажгла. Она прийти ко мне не может — у ней ноги не идут.

Вдалеке, где засветился огонек, постепенно проявляется избушка с крыльцом, покрытая щепой или тесом; в ней два окна, освещенные изнутри; возле избы — две склонившиеся старые ракиты.

Митя. Я к бабушке пойду. Сейчас компот поем и пойду.

Митя приносит из кухни горшок с компотом; ставит горшок на стол.

Дуся. Тебе хорошо, тебя бабушка любит, она не умирает из-за тебя.

Митя. Я тоже не умер из-за нее… Когда мама умерла, я тоже хотел лечь к ней на стол и больше не дышать, потому что она тоже не дышит. Потом мне бабушку жалко стало — ей без меня скучно будет.

Дуся (задумчиво).А где моя бабушка живет?