Шрифт:
Она нашла его в спальне — одеяло надвинуто до подбородка. Включенный телевизор отбрасывает блики света на его лицо, высасывает темноту из его глаз. Кажется, что он уже несколько часов глядит в экран, не мигая.
Кейт легла рядом с ним поверх одеяла.
— Что ты хочешь знать? — спросил он безжизненным голосом.
Равнодушный и холодный.
— Ты давно уже должен был понять, что я всегда хочу знать все, даже если не должна бы.
— А ты и не должна, — ответил он, и несколько минут никто не произносил ни слова.
Кейт смотрела в экран телевизора. Шла одна из тупых программ «Ви-Эйч-Уан» о жизни знаменитостей, в которой принимал участие Тим — рассказывал о новой квартире Натали Портман в Гранмерси-парк. Кейт чуть не написала об этом статью, однако лучший информатор в мире, унаследованный от Пола, специалист в области торговли недвижимостью поклялся, что это маркетинговая уловка компании-застройщика.
— Как много ты хочешь знать?
Она сделала глубокий вдох, который походил, скорее, на судорожный зевок, но воздуха все равно мало.
— Все, я хочу знать все.
Марко вздохнул и поведал историю, которую, возможно, сохранил бы в секрете, не перевали он рубеж четырех процентов знаменитости. Заработав больший рейтинг, он задолжал обществу, и время платить наступило.
— Это история о дождливой ночи, — начал он. — Такой ночи, когда ливень барабанит по крыше, не хочется вылезать из-под одеяла, хочется слушать, как дождь полощет улицы так, что на следующий день все кажется новым и сияющим…
Рассказ уже заворожил Кейт до дрожи. Она пристроилась под одеяло ближе к нему.
— Она хотела остаться дома, но я убедил ее поехать на вечеринку приятеля. Гнал машину, потому что из- за того, что она прокопалась со сборами, мы выехали позже, чем планировали. Даже тогда я опаздывал повсюду.
Марко взъерошил свои волосы.
— Кристина, так ее зовут, — Кристина, выглядела всегда идеально. Я до сих пор отчетливо помню ее летнее белое платьице. Тонкие лямки все сваливались с плеч. Дождь лил так сильно, что мне не было видно даже дорожной разметки.
Он помолчал, словно уже множество раз рассказывал эту историю и знал, где нужно делать паузы для убедительности. Он знал, что можно открыть, а что лучше оставить за кадром.
— Она хотела, чтобы я остановился, а я лишь поддал газу. Посоветовал ей не сходить с ума. Я сказал: «Ты не из тех женщин, что боятся ездить на машине в грозу».
Его грудь поднялась и упала в такт глубокому вдоху.
— Дерево я увидел за мгновение до удара… Я подумал, что смогу проскочить.
Он сделал глоток воды из стакана, стоявшего на прикроватной тумбочке.
— Крыша смялась, словно была сделана из алюминиевой фольги. Когда я услышал ее дыхание, я подумал, что, по крайней мере я не убил ее. По крайней мере, не убил. У нее на сандалиях были такие маленькие серебряные колокольчики. Я подумал — по крайней мере она движется. Внезапно я ощутил в себе неслыханную доселе силищу и выбил дверцу со своей стороны, предварительно разбив стекло кулаком. Рубашка покраснела от крови. Мокрой, липкой и красной.
— Мне очень жаль, — сказала Кейт.
А что еще можно было сказать?
Он продолжил. Она заметила, что темп рассказа ускорился — он хочет рассказать ей все, может, думает, что ему полегчает хотя бы чуточку.
— Когда она посмотрела на меня, я закричал в голос, хотя должен был промолчать, мой крик стал худшим моим поступком. Затем закричала она, а через дыру, где раньше был ее нос, я видел кость ее черепа. Она кричала, а в моей голове билось одно — монстр.
Вот что не дает ему заснуть тринадцать лет — тот крик и то лицо.
Он рассказал, что за все платили ее родители. Отчасти это позволило ему жить в Италии, учиться в кулинарной школе, планировать возвращение в Калифорнию и открытие ресторана в Напа-Вэлли. Вместо этого шесть лет назад ему пришлось прилететь в Нью- Йорк. Он уехал, как только узнал, что она выживет.
Он сделал еще один глоток воды.
— Я не мог вынести всего этого, — сказал он, не глядя на Кейт.
Врачи сказали, что ее психика искалечена навсегда. Потребуются множественные пластические операции и физиотерапия, на которые уйдут годы, и все равно она лишь отдаленно станет походить на прежнюю себя.
— Врач сказал, что главное — научить ее жить без боли. А я ответил, что это невозможно.
Кейт повернулась к нему, однако он продолжал смотреть в пустоту.
— Может, если бы я зарабатывал тогда хорошие деньги, я смог бы ей помочь… — Его голос затих.
Кейт хотелось простить его. Она жаждала понять. Ей хотелось бы верить, что ее он так не бросит. Он не виноват в той аварии. Но случившееся не забудешь, теперь она всегда будет помнить о том, что произошло.
Она не знала, что и сказать, но Марко задал вопрос, на который у нее был ответ.