Она посмотрела на экран, и ее лоб прорезала вертикальная морщина.

— Ну, ты скажешь мне, кто этот Дэн, или мне надо угадывать?

Вместо вранья Тим промолчал. Он не всегда говорил правду, но твердо знал, что вранье только ухудшает все.

— Хорошо, я угадаю, — сказала она, вздернув бровь.

Она выглядела такой непреклонной и твердой в своих намерениях, как пара новых ботинок.

— Я думаю, что Дэн — это Даниэль Маркс — подстилка, которая носит белье, — она скорчила гримасу отвращения, — «Викториас сикрет».

Тим одним глотком допил свой мартини, не отводя взгляда. Кейт, мать ее. Марко, должно быть, рассказал ей все, а про трусы Зо додумала сама.

— Эта Даниэль была сфотографирована у тебя на коленях на вечеринке в честь дня рождения Холли Мэй, на ней было дешевое красное платье.

Чертов Wirelmage.

— Примерно через четыре месяца, то есть на прошлой неделе, ее фото с распродажи одежды от Лиз Ландж для молодых мам появилось на том же веб-сайте, и она выглядела гораздо полнее. Подозреваю, что она потолстела не оттого, что слезла со своей «диеты южного пляжа» [25] .

Зо сделала глубокий вдох и улыбнулась Тиму так же, как это делает ее отец. Мисс Детектив довольна своей сообразительностью. Однако, как бы то ни было, сама она всего этого никогда не разузнала бы.

— Что рассказала тебе Кейт? — медленно спросил он.

Ему необходимо знать, с чем он столкнулся конкретно.

— Ничего, — как выплюнула она, положив обе руки на стол так резко, что вилка со звоном улетела на пол. — Это был блеф. До сего момента.

Молчаливый официант положил чистую вилку на стол.

— Хочешь знать, что меня бесит?

— А существует список?

Она откинула свои черные волосы с лица, заложила прядь за ухо. На ней бриллиантовые серьги — подарок отца на день рождения.

— Я злюсь не на то, что ты обрюхатил какую-то шлюшку, — наклонилась она к нему. — Меня бесит то, что ты скрывал это от меня. Ребенка не спрячешь — он растет, превращается из младенца в малыша, потом в подростка, а затем во взрослого. Младенца не забудешь, не бросишь, не похоронишь.

Она кругом права, он сконцентрировался на собственном дыхании. Если он откроет рот, то всхлипнет, и она сразу одержит победу.

— Я считала тебя мужчиной, — продолжила она, встав и аккуратно сложив салфетку, прежде чем опустить на пустую тарелку. — Хотя, оказывается, я ждала слишком многого.

С тех пор, как Бетани съехала, Бейка не покидало ощущение, что он купил соседнюю квартиру и сломал стены — места, кажется, стало вдвое больше. Он с удовольствием ест в постели, глядя телевизор, оставляет спортивные журналы в туалете. Он стал больше времени проводить дома, сегодня в гости придет Тим, и вместо похода в ресторан, где они бы плотно поужинали и напились, все будет заказано сюда.

— Очень цивилизованно, — сказал Тим, увидев на столе пластиковую упаковку с пиццей и пивом.

— Вот новое, — перебил его Блейк, который пытался показать другу фото новорожденной сводной сестры.

По крайней мере, он все еще единственный сын своего отца. А девочка очаровательна — малютка булькает, улыбается и спит на его груди. Глядя на нее, ему хочется своих детей. Но Тим даже не обратил на снимки внимания.

Он выдал тираду о Даниэль, обозвал ее сукой-шантажисткой, объявил, что завоюет Зо снова.

— Иногда я мечтаю о том, как столкну Даниэль с лестницы.

— Ты же это не всерьез говоришь, — ответил Блейк, испугавшись, что Тим как раз серьезен.

Тот помолчал.

— Конечно не всерьез, засранец.

А затем произошло странное. Блейк видел движения рта Тима, слышал его голос, но ничего сказанного понять не мог. Словно комнату заполнил плотный шум.

— Как думаешь, это сработает? — спросил Тим, в уголке рта которого застыл томатный соус.

Блейк решил не предлагать ему салфетку.

— Тим, — произнес он. — Мне крайне не хочется говорить тебе неприятные вещи, однако мне кажется, что тебе пора смириться с тем, что сопротивление бесполезно.

Неслышимый шум пропал, и внезапно прорезался вопль Тима.

— Что? Это что, цитата твоего нового психоаналитика? Не надо только терапевтировать меня.

Блейк покачал головой.

— Младенец — это навсегда.

Томатная паста текла по подбородку Тима, но он не замечал — его рот распахнулся еще шире.

Блейк разглядывал стол.