Шрифт:
Но сегодняшний вечер был особенным. Отец Павлика уезжал в командировку, и предстояла — в узком семейном кругу — процедура прощания.
Павлик ждал ее и завидовал отцовской выдержке. Все-таки отец потрясающий человек. Едет в Австралию, а впечатление такое, будто собирается прокатиться на дачу. Никаких волнений, никаких долгих сборов. Такси вызвал без запаса времени, случись малейшая задержка — и опоздает на самолет.
Осталось всего полчаса, а отец неспешно поливает цветы на окне, стучит ногтем по горшочкам.
— Пелагея, через неделю побрызгай кактусы, если не забудешь.
Обращение «Пелагея» появилось недавно. Ничего оскорбительного в нем нет. Сейчас ласкательные имена вышли из моды. Ценится свобода отношений, непринужденность, юмор. Да и вообще невозможно представить, чтобы отец сюсюкал.
— Позвонишь оттуда? — спросил Павлик.
— Попытаюсь.
Мама сказала:
— Кажется, там другой временной пояс? Здесь день, а там ночь?
— Там все по-другому, — сказал отец. — Здесь лето, а там зима. И вообще жители ходят вверх ногами.
— Надеюсь, ты легко приспособишься, — сказала мама.
Она тоже не отставала от отца и Павлика. Умела и пошутить, и понять шутку собеседника. Обожала шумные молодежные компании, увлекалась спортом, любила современную музыку.
Что ни говори, а Павлику с родителями повезло. Никаких расхождений во взглядах и вкусах.
Приятно смотреть, как мать состязается в хладнокровии с отцом. Спокойно сидит, вертит ручную кофейную мельницу. Такси будет гудеть у подъезда, останутся последние минуты, но мать не дрогнет — сварит кофе по всем правилам. С пенкой.
Отец и мать одинаковые поклонники кофе.
— И чего тебя гоняют по заграницам? — спросил Павлик. — Ведь совсем дома не живешь.
— Его отправляют уже по инерции, — сказала мама.
— Конечно, — сказал отец. — Когда отправляли в первый раз, то ошиблись. А потом привыкли и махнули рукой.
Никогда отец и мать не хвастались своими служебными успехами. А можно было. Разъезжая по свету, отец умудрился защитить докторскую диссертацию и стать профессором. Павлик видел, какое почтительное приглашение ему прислано из Австралии: «Мистеру Анатолию Д. Савичеву, профессору. Глубокоуважаемый коллега! Выражаем надежду, что Вы окажете нам честь, прибыв на конгресс…» Такое приглашение хочется прочесть торжественным голосом.
Маму тоже ценят на работе. Еще ни разу спокойно не ушла в отпуск: то задержат, то перенесут на зиму — и мать срочно продает курортную путевку, а Павлика отправляет в лагерь. Похоже, что без матери все нефтяное министерство бьется в лихорадке…
— Открыть семейную тайну? — спросил отец. — Знаешь, Пелагея, твоя мать долго отказывалась выйти за меня замуж. Она все предчувствовала.
— Это нетрудно, — сказала мама.
— Я еще был на третьем курсе. И верил, что, получив диплом агронома, поеду работать в деревню. А она говорила: «Не надейся! Попомни мои слова — всю жизнь будешь читать лекции в каком-нибудь Оксфорде!»
— Кажется, я называла Сорбонну, — сказала мама.
— В общем, ты прислушивайся, Пелагея, к ее предсказаниям. Она скрывает, но у нее дар ясновидения…
Мать закончила молоть кофе и отправилась на кухню — колдовать над плитой. Кофе у нее варится на специальной жаровне с песком. И процесс называется «черная магия».
— Ты чего тихий? — спросил отец. — Загрустил?
— Нет, — сказал Павлик.
— Держи хвост морковкой.
Они улыбнулись, взглянув друг на дружку.
7
Отец допивал кофе, когда захлопали двери, затопотало — и будто сквозняком внесло Лисапету Вторую. Незваная гостья стеснения не чувствовала.
— Ой, вы уезжаете, Анатолий Данилыч?! — восхитилась она.
— Надо проветриться, — сказал отец.
— Прямо-прямо в Австралию?!
— С заездом в Конотоп, — сказал Павлик. — Сядь. Не пыли.
Очутившись в любом помещении, Лисапета немедленно начинала его обследовать. Видела книжную полку — кидалась к полке и выдергивала книжки, какие попадутся; видела тарелочку на стене — снимала с гвоздя тарелочку и жадно смотрела, что написано на донышке. Так могло продолжаться без конца.
Сейчас, крутанувшись возле дверей — что в комнате новенького? — Лисапета пощелкала замочками отцовского чемодана, обнюхала стеклянную пепельницу, мимоходом заглянула под стул, поскребла пальцем кактус на окне.
— Я вам не помешала?
— Ничуть, — сказала мама.
— Можете спокойно беседовать, — сказал отец, неторопливо надевая пальто. — До встречи, Пелагея. Не провожайте меня, не надо.
Он поднял вверх ладонь и помотал ею — примерно так, как это сделал бы Жан Габен. Или Тихонов, играющий Штирлица.