— Вы когда-нибудь раньше находили так много тел в одном месте? — спросил он.

Это был такой уместный вопрос и в точности на ту тему, о которой я думала, что я ответила:

— Нет, никогда. И никогда не хочу снова это сделать.

Остальные начали вопить громче. Если я ответила на один вопрос, то могу ответить и на другие. Но потом диктор совершил огромную ошибку, он спросил:

— Каково это?

На это я не буду отвечать. Мои чувства касаются только меня одной. Несколько секунд я боролась за то, чтобы открыть дверцу, упасть в машину, застегнуть ремень и запереть дверцу. И вот я в безопасности, меня больше ни о чем не спросят. Потом Толливер рухнул на сиденье водителя. Он завел машину, и толпа репортеров утихла и расступилась, чтобы дать нам проехать.

Нам повезло, что все они остались у полицейского участка, надеясь получить еще пикантные новости от полиции или агентов Бюро расследований штата. Мы смогли добраться до дома Твайлы без преследователей.

В гараже стояла только машина Твайлы.

Сколько еще времени пройдет, прежде чем она займется похоронами внука. А потом будет судебный процесс и вся сопутствующая ему гласность. Джефф Макгроу не упокоится в мире еще несколько лет, по крайней мере в своей семье.

Толливер остановился за машиной Твайлы и, оставив нашу на стоянке с включенным мотором, вышел с ключами от дома у озера. Он не сказал ни слова. Может, боялся, что, если что-нибудь скажет, я тоже скажу; например, что передумала насчет отъезда.

Пока я ждала, сзади подъехала и остановилась машина. Спустя секунду кто-то постучал в окно. Я нажала кнопку, чтобы опустить стекло. У машины стоял Доук Гарланд, самый прекрасный и невинный человек, какого я когда-либо видела.

— Здравствуйте еще раз, мисс Коннелли, — сказал он.

— Привет. Я забыла сказать вам, как хорошо вы провели поминальную службу. Надеюсь, вы собрали много денег для предстоящих похорон.

— Хвала Господу, думаю, мы уже получили примерно двенадцать тысяч долларов, — ответил он.

— Отлично!

Я была искренне впечатлена. Так много денег в таком бедном местечке, как Доравилл. Если разделить их между семьями шести местных мальчиков, это будет немного, тем более с учетом стоимости похорон в наши дни. Но все равно это будет подспорьем.

— У троих мальчиков имелись похоронные страховки, поэтому их семьям не понадобятся деньги, — словно прочитав мои мысли, сказал Доук. — И мы надеемся получить по крайней мере еще три тысячи благодаря лотерее. Твайла сделала очень щедрое предложение — доплатить все, что мы не выручим в лотерею.

— Это щедро.

— Она отличная женщина. Могу я задать вопрос просто из чистого любопытства, мисс Коннелли?

— Э-э… Хорошо.

— Я не уверен, что когда-нибудь бывал в том старом амбаре за домом Алманда. Где именно был бедный молодой человек?

— Он был в своего рода… Ох, подождите, мне не положено об этом говорить. Простите, копы заставили меня дать обещание.

— Что ж, ходят самые разные слухи, знаете, — заметил он. — Я просто хотел прояснить факты. А где ваш спутник?

— Он вернется через секунду, — ответила я.

Внезапно я почувствовала себя очень одинокой, хотя была в машине, припаркованной на подъездной дорожке пригородной улицы. Я подпрыгнула, притворившись, что почувствовала вибрацию телефона.

— Алло? — сказала я, держа телефон возле уха. — А, привет, шериф. Да, я здесь у дома Твайлы, разговариваю с пастором Гарландом. Он стоит прямо здесь, он вам нужен? Нет? Хорошо.

Я посмотрела на священника с извиняющимся выражением лица, тот улыбнулся и помахал, а потом двинулся к дому. Я продолжала вести притворную беседу, до тех пор пока он не вошел через заднюю дверь.

Чувствуя себя полной идиоткой, я ощутила облегчение оттого, что он ушел. Где, черт побери, Толливер? Почему он так долго?

Я повернулась на сиденье и начала расстегивать привязной ремень. Пойду и выясню, что его задержало. Я тревожилась не на шутку, меня беспокоило ощущение, что я просмотрела что-то очень важное.

Что-то, касающееся девятого мальчика, который выжил.

Я перестала возиться с ремнем и призадумалась. Личность мальчика установили. Он был в безопасности в больнице Ашвилла. Может, он никогда не заговорит о том, что с ним случилось, но, вероятнее всего, заговорит — когда привыкнет к тому, что он в безопасности и почувствует себя лучше физически. И когда он начнет говорить, то назовет второго убийцу, если и вправду есть второй. Но что, если он ни разу не видел второго убийцу? Возможно, его держали в конюшне, потому что его похитил Том Алманд, один лишь Том Алманд? Что, если Алманд в первый и единственный раз заставил сына помочь ему, и именно это толкнуло Чака на отчаянный поступок. Может, у Алманда не было шанса поделиться своей добычей, прежде чем его раскрыли. Тогда у его сообщника имелось еще больше шансов выкрутиться.

И Доук Гарланд не был преступником. Он только что спросил меня, где держали мальчика. Если бы он был вторым убийцей, он знал бы это. Если же он только пытался запутать дело, то мог бы просто вообще ничего не говорить. Это не повлияло бы на то, что я думаю. Почему же он задал мне этот вопрос, если только и вправду ничего не знал?

Но кто-то знал, кто-то, с кем я недавно разговаривала. Кто-то сказал, что мальчик был под полом в стойле или что-нибудь в таком роде.

Кто это был? Мы встречались с таким множеством людей. Явно не Манфред, и не Рейн, и ни один из полицейских — им и положено было об этом знать. Тогда кто? С кем я разговаривала? С леди из похоронного бюро, Кледой как ее там… Нет, не она.