— Мне так жаль все эти семьи.

— Что ж, по крайней мере, есть одна счастливая семья. Родственники того мальчика, которого нашли под стойлом, наверняка сегодня радуются. — Он кивнул и свернул в маленький коридор, слева и справа там были двери в кабинеты.

На всех в Доравилле повлияли эти преступления, хотя я догадывалась, что влияние уменьшалось из-за эмоциональной отдаленности от эпицентра — места массовых убийств.

Теперь, подумав об этом, я чувствовала себя слегка глупо. Это было сумасшествием — предупреждать Манфреда. Он был старше. Но он был невысоким, привлекательным и — сейчас — беззащитным. А еще он был здесь чужаком, и его бы не хватились так быстро, как хватились бы одного из местных мальчиков. Это было сумасшествием, потому что, если посмотреть на дело с точки зрения логики, оставшийся на свободе убийца — убийца, который, похоже, беспокоил только меня, — никоим образом не смог бы забрать еще одного мальчика. Все наблюдали, все были настороже, все были подозрительны, по крайней мере раньше. Но это уже другая история.

Страшилище сидело в тюрьме, его раздражающий сын был мертв, последняя жертва находилась в безопасности в больнице и должна была выжить. Счастливый конец почти для всех.

Я слышала, что говорившие об этом люди даже не слишком огорчались из-за бедного Чака, потому что он все равно был бы слишком сражен смертью отца. Все решили, что Чак помогал отцу справляться с мальчиками и именно вина заставила его пожертвовать собой. Возможно, он искупил свои грехи.

Возможно, часть таких рассуждений была правдивой.

Но если бы Чак был жив, то был бы сейчас на волосок от смерти. Потому что партнер его отца заподозрил бы, что Чак знает, кто он такой, даже если мальчик не знал. Поэтому кто-то был воистину счастлив, что Чак мертв, и имел веские причины для такого счастья.

Я подумала обо всех хороших вещах, которые видела в Доравилле, обо всех милых людях, с которыми здесь встретилась. Но в траве этого приятного горного городка таилась змея, причем огромная змея.

Доравилл не заслуживал того, чтобы его погрузили в такой ужас.

Когда Толливер остановил рядом со мной машину, я забралась в нее, и, не говоря ни слова, мы поехали к старой ферме Дэвей, месту, где было столько холодных могил.

Там были Клавин и Стюарт, и в кои-то веки я не испытала неудовольствия при виде их. Они измеряли местность и делали очередные снимки строения — как оно ориентировано по отношению к дороге, — окружающей местности и всего другого, что им приходило в голову.

Мы с Толливером вышли из машины и молча наблюдали за ними несколько минут.

Они были заняты и не склонны разговаривать. Каждый коп пытался притворяться, что не видит нас. Тут все сильнее задувал ветер, было зябко, хотя яркое солнце слегка смягчало холод.

Я сбросила тяжелую куртку, надела голубую толстовку, стянула капюшон вокруг лица и сунула руки в карманы. Толливер обхватил меня рукой и поцеловал в щеку.

Словно по сигналу, два человека из Бюро расследований штата приблизились к нам.

— Вы дали показания в полицейском участке насчет вчерашнего? — спросил Клавин.

— Нет. Мы сделаем это перед тем, как покинем город. Мы просто хотели задать несколько вопросов, посмотрим, сумеете ли вы на них ответить, — сказала я. — Полагаю, пройдет много времени, прежде чем тесты тех бедных мальчиков будут сделаны.

— Что вы хотите знать? — кивнув, спросил Стюарт. — Думаю, вы имеете право на пару ответов, поскольку это вы их нашли.

То была свежая точка зрения, с которой Клавин не обязательно должен согласиться.

— Я хочу знать, кормили ли их и заботились ли о них после того, как схватили, — сказала я. — Или, может, их усыпили. Я хочу знать, пытались ли продлить им жизнь.

Оба агента застыли. Клавин теребил крошечный цифровой фотоаппарат, Стюарт загружал какие-то небольшие аппараты в кузов взятого в прокате внедорожника.

— А что? — удивился Стюарт. — Почему вы хотите об этом знать, мисс Коннелли?

— Я думаю, не участвовало ли в пытках мальчиков больше одного человека, потому что сильно подозреваю: Том Алманд работал не один, у него был приятель-убийца, который помогал ему справиться с бедными мальчиками. Некоторые мальчики были уже не маленькими. А Том Алманд — небольшой человечек. Итак, имелась ли у него история, которая заставляла подростков довериться ему достаточно, чтобы попасть в ситуацию, из которой не было выхода? Или у него имелась сильная правая рука, человек, заботившийся о том, чтобы они попали в такую ситуацию?

Двое агентов переглянулись, и этого было достаточно.

— Вы должны рассказать людям, — потребовала я. — Они думают, что теперь в безопасности, а это не так.

— Послушайте, мисс Коннелли, — начал Стюарт, — половина их преступной группы у нас в тюрьме. У нас их место для убийств. У нас место, где они избавлялись от трупов. У нас выживший, в безопасности, под охраной. У нас даже их запасное место, где они держали жертвы, по какой бы причине им ни понадобилось такое место: может, они приготовили его на случай, если услышат, что этот участок продан, или поняли, что доехать сюда зимой трудно. Тогда они использовали место в амбаре Алманда. Мы поняли это, потому что в амбаре не так уж много пятен крови. И здесь мы нашли не все вещи. — Он кивнул на старый сарай слева от дома Дэвей.