— Что это с тобой, Роджерс?

— Ничего! Отстань!

— Как скажешь, хотя вообще-то это мой кабинет…

— Скажи, где мой, и я избавлю тебя от своего присутствия.

— Водички дать?

— Флоу! Не зли меня.

— У тебя проблемы? Давай поговорим об этом.

Рой ошалело посмотрел на Лауру и немного притормозил. Доктор Флоу стояла и улыбалась. Рою вдруг снова нестерпимо захотелось ее поцеловать. Он провел ладонью по лицу и сердито сказал:

— Меня бесят такие бабы, только и всего.

— Какие?

— Как Эбигейл. Жеманные, лживые, неестественные. Занимающиеся благотворительностью, о которой их никто не просит. Лезущие в чужую жизнь под предлогом устройства оной…

— Спокойнее, доктор, у вас давление повысится. Ты чего так разошелся-то? Про невест услышал?

— Ненавижу, когда меня пристраивают в хорошие руки. Особенно если не имеют на это никакого права. Никого не касается, с кем я живу, с кем сплю, что ем, что пью…

— Роджерс, ты, часом, не гей?

— Вот сейчас как дам…

— Тихо, тихо, не шуми. Чего ты так разошелся при упоминании о невестах? У тебя таки есть жена и пятеро детей? Ты дал обет безбрачия? Ты — прости, повторюсь — гей?

— Флоу! Ты играешь с огнем. Я сейчас в бешенстве и не способен нормально аргументировать, поэтому могу просто стукнуть…

— Ты — врач. Тебе драться нельзя. Ой! Я поняла. У тебя несчастная любовь.

— Нет. Но если мы говорим о браке… то жениться я могу только на женщине, которую полюблю всей душой. Которой буду доверять безоговорочно, которую буду уважать и ценить…

— Не ставь крест на невестах Литл-Соноры. Вполне возможно, среди них есть и приличные девушки.

— Лори! Я не буду ходить на все эти приемы.

— Ну на некоторые придется сходить.

— Я нахамлю и буду мучиться.

— А ты не хами.

— Не смогу! Я столько лет завоевывал право жить так, как хочу я сам…

— Рой, ты себя ведешь, как маленький мальчик, который не хочет выходить к гостям, потому что его, мол, поставят на табуретку и заставят читать стишки. Что с тобой?

Рой устало посмотрел на Лауру.

— Спал мало, поэтому, наверное. Лори… ну их всех, пойдем к Сэнди зайдем?

— Пошли. Халат возьми в шкафу. Заодно покажу тебе твой кабинет.

В коридоре их ждала Триш, мать Сэнди. При виде Роя она просияла и радостно вскинулась, но потом в глазах снова засветилась тревога, и Триш неуверенно посмотрела на Лори.

— Можно поговорить с тобой, Лори?

— Конечно. Рой, ты навестишь Сэнди один?

— Конечно.

Он пошел дальше по коридору, стремительный и уверенный, и Лори долго не могла отвести взгляд от его широкой спины, обтянутой белым халатом. Потом повернулась к Триш и спокойно начала:

— Ну и почему ты такая…

Триш тоже смотрела вслед Рою, и губы ее были строго поджаты. Не слушая Лори, она произнесла горько и чуть брезгливо:

— И как такого хорошего парня угораздило связаться с Эбигейл Бриджуотер?!

Лауре Флоу немедленно показалось, что за окном потемнело…

Прошла неделя пребывания Роя Роджерса в родном городе. Как ни странно, он привык довольно быстро. Даже вставать по утрам стал в то же время, что и в детстве.

Работа в больнице оказалась неожиданно захватывающей. Малышку Сэнди они с Лори выписали через пару дней после операции, но она до сих пор приходила с мамой на осмотр. Рой все пытался завязать разговор с Триш, расспросить ее о Филе — но Триш явно избегала сторонних разговоров, торопливо прощалась, благодарила за помощь и уводила Сэнди.

За первую же неделю у него были две интересные грыжи, подвывих бедра, прободение язвы и кесарево сечение с осложненным предлежанием плода. Все операции прошли успешно, и с Роем начали здороваться на улице поголовно все жители — причем по несколько раз в день.

В свободное время он гулял по забытым уголкам своего детства, уходил далеко в прерию или брал у мамы лошадь и ехал верхом. Вспоминал. Оттаивал душой.

Жаль только, Лори его избегала. То есть это у него появилось такое ощущение. После визита в больницу Эбигейл Лапейн Лори Флоу старалась не оставаться с Роем наедине. Работали они слаженно и во всех отношениях прекрасно, но свободное время Лори проводила отдельно.

Сама Эбигейл, к счастью, тоже не искала с ним встреч. Рой был рад этому, потому что вернувшиеся воспоминания все-таки разбудили в душе и боль, и стыд за то, что они с Эбигейл натворили много лет назад…