— Ты что делаешь? — заорал на него Вавочка.

Но тут, к счастью, фыркнула кастрюля. Всё ещё вне себя владелец тенниски разбросал по тарелкам вегетарианскую солянку.

Вышла не еда, а нервотрёпка: каждый думал не столько о насыщении, сколько о том, чтобы выглядеть прилично и не походить ни в чём на сидящего напротив. Владелец тенниски хотел обмакнуть хлеб в соль, но так вышло, что двойник его опередил. Вавочка вышел из себя и сказал, что он думает об опередившем. В ответ тот оскалился из костюма и продолжал чавкать. Тогда Вавочка бросил с грохотом ложку на стол. Тот вздрогнул, но довольно быстро овладел собой, и чавканье возобновилось.

— Посмотрел бы ты на себя в зеркало, козёл! — тихо произнёс Вавочка — и внутренности свело спазмой вчерашнего страха: огромное чёрное зеркало, и кто-то с поразительной, нечеловеческой точностью повторяет в подробностях все твои движения, эхом отдаётся шлёпанье босых ног.

Тот, что в костюме, тоже прервал еду, в глазах его был такой же страх — вспомнил и он. Оба глядели друг на друга, и глаза их становились попеременно то жалкими, то презрительными. Это зеркало? Это Вавочка? Вот этот крысёнок — Вавочка?..

Застыв лицами и не произнеся ни слова, они чужого и своего, солянку всё же прикончили. Владелец костюма поднялся первым.

— Я разогрел, а ты вымой! — приказал владелец тенниски.

— Облезешь! — бросил не оборачиваясь тот. Он был уже в дверях.

Владелец тенниски подскочил к нему, ухватил за плечо, рванул.

— Я разогрел, а ты вымой!!

Здесь должна была наконец случиться драка, и она случилась бы непременно, если бы в коридоре медлительным большим пузырём не всплыло и не булькнуло мелодично всё то же зловещее: «Блюм-блям».

Кто-то опять стоял на рогожном прямоугольнике тряпки перед дверью и, ожидая приближающихся из глубины квартиры шагов, без интереса рассматривал вырубленную в стене фразу десятилетней давности «Вавка — шмакодявка», дважды в процессе текущих ремонтов закрашенную серо-зелёной краской и всё же ещё вполне читаемую. Вот на лице стоящего проступает недовольство, он снова подносит палец к кнопке звонка и…

Серые, как газетный лист, лица Вавочек чуть порозовели, дыхание возобновилось. Тот, что стоял поближе, пошёл и поставил кресло. За дверью мог быть Лёня. И очень даже просто: купил ещё бутылку и вернулся. Это было бы хорошо. Это сразу многое бы распутало. («Что, Лёня, дверью ошибся? Выскочил не туда? Туалет, он у нас тут налево, а направо — выход…»)

Миновав проём, владелец костюма обернулся, и Вавочки чуть не столкнулись.

— Тебя, знаешь, как зовут…

— Меня Владимир Васильевич зовут! — отрезал владелец тенниски и попытался пройти в коридор. Последовало несколько обоюдных толчков, сдавленных возгласов: «Крутой, что ли?» — и наконец оба очутились перед дверью.

— Блюм-блям.

Который в костюме взялся было за пластмассовую шестерёнку, но другой, в тенниске, ухватил его за рукав. Испуганно уставились друг на друга. А если не Лёня?

Костюм молча кивнул на дверь кухни. Двойник так же молча помотал головой — моя, мол, очередь открывать. Сделал попытку прорваться, но был отброшен ударом ноги и тыльной части тела. Вавочка в костюме судорожно щёлкнул замком, чуть приоткрыл дверь — и тот, что в тенниске, во мгновение ока прилип к стене.

Приоткрыл, говорю, дверь и просунул голову на площадку.

— Я сейчас! Моментик! — выпалил он наружу и, даже не успев уяснить, кто там, собственно, пришёл, снова оказался лицом к лицу с двойником, придерживая прикрытую дверь заведённой за спину рукой. Взгляд его был красноречив.

Тот понял, что опять придётся сидеть на кухне, но просто так повернуться и уйти — убеждения не позволили. Не спеша отлепился от стены, заложил руки в карманы и, склонив голову набок, принялся ехидно разглядывать подлую свою копию, которая, делая поочерёдно то страшные, то жалобные глаза, вот уже второй раз выкрикивала: «Сейчас-сейчас!.. Тапочки только надену…»

Усмехнулся презрительно. Ленивым прогулочным шагом, не вынимая рук из карманов, прошёл по коридору, остановился, озабоченно соскоблил ноготком чешуйку краски с выключателя и, отвратительно подмигнув своему отутюженному костюмчику, скрылся в кухне.

— Ну вот, — произнёс Вавочка слабым радостным голосом возвращённого к жизни утопающего. — Я уже…

Он открыл дверь — и даже отшатнулся слегка. Перед ним стояла Лека Трипанова в светлых брючках и белом хлопчатобумажном свитере с вытканным на груди контуром алой розы. В руке она держала только что, видать, скинутый с плеч худенький рюкзачок с десятком душеспасительных брошюрок.

Визит этот сам по себе был событием не очень приятным, а уж при таких обстоятельствах просто принимал форму катастрофы.