Она кивнула, хотя ее подбородок все еще дрожал. Хорошего на самом деле мало, но пути назад уже нет. Никто ничего не может изменить.

Легкий ветерок пронес свой шепот через кроны сосен. Небо сверкало голубизной. Впереди лежала дорога, и простой каменный столб на ней обозначал границу между Америкой и Канадой. Предвкушение в нем на мгновение пересилило страх, и ему вдруг захотелось, чтобы все уже началось, захотелось тронуться уже в путь.

— Я тут испекла... Ты ведь сможешь взять их? Они ведь не слишком тяжелые? — и она протянула ему печенье, завернутое в фольгу.

— Конечно, — он взял печенье и неловко обнял мать, всем сердцем желая дать ей то, чего она так ждала. Он поцеловал ее в щеку, и ее кожа показалась ему похожей на старый шелк. На секунду ему самому захотелось разрыдаться, но потом он подумал об улыбающемся усатом лице Мейджора и отступил на шаг, засовывая печенье в карман куртки.

— Пока, мама.

— Пока, Рей. Веди себя хорошо.

Она постояла еще минуту, и ему вдруг показалась, что она очень легкая, настолько, что даже слабый порыв этого утреннего ветерка мог бы подхватить ее, как пушистые семена одуванчика, и унести прочь. Затем она вернулась в машину и завела мотор. Гэррети стоял и смотрел на нее. Она подняла руку и помахала ему. По ее щекам бежали слезы. Теперь он ясно их видел. Он помахал ей в ответ, она отъехала, а он просто стоял, опустив руки, думая о том, каким должно быть красивым, мужественным и одиноким сейчас выглядит. Но когда машина проехала через ворота, одиночество захлестнуло его, и он снова был просто шестнадцатилетним мальчиком, оказавшимся без поддержки в незнакомом месте.

Он повернулся к дороге. Другой мальчик, тот, темноволосый, наблюдал за тем, как со стоянки отъезжают его родители. На щеке у него был некрасивый шрам. Гэррети подошел к нему и поздоровался.

Темноволосый взглянул на него.

— Привет.

— Меня зовут Рей Гэррети, — сказал Рей, чувствуя себя идиотом.

— А я — Питер МакФриз.

— Готов? — спросил Гэррети.

МакФриз пожал плечами.

— Нервничаю. Это хуже всего.

Гэррети кивнул.

Вдвоем они подошли поближе к дороге и каменному столбу на обочине. За их спинами на стоянку выруливали все новые машины. Какая-то женщина внезапно принялась кричать. Неосознанно Гэррети и МакФриз придвинулись ближе друг к другу. Они не оглядывались назад. Дорога лежала перед ними, черная и широкая.

— Поверхность к полудню сильно разогреется, — сказал вдруг МакФриз. — Я собираюсь держаться поближе к обочине.

Гэррети кивнул. МакФриз задумчиво посмотрел на него.

— Сколько ты весишь?

— Семьдесят два с половиной.

— Я — почти семьдесят шесть. Говорят, чем тяжелее, тем быстрее устаешь, но мне кажется, я в хорошей форме.

Гэррети подумал, что МакФриз не просто в хорошей форме, он в отличной форме. Рей задумался, кто эти они, которые говорят, что чем тяжелее, тем быстрее устаешь, почти спросил это вслух, но решил все же не спрашивать. Прогулка — одна из тех вещей, которые существуют сплошь на апокрифах, талисманах и легендах.

МакФриз сел на землю в тени неподалеку от пары других ребят, и Гэррети, подумав, присел рядом. Казалось, МакФриз совершенно о нем забыл. Гэррети посмотрел на часы. Пять минут девятого. Осталось 55 минут. Нетерпение и предвкушение вернулись, но Гэррети постарался подавить их, напомнив себе, что нужно наслаждаться возможностью отдыха пока она еще есть.

Все, кого он видел, сидели. Сидели группами или по-одиночке; один парень влез на низкую ветвь сосны, стоящей у дороги, и ел нечто похожее на бутерброд с вареньем. Ужасно тощий, он был блондином, и на нем были фиолетовые штаны, а из-под старого зеленого свитера с дырами на локтях виднелась синяя хлопчатобумажная рубашка. Гэррети подумал о худых — как они, долго идут или быстро сгорают?

Парни, сидящие неподалеку от них, разговаривали между собой:

— Я не собираюсь торопиться, — сказал один из них, — Зачем? Ну получу я предупреждение, и что? Надо просто контролировать себя. Самоконтроль — вот ключевое слово. Запомни, кто тебе это первым сказал.

Он оглянулся и заметил Гэррети с МакФризом.

— Вот еще ягнята на заклание. Меня звать Хэнк Олсон, и прогулка для меня — игра, — сказал он без тени улыбки.

Гэррети назвал свое имя, МакФриз тоже рассеянно назвался, по-прежнему глядя на дорогу.

— А я Арт Бейкер, — тихо сказал четвертый. Он говорил с едва заметным южным акцентом. Все четверо обменялись рукопожатиями.

Некоторое время все молчали, потом МакФриз сказал:

— Страшновато, а?

Все закивали, кроме Олсона, который пожал плечами и ухмыльнулся. Гэррети наблюдал за тем, как парень, сидящий на ветке дерева, доел бутерброд, скомкал промасленную бумагу, в которую тот был завернут, и бросил комок через плечо. Этот быстро сгорит, решил Гэррети. И от этой мысли он почувствовал себя немного лучше.

— Видите там отметку, прямо рядом со столбом? — внезапно спросил Олсон.

Все посмотрели в ту сторону. По поверхности дороги метались тени раскачиваемых ветром деревьев; Гэррети не был уверен, действительно ли он что-то видит.

— Это с позапрошлогодней Прогулки осталось, — сказал Олсон, довольно ухмыляясь. — Парень так перепугался, что в девять часов просто замер.

Они молча переживали весь ужас этого события.

— Просто не смог пошевелиться. Он получил свои три предупреждения, а потом в 9:02 ему выписали билет. Прямо там, на линии старта.