Любовный розыгрыш

Аннотация

Одинокая молодая англичанка пытается разыскать своих родителей, которых она не помнит. Газетное объявление не только приводит ее в поместье отцовской семьи, но и помогает обрести собственную. Правда, в поисках счастья героине приходится испытать чувства наложниц, выписываемых по почте, и вступить в противоборство с молодым красавцем, воюющим с любовницами своего похотливого папаши. В запутанной интриге все становится на свои места, когда проясняются родственные отношения героев.

1 — …Полет проходит на высоте тридцати тысяч футов. Прибытие в Кингстон в семнадцать часов по Гринвичу. Температура на острове двадцать восемь градусов, — объявили по бортовому радио. Миссис Гейл взглянула на часы — в двенадцать по местному времени самолет уже приземлится. Осталось каких-то полтора часа. А что ждет впереди? Даст Бог, хоть отогреюсь в жарких краях, подумала молодая женщина, если не душой и сердцем, то просто телом. Там теплое море, пляжи с пальмами, дивные горы с вечной зеленью и водопадами. А в Лондоне промозглый туман, столбик термометра замер на нуле. Брр, поежилась пассажирка и беспокойно заерзала в кресле. А может, было бы лучше остаться дома и подождать, как будут развиваться события? Это же надо — пуститься одной в такое путешествие. Будь жив Питер, разве он отпустил бы ее одну? Да ни за что на свете! Обязательно полетел бы вместе с ней. Но даже не имея рядом верного спутника и друга, разве могла она отказаться от этой поездки? Конечно, нет! Ведь от этого вояжа зависит вся ее жизнь. Нетерпеливо поглядывая на световое табло в ожидании, когда на нем вспыхнут слова «Пристегните ремень безопасности!», женщина ласково поглаживала вынутую из сумочки и зачитанную до дыр газету. Подняв ее перед собой, она в который раз пробежала глазами отчеркнутое красным карандашом объявление, уже давно выученное наизусть. Ох, что же ее ждет? Тревожные думы прервал бодрый голос: — Через пятнадцать минут наш самолет совершит посадку в столице Ямайки… Все и началось с этого самого объявления в лондонской «Дейли пост»: «Вниманию госпожи Нэнси Гейл, урожденной Крессон! Родилась 25.3.46 г. в родильном доме Мотеруэл, Эдинбург. Воспитывалась в детском приюте Святой Магдалины. 25.3.64 г. вышла замуж за Питера Гейла. Просим связаться с нашей конторой по указанному ниже адресу. Для вас имеется крайне важная информация». Лаконичные фразы, простые слова. И тем не менее они настолько взволновали Нэнси, что ей стоило большого труда подавить нервную дрожь, когда она набирала номер мистера Уильяма Редфилда, лондонского адвоката, чей телефон был указан в объявлении. Нэнси сгорала от нетерпения, ведь своих родителей она ищет столько лет. Даже не верится, что наконец-то забрезжил луч надежды. Огорошило уже начало разговора. — На Ямайке? — недоверчиво переспросила Нэнси. — Наверное, тут какая-то ошибка! У меня нет в тех краях никаких родичей, по крайней мере не слышала. Хотя… Может быть, мои следы пытается отыскать какой-нибудь дальний родственник? — А почему бы и нет? — ободряюще произнес адвокат. — Сказочной красоты остров, — не удержался он и с гордостью сообщил, что успел поработать на Ямайке, пока бывшая британская колония не стала независимым государством. К счастью, Уильям Редфилд сумел понять, почему растерявшаяся молодая женщина то смеялась, то чуть не плакала. — Приезжайте немедленно, — решительно сказал он, заканчивая телефонный разговор. И вот она в конторе мистера Редфилда. Внимательно изучив все документы Нэнси, адвокат заявил, что ей необходимо лететь в Кингстон, на остров Ямайка. — Мне очень хочется найти своих родителей, — робко улыбнулась Нэнси, — но это маловероятно… Редфилд приподнял густые седые брови. — Разве? Ведь все подробности совпадают, верно? Я хорошо понимаю ваше состояние, но уверен, что ошибки нет. Голова у Нэнси слегка закружилась, когда адвокат извлек на свет Божий авиабилеты на Ямайку. Из аэропорта Хитроу в Кингстон, из Кингстона в Хитроу. Сверившись с записями, Редфилд сообщил, что для миссис Гейл зарезервирован номер в отеле «Санта Люсия». — Как только вы сообщите мне о времени вылета, — продолжал адвокат, — я свяжусь с Жильбером ди Клементе, моим коллегой, по просьбе которого я вас разыскал. — Может быть, я сама позвоню ему? — осторожно спросила Нэнси. — Это сэкономит вам деньги. — А мне нервы, если все-таки произошла ошибка, добавила она про себя. — Дайте мне, пожалуйста, его телефон или адрес. — Я не имею на это права, — неожиданно заявил адвокат. — Знаю, звучит очень странно, правда? Но таковы данные мне инструкции. Он хочет связаться лично с вами. И если уж его клиент желает оплатить все ваши расходы, то к чему возражать? — Но ваш коллега, наверное, сказал, с какой целью просил дать объявление в газете? — Нэнси снова начала нервничать. — Так обычно поступают, когда кто-то скончался и исполнители воли усопшего ищут его наследника. Не так ли? Уильям Редфилд покачал головой. — Я тоже так это истолковал. Но мистер ди Клементе ничего такого не сказал. Он все время ссылается на своего клиента, и я готов держать пари, что он не настоящий адвокат. Допускаю, что ди Клементе выступает в роли посредника и хочет убедиться, что вы именно та персона, за кого себя выдаете. Однако я бы посоветовал вам не возлагать слишком больших надежд… — Почему же? — быстро спросила Нэнси. — Потому что он намекнул, что наводит и другие справки. Это все, что мне известно. — Меня не интересуют материальные выгоды, — заметила Нэнси. — Меня волнует только одно — найти свои корни. Но если есть какие-то сомнения… Неожиданно голос женщины задрожал, а карие глаза заволокло набежавшими слезами. Полететь на другой конец света только для того, чтобы выяснить, что произошла ошибка, было бы просто катастрофой. Столько раз пыталась она найти свою семью и столько раз приходилось разочаровываться, что теперь она еще больше, чем раньше, боялась открыть душу надежде. Эти поиски превратились в навязчивую идею. Редфилд откашлялся. — Единственное, что я знаю наверняка — ди Клементе хочет видеть вас в Спаниш-Тауне, недалеко от Кингстона. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы вернулись разочарованной. — Меня бы это очень огорчило, — горячо произнесла Нэнси. — Всю жизнь я жаждала узнать хоть что-нибудь про свою мать… На какой-то миг она опустила глаза, но постаралась взять себя в руки. Плакать никак нельзя, иначе у нее никогда не хватит духу вынести возможную неудачу. — Считайте, что это просто поездка в отпуск со всеми оплаченными расходами, — сказал адвокат. — Я даже завидую вам, миссис Гейл. А может, вы возьмете с собой личного советника? Нэнси благодарно улыбнулась: приятно, что Редфилд решил поднять ей настроение шуткой. — Нет, что вы, у меня нет таких денег! Уильям Редфилд рассмеялся. Как ни странно, но молодая дама в выцветшем от стирки простеньком бежевом платьице и дешевых туфельках очаровала обычно сдержанного адвоката. Эта женщина так доверчива и бесхитростна, что ее будет очень легко обидеть. — Будьте осторожны! — вдруг горячо произнес адвокат. — Какой вы добрый! — не удержалась от комплимента Нэнси. — Вечно я попадаю в какие-то истории. Доверяю людям, а они меня нередко предают. На мои объявления кто только не отвечал, но больше — чокнутые и проходимцы, пытавшиеся доказать, что они-то и есть мои давно потерянные родители. Я вам про это уже говорила. — Но никакому чокнутому не пришло в голову оплатить вам поездку на Ямайку, — заметил Редфилд. — Именно на это я и уповаю, — простодушно ответила Нэнси. — Возможно, мистер ди Клементе действует по поручению какого-то моего родственника и я что-то узнаю о своей семье. Я понимаю, было бы благоразумнее не нервничать. Но это все так много значит для меня, мистер Редфилд! Если я найду мать или отца, пусть хоть одного из своих родных, я вас просто расцелую! Уильям Редфилд готов был молиться, чтобы так оно и случилось. Клиентка ушла, а он все еще чувствовал ее крепкое прощальное рукопожатие. Бедняжка, кто знает, что ждет ее на другом конце света? Адвокат вспомнил, каким ледяным тоном разговаривал с ним человек, который ждет миссис Гейл в Спаниш-Тауне. Наверное, надо было бы дать более строгое напутствие. Редфилд вздохнул, понимая, что на таковое у него не хватило бы мужества. Большой жизненный опыт подсказывал адвокату, что долгожданная встреча с родственниками вряд ли принесет Нэнси радость. — Вам тоже бокал карибского пунша, мадам? Нэнси тепло улыбнулась официантке, которая подошла к ее столику на открытой веранде в отеле. Напиток — прохладный, освежающий, тонизирующий — как раз то, что нужно после утомительного путешествия. Англичанка взглянула на карточку с именем, прикрепленную к белоснежной блузке официантки: — Будьте столь любезны, Эдит! Подав гостье напиток, девушка осведомилась: — Простите, вы — миссис Гейл? Нэнси кивнула. — Господин ди Клементе спрашивал о вас. У Нэнси словно гора свалилась с плеч. — Он здесь? — На пляже, — улыбнулась Эдит. — Гарсон вас проводит. Сид! — На пляже? — Нэнси мгновенно осушила бокал и вскочила. Она не очень твердо держалась на ногах, но ведь ей пришлось просидеть столько часов в самолете! Интересно, здесь все адвокаты принимают своих клиентов прямо на пляже? Она последовала за юношей. Время от времени взор непроизвольно останавливался на невероятно синем море, которое на ярком солнце сверкало, как драгоценный камень. Дорожка петляла меж зарослей тропического сада — пальм, гибискусов, огромных цветов каких-то неведомых растений… Провожатый говорил без умолку, но Нэнси стоически терпела его болтовню, которая немного снимала нервное напряжение. Там, на пляже, сейчас находится человек, который может изменить всю ее жизнь. Англичанка едва успевала за облаченным в белые одежды Сидом. Нэнси подпрыгивала от радости и, словно разделяя ее приподнятое настроение, подпрыгивала на спине роскошная каштановая коса. — Где же он? Нэнси стояла у подножия лестницы и нетерпеливо разглядывала пляж. Однако никого, даже отдаленно напоминающего адвоката, она не увидела. — Я ищу человека в котелке, в полосатом костюме и с портфелем, — обратилась к сопровождающему Нэнси. — А это наверняка неподходящее для него место. Сид усмехнулся. — Здесь нет никаких костюмов. Только песок и море, солнышко и загорелые люди! Все прекрасно проводят время, ведь это настоящий рай! — Юноша помолчал, а потом радостно воскликнул: — Я его вижу! Идите за мной, мэм! Сгорая от нетерпения, Нэнси еле сдерживалась, чтобы не побежать. А пульс ее тем не менее бился все быстрее и быстрее, потому что в этот момент на карту были поставлены все ее давние мечты и надежды! Внезапно Сид остановился и торжественно провозгласил: — Господин ди Клементе! Небрежно раскинув руки и ноги на песке, упомянутый господин лежал под сенью ближайшей пальмы. На распластанном теле играли то причудливые тени от колышущихся под ветром пальмовых ветвей, то яркие пятна золотых лучей солнца. Настоящий спящий лев. Вид у «царя природы» довольно величественный. Торс весь вылеплен из твердых мускулов, загорелый атлет выглядел на редкость стройным и привлекательным. Так это и есть мистер ди Клементе? Адвокат? Нэнси едва успела сдержать готовый вырваться возглас недоверия и попыталась собраться с мыслями. — Сид, мне кажется, вы ошиблись… — быстро и тихо зашептала она. — Ничего я не ошибся, — обиделся юноша. — Это он и есть. Нэнси еще раз — более внимательно — взглянула на лежащего под пальмой человека. На вид ему можно дать лет тридцать. В светлых как солома волосах играли лучи солнца. Никаких признаков седины. Похожие на гриву кудри были в полном беспорядке. Густые, взъерошенные, мокрые, будто их владелец только что вылез из воды. Нэнси автоматически отметила, что у господина ди Клементе густые брови цвета меда, а скулы крепкие, резко очерченные солнечным загаром. — Это и есть господин ди Клементе? Вы абсолютно уверены? — шепотом повторила Нэнси. — Абсолютно! — отвечал юноша. — А там, — он указал рукой на море, — его яхта. — О, спасибо! — вяло поблагодарила женщина, устремив взгляд на залив. Сид отошел в сторону и присел в тени, а Нэнси не отводила глаз от элегантной моторной яхты, стоявшей на якоре недалеко от берега. И габариты судна, и его изысканная красота просто кричали о богатстве владельца. Золотые буквы на корме объявляли всему миру, что эта яхта называется «Клементе». Нэнси проследила, куда идет швартовый канат: его конец был несколько раз обмотан вокруг ствола пальмы. Той самой, которая укрывала своей тенью спящего под ней человека. Нэнси подошла поближе. Мужчина не шелохнулся. Вряд ли этот плейбой способен заниматься бизнесом, тем более таким серьезным, как адвокатура. Она-то, глупая, бросив все дела, примчалась сюда с другого конца света, а этот человек и в ус не дует. Ведет себя так, словно на всем свете существуют только он сам, этот песок и эта пальма. Наверняка произошла какая-то ошибка. От горького разочарования у Нэнси свело живот. Кто-то где-то что-то перепутал. Невидящим взором уставившись на море, молодая англичанка готовилась с достоинством принять очередной удар судьбы. Все последние годы она старалась не ждать от жизни слишком многого, но как не волноваться, если наконец-то замаячила перспектива обрести кого-то родного по крови? А еще… вдруг ее попросят оплатить стоимость билета?! — О Боже! — вслух простонала она, преисполненная отчаяния. — Я погибла. У ног Нэнси послышался какой-то шорох, и она быстро посмотрела вниз. Спящий проснулся. Нэнси затаила дыхание. Тяжелая бахрома золотистых ресниц дрогнула. И точно так же дрогнул ее пульс. И в тот же миг женщину словно пригвоздили на месте самые синие из всех когда-либо виденных ею синих глаз. И глаза эти излучали физически непреодолимую силу. — Привет, — лениво произнес обладатель властных синих глаз, кладя руку под голову. Нэнси откашлялась. — Привет! Я искала мистера Жильбера ди Клементе. — Женщина замолчала и глубоко вздохнула. Губы у нее дрожали. Нет, лучше покончить со всеми недоразумениями сразу же. — Кажется, я обратилась не по адресу, да? — Ожидали увидеть кого-то постарше? — лениво улыбнулся мужчина. На мгновение англичанка растерялась от такой проницательности. А затем, заметив в его глазах усмешку, снова обрела дар речи. — Пожалуй, да… — Жильбер ди Клементе — мой отец. — О! Тайна раскрыта! — с облегчением воскликнула Нэнси. — Я знала, что произошла какая-то ошибка. Я так рада! — Еще бы! Нэнси отважилась на дружескую улыбку и попробовала определить, какой у мужчины акцент. Вероятнее всего, французский. — Я рада, что все разъяснилось. Мистер Редфилд сказал, что со мною свяжется господин ди Клементе. Потом официантка в баре сообщила, что сей господин ждет меня на пляже. А когда я увидела вас… Молодой человек вскочил на ноги и представился: — Меня зовут Филипп. — И улыбнулся. На каждой щеке появилась ямочка. — Вы — Нэнси Гейл, как я догадываюсь? — Да! — Все будет хорошо! Женщина с энтузиазмом пожала протянутую руку. Рукопожатие пробудило в Нэнси абсолютно новое, дотоле неизведанное ощущение. У нее вдруг сжалось все внутри от исходившей от этого человека волны сексуальности. Вконец растерянная, женщина быстро взглянула в синие глаза Филиппа и очень об этом пожалела. Он изучал ее с таким откровенным и нескрываемым интересом, что у Нэнси перехватило дыхание. — Слава Богу! — с трудом выдавила она, заставив себя сосредоточиться. — У меня было такое страшное чувство, будто я оказалась жертвой чьей-то злой шутки. Ведь я ожидала увидеть почтенного человека, в деловом костюме и с портфелем. А вы в этот образ никак не вписываетесь. И поэтому я… — Вам нужен мой отец. Фраза прозвучала как утверждение, а не вопрос. — Да, — охотно согласилась Нэнси. — Я… — Как прошел перелет? — поинтересовался мужчина. — Мне казалось, что он никогда не кончится, — усмехнулась Нэнси, прощая джентльмену дурную манеру перебивать собеседника. Женщину словно прорвало, нервное напряжение развязало язык. Она вздохнула и попыталась вести себя сдержанней и с достоинством. — Такой же бесконечной была и поездка из аэропорта. Выбоины на дороге просто невероятные! Меня до сих пор еще качает… — Добираться сюда несколько затруднительно, — признал Филипп. — Но благодаря плохим дорогам в эту часть острова попадает куда меньше туристов. Однако стоит перетерпеть некоторый дискомфорт, чтобы осуществить свою давнюю мечту, верно? Нэнси кивнула. — Целиком с вами согласна! Я никогда ничего не имею против трудностей, если в конце концов они вознаграждаются. В глазах собеседника что-то странно сверкнуло, они на мгновение затянулись ледком. И тотчас же мужчина снова улыбнулся. — Полагаю, вы уже привыкли к плохим дорогам. А у меня ноет каждая косточка, — пожаловалась Нэнси. — Лучше ехать морем, — глубокомысленно изрек Филипп. — Советую вам добираться до аэропорта именно так, когда соберетесь домой. Это и дешевле, и гораздо быстрее. Когда вы уезжаете? — Еще не знаю. — Глаза Нэнси сияли от радости. — Может быть, через две недели, а может быть — никогда. Все зависит от судьбы и от того, что произойдет после моей встречи с вашим отцом. Голос женщины дрожал — ей никак не удавалось скрыть волнение. Филипп лениво кивнул. — И от того, как долго вас удастся выносить скуку в изоляции от всего мира. Англичанка огляделась и вздохнула. — Мне бы здесь не наскучило. Люблю отдаленные места. Я живу в крохотной деревушке и ненавижу толпу. — Вы любите одиночество? — спросил Филипп таким тоном, словно видел в этом недостаток. Нэнси удивилась и пояснила: — Я предпочитаю жить в деревне, но не отказываюсь от хорошей компании. Я была бы абсолютно счастлива, если бы оказалась в глухом лесу, но чтобы рядом был кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить. Филипп глубоко вздохнул. — Мой отец никого не развлекает. Друзей у него мало. — Есть люди, которые любят быть в одиночестве, — вежливо заметила она, удивляясь откровенности собеседника. — Жизнь с моим стариком была бы просто затворничеством, — без обиняков заявил он. — Пожалуй, да, — неуверенно произнесла Нэнси. — Но ведь у него есть вы, разве не так? — Она мягко улыбнулась. — Вам нравится ваш отель? — неожиданно сменил тему Филипп. — Просто роскошный, — расплылась в улыбке англичанка. — Меня обхаживают как принцессу. В холодильнике шампанское, целая корзина экзотических фруктов, комнаты украшены цветами… У меня не хватает слов, чтобы выразить признательность вашему отцу за столь комфортные условия. — Уверен, вы найдете нужные слова. Не сомневаюсь, свой кусок хлеба мой отец получит, — загадочно произнес Филипп. Нэнси от удивления вытаращила глаза. Может, он хочет дать понять, что у господина ди Клементе очень высокие ставки? Однако, кто бы там ни нанял его отца, оплатить услуги эти клиенты, конечно же, в состоянии. А возможно, им так хотелось найти Нэнси, что ради этого они готовы заплатить любые деньги. — Я понимаю, он вправе ожидать достойной оплаты, — задумчиво сказала Нэнси. — И это вполне разумно, потому что выиграть от этого могли бы и он, и я. Ведь ничего нельзя получить просто так, верно? Я, например, считаю, что даже вид из моего отеля должен стоить огромных денег. — Какая практичность! — пробормотал Филипп. — Я собираюсь в свободное время побродить по окрестностям, — восторженно защебетала Нэнси. — Я… О, — вдруг спохватилась она, — если, конечно, это не нарушит расписания, составленного вашим отцом. — Делайте все, что хотите, — заявил Филипп. — Вы хозяйка своего времени. Мой отец болеет. — Болеет! — Эта новость расстроила Нэнси. — О Боже! — Что-то в поведении этого человека было ей не совсем понятно. — Мой отец очень болен, — с какой-то таинственностью повторил Филипп. — Какая жалость! Я с таким нетерпением ждала нашей встречи! — Я ему об этом скажу. У вас немного усталый вид. Будет лучше, если вы присядете, — успокаивающе произнес Филипп и взял женщину за руку. — Если над вами не будет надежного укрытия, ваша нежная кожа просто сгорит от солнца. Ведь вы не хотите вернуться домой с облезшей кожей, верно? — Мгм… конечно, не хочу. — Нэнси позволила усадить себя на мягкий теплый песок. — Хотите пить? — продолжал хлопотать джентльмен. — Спасибо! Я бы с удовольствием выпила чего-нибудь похолоднее. Лучше чего-нибудь фруктового, если можно. — Разумеется! Думаю, вот-вот появится Сид. В голову Нэнси снова закрались сомнения и тревога. — Насколько серьезно болен ваш отец? Филипп внимательно посмотрел на сильно поношенные и многократно чиненые туфли женщины, затем взглянул в ее обеспокоенное лицо. — Он болен слишком серьезно, чтобы встретиться с вами, — мягко сказал он. Нэнси нахмурилась. Возможно, у нее сверх меры разыгралось воображение. А возможно, мужчина ведет себя просто грубо. — Мне очень неприятно это слышать, — искренне сказала женщина, оставляя без внимания последнюю фразу Филиппа. — Что-нибудь очень скверное? — Человек всегда надеется на лучшее, — сурово изрек он. — Не значит ли это, что ваш отец сможет меня принять не скоро? — Голос у Нэнси слегка дрожал. — Если вообще когда-нибудь сможет, — отчеканил Филипп. — О, нет! — Нэнси представила несчастного старика, отчаянно сражающегося со страшным недугом. — Это ужасно! — с сочувствием воскликнула она. — Ужасно, верно? — В глазах Филиппа прыгали чертики. — Когда отец узнает, как вы о нем беспокоились, он будет очень растроган. Сарказм собеседника привел Нэнси в недоумение. — Я сказала лишь то, что думала! — вспылила она. — Вы считаете, что я изрекаю банальности, но мне его действительно очень жалко! Я чувствую жалость к любому, кто болен. — Как трогательно! А меня жизнь сделала циником. — Очень досадно! И вдруг Нэнси как-то сразу перестала думать о Филиппе, даже об его отце — вспомнились собственные проблемы. — Возникает сложная ситуация, — озабоченно сказала она. — У меня билет на самолет годен лишь до восемнадцатого февраля. Осталось меньше двух недель. И ваш отец заплатил за мой номер в гостинице только до этого числа. Что я буду делать? У меня просто нет денег, чтобы продлить срок и дождаться выздоровления мистера ди Клементе. — Досадно, мисс, когда нет денег, — посочувствовал Филипп. От его издевательского тона Нэнси в напряжении замерла. Вряд ли этот человек хоть чем-то поможет ей. Женщина была в полной растерянности. Она с затаенной надеждой взглянула на собеседника: — Я просто не знаю, что же мне делать. — Давайте закажем холодного сока, — предложил Филипп, либо не понимая, в каком отчаянии англичанка, либо просто игнорируя ее озабоченность. Он махнул рукой и этого, по-видимому, оказалось вполне достаточно для Сида, который тотчас же бросился к ним. Последовал обмен фразами на местном наречии, потом Сид ушел, содрогаясь от хохота после какой-то шутки Филиппа. Минуту-другую младший ди Клементе оставался очень милым — именно на такого человека, способного разделить с тобой и веселье, и тяготы жизни, и можно было бы положиться. Женщина порадовалась, что Филипп не такой уж и циник — он был по-настоящему добр с Сидом. Эта мысль придала Нэнси бодрости. — Вы ведь поможете мне, правда? — Конечно, я к вашим услугам! — с готовностью ответил Филипп, но его ледяные синие глаза говорили о том, что слова эти — чистое притворство. — Я дам вам самый лучший совет, на какой только способен, — заверил он. — Умоляю вас! — с волнением попросила Нэнси. — Я не имею ни малейшего представления, как мне поступить. Губы мужчины растянулись в улыбке, но глаза остались равнодушными. — Я полагаю, — с ухмылкой изрек он, — единственное, что вы можете в данной ситуации сделать — это насладиться отдыхом, а восемнадцатого вернуться домой. И надеяться, что отец когда-нибудь устроит вам еще одну поездку сюда. Вот теперь ясно — этот тип просто хочет от нее избавиться. Но почему? Самое вероятное — из-за болезни отца у Филиппа сейчас куча дел и забот. Возможно, он взял на себя всю работу в конторе отца. А тут еще свалилась на голову какая-то англичанка со своими проблемами. И потому он хочет как-то отодвинуть их хотя бы на время. Наверное, у него есть сейчас более насущные дела, которые требуют немедленного решения. Например, выступить в защиту тех своих клиентов, которые обвиняются в совершении преступлений. Но ведь и ее дело тоже огромной важности! Никто и представить себе не может, как ей необходимо увидеться с отцом Филиппа. Надо заручиться помощью его сына. — Вы правы. То, что вы мне предлагаете, абсолютно разумно, — согласилась Нэнси. Ее поразила улыбка, осветившая лицо Филиппа, на сей раз совершенно искренняя. Женщина с радостью улыбнулась в ответ. Она понимала, что сейчас развеет его надежды избавиться от нее. — Однако… Наверное, сейчас я скажу не совсем то, что вам хотелось бы услышать… Мне необходимо остаться здесь до выздоровления мистера ди Клементе. Мужчина пристально взглянул на нее и резко спросил: — Зачем? Нэнси мягко улыбнулась. Ей понравилась решительная попытка Филиппа оградить отца от излишнего беспокойства. — Сейчас, как никогда, моя мечта может осуществиться. И этот момент очень близок! Мне даже подумать страшно, что я упущу этот шанс, который жизнь предоставила мне, и бросив все, уеду. Я просто не могу этого сделать! — Вы только впустую потратите время, — холодно произнес Филипп. — Не думаю. А вдруг ваш отец — мой спаситель? — Голос Нэнси внезапно охрип. — Когда я узнала, что он мне может предложить, я как будто заново родилась. Это то, о чем я всегда мечтала. Честно говоря, я пересекла Атлантический океан только потому, что верила — мои надежды сбудутся! Я знаю, вам трудно понять, как много это для меня значит… — Почему же? Как раз наоборот, я отлично все понимаю. Я в свое время видел немало женщин, таких как вы, которые встречались на пути моего отца, — снисходительно проговорил он. — С блестящими глазами, нетерпеливые, они тоже надеялись, что все в их жизни в корне переменится. Нэнси просияла от восторга. Из слов Филиппа она сделала вывод, что, по-видимому, его отец занимается делами по розыску пропавших без вести или тех, кто ищет своих родителей. — Ваш отец — удивительный человек! — восхищенно сказала она. — На всем острове ни у кого нет такой репутации, как у него, — согласился Филипп. Нэнси решила, что раз достоинства ди Клементе столь высоки, у нее есть основания для того, чтобы здесь остаться. Она крепко сцепила пальцы, почувствовав, как в ней вновь возрождаются надежды. — Если у вас уже был опыт общения с такими женщинами, как я, то вы наверняка поймете, в каком я отчаянии, — сказала Нэнси. Лицо ее оживилось. Она изо всех сил хотела пробудить в Филиппе сочувствие к своим бедам. — Мне необходимо быть здесь. Я должна ждать, пока вашему отцу не станет лучше. Он может изменить мою судьбу. — Нэнси мечтательно улыбнулась. — У меня начнется совершенно новая жизнь; будет кого любить и кто-то станет любить меня… — О мой Бог! — театрально воскликнул Филипп. Нэнси вздрогнула, но тут же вскинула подбородок, твердо решив не поддаваться изменчивому настроению собеседника, которому, видимо, была непонятна ее сентиментальность. Любовь не может вызывать отвращения. И если Филипп воспринимает любовь именно так, он очень многое в жизни теряет. — Знаю, я возлагаю слишком большие надежды… — Продолжайте мечтать, — изрек Филипп с нескрываемым ехидством. — Обязательно! — твердо сказала Нэнси. — И мечты мои сбудутся. Я — романтик и не собираюсь за это просить прощения. Мне все равно, что думаете вы, что думают все! — добавила она, защищая свои убеждения. — С той самой минуты, когда я увидела в газете данное вашим отцом объявление, я так обрадовалась! Я словно порхала по воздуху. А в душе было поровну и восторга и страха. Я уже очень давно не чувствовала себя такой счастливой. Мужчина ухмыльнулся. Ее счастье ничуть его не касалось. — Очень жаль, но вам придется разочароваться. — Он снова лег на песок и закрыл глаза, давая понять, что разговор их окончен. — Отец, конечно, поправится, но не настолько, чтобы встретиться с вами до восемнадцатого. Нэнси нахмурилась. Несговорчивость Филиппа начала ее раздражать. — В таком случае мне придется подыскать какую-нибудь работу, — твердо сказала она. — Это у вас никак не получится, — раздраженно проговорил Филипп. — Если и есть вакантные места, здесь полно желающих из местных жителей. Нэнси не дрогнула. Она выбьет почву из-под этого типа, даже если на пляже придется передвигать каждую песчинку! Нэнси улыбнулась, представив себе, как это будет выглядеть, и сразу же почувствовала себя уверенней. — Я думаю, что вы легко сможете мне помочь, стоит вам лишь захотеть. Филипп пронзил англичанку недобрым взглядом. — Не хотите ли вы сказать, чтобы вас профинансировал я сам? — ледяным тоном осведомился он. — О нет! — Нэнси едва сдерживала раздражение. — Послушайте! На время своей болезни ваш отец наверняка доверил кому-то ведение дел. Не могла бы я поговорить с этим человеком? Я понимаю, что у вас самого тысяча и одна неотложная забота. Я никак не хочу вам мешать. Если бы вы только сказали мне, где находится офис вашего отца, я бы утром отправилась туда и сама бы занялась своими делами. — У отца нет офиса. — Филипп ехидно ухмыльнулся, видя удивление на лице женщины. — Ну, все же существует какое-то место, где ваш отец обычно принимает клиентов, — настаивала Нэнси, не понимая, почему этот человек не хочет ей помочь. — В постели? — поддел Филипп. Глаза женщины сверкнули. — Да, в постели! А почему бы и нет?! — выпалила она, не обращая внимания на оскорбительный тон собеседника. Филипп смерил англичанку высокомерным взглядом, и Нэнси пожалела, что допустила слишком фривольную реплику. Совершенно очевидно, что сейчас в голове мужчины зародились отнюдь не добрые мысли, потому что глаза его вдруг потемнели, а на лице появилось выражение открытой неприязни. Вне сомнения, он считает, что она просто над ним издевается. — Вы подошли к сути дела с поразительной прямотой, которая наводит на меня ужас. Я постараюсь сделать все, чтобы ваши отношения с моим отцом не зашли столь далеко, — отрезал Филипп. Нэнси уловила в его голосе угрозу, по телу ее побежали мурашки. Этот человек настроен к ней откровенно враждебно. Но почему? — Вы начисто лишились чувства юмора! Как и хороших манер! Вам следовало бы мне помогать, коли за это взялся ваш отец, — занервничала женщина. — Если бы только мистер ди Клементе узнал, как… — Не пытайтесь поучать меня! — рявкнул Филипп. — Вы его не увидите, зарубите это себе на носу! Ну, это уж слишком! Нэнси охватила ярость. — А вам не следовало бы мне грубить! — ответила она, стараясь быть сдержанной. — Устройте мне встречу с кем-нибудь из коллег вашего отца. Я уверена, вы могли бы оказать мне такую услугу, пока ваш отец… Филипп резко оборвал ее: — Да, мог бы! Однако, к большому огорчению для вас, я скорее умру, нежели предприму хоть шаг, который помог бы любому из вас! — Что? — еле выдохнула Нэнси. — Поступайте, как хотите! — жестко произнес Филипп. — Никакой помощи от меня вы не дождетесь. И уж если говорить откровенно, миссис Гейл, я бы дал и вам, и моему папаше хорошую дозу крысиного яда. 2 Нэнси от изумления потеряла дар речи. — Не понимаю, почему вы меня так оскорбляете! — воскликнула она, придя в себя. — Вы говорите так, будто ненавидите своего отца. Это ваше личное дело. Но за что же вы ненавидите меня? Почему так враждебно настроены ко мне? Неужели только потому, что на мне одежда из магазина готового платья и что у меня нет денег на приличные туфли? Потому что я не пользуюсь косметикой и не хожу в шикарные парикмахерские? — Я презираю вас за то, чем вы занимаетесь, — прошипел Филипп, окатив женщину волной презрения. С минуту Нэнси молчала. Значит, он знает о ее работе. Но что зазорного в том, что она всего лишь заведующая почтовым отделением? — Послушайте! Может, вам и не по душе мое занятие, но это единственное, чем я могу заработать себе на хлеб… — По-видимому, от ее слов улыбка мужчины стала еще ехиднее. — Думайте, что хотите, — вздохнула Нэнси, сдаваясь. — Я твердо решила встретиться с вашим отцом, хотя бы только для того, чтобы выразить ему свое сочувствие! Бедный родитель! Надеюсь, мой сын никогда не будет таким, как вы… — При одной этой мысли у меня стынет кровь! — съязвил Филипп. — Что-то вас терзает! Скажите же что? — потребовала задетая за живое Нэнси. — Вы так толстокожи, что даже этого не понимаете? Именно вы и есть причина моего состояния. Вы и мой отец! — огрызнулся Филипп. — И не питайте никаких иллюзий на мой счет. Я презираю и вас, и своего отца. Я не стану помогать авантюристкам, жаждущим использовать моего старика в корыстных целях! Вам понятно? У Нэнси перехватило дыхание. Враждебность Филиппа пугала ее. Ненависть этого человека к своему отцу слишком глубока. Что же могло произойти между отцом и сыном и сделать их столь непримиримыми врагами? Нэнси охватил страх. Филипп считает ее союзницей своего отца и, следовательно, своим врагом. Можно биться об заклад, что он приложит все усилия, чтобы испортить ей обедню. — Мне очень жаль, что вы считаете отца своим противником. Ведь это ужасно! — Сама Нэнси отдала бы что угодно, лишь бы иметь родного отца. — Я ищу справедливости, — холодно произнес Филипп. — Не вмешивайтесь в мою жизнь! И не пытайтесь затуманить мне мозги своим сентиментальным бредом о тесных семейных узах! Вы ничего не знаете о том, что здесь происходит! Так что наслаждайтесь комфортом, который вам не по карману, и убирайтесь восвояси. — Этого я сделать не могу, — тихо, но твердо сказала Нэнси. — Очень жаль, что вы не желаете мне помочь, но это никак не меняет моего решения. Я должна увидеть вашего отца. — Ничего не выйдет. Он находится в частной больнице. Посетители туда не допускаются. Никаких телефонных звонков. Нэнси вздохнула. — В таком случае, я его беспокоить не стану. У мистера ди Клементе наверняка есть какой-нибудь коллега, который мог бы мне помочь… — Нет никаких коллег, — отрезал Филипп. Нэнси с трудом подавила отчаяние. — Тогда я позвоню в Лондон своему адвокату. — Она начала терять терпение. — Мистер Редфилд посоветует, куда мне обратиться… — Не тратьте зря время. Редфилд получил строгие указания не разглашать никакой информации. Он лишь должен был разыскать вас, отдать вам авиабилеты. — Но я прилетела в такую даль и не могу теперь отступиться! Я всю жизнь борюсь со всякими трудностями, и найти вашего отца не составит для меня особой проблемы. Я уверена, как только ему станет лучше, он меня примет. Я умею находить к людям подход. — Ничуть не сомневаюсь! С таким телом, как у вас… Ну, это уж слишком! Нэнси резко развернулась и пошла к кромке берега, всем своим видом показывая, что абсолютно уверена в себе и что ей ничего на свете не страшно. На самом же деле ей нужно было время, чтобы все обдумать. Она очень устала с дороги, а ужасный прием, оказанный Филиппом, ее просто потряс. И теперь женщине стоило огромных усилий собраться с мыслями. Приподнятое настроение, в котором она пребывала с утра, растаяло как дым, осталась тяжелая депрессия. И если она хочет осуществить свои планы, следует как можно быстрее взять себя в руки. Нэнси брела по прохладной воде. Ужасно хотелось плакать. Глубокое разочарование лишило Нэнси последних сил. А начало казалось таким обещающим! Она устала бороться. Вот если бы сейчас рядом оказался Питер, обнял бы ее сильными руками! Господи, ну пусть рядом будет хоть одна живая душа, кому она дорога, кто ее поддержит, успокоит, придаст сил. Когда у тебя нет никого, мир становится таким мрачным, а одиночество — невыносимым! Нэнси почти добрела до скал в конце пляжа. Внезапно кто-то сжал ее плечо. Это конечно, Филипп, больше некому. — О, почему вы преследуете меня? — Нэнси была в отчаянии. — Вас необходимо отговорить от встречи с отцом. — Меня нельзя отговорить! Бесполезно! — бросила она через плечо, теряя терпение. Женщина почувствовала, что ее, словно куклу, резко развернули на сто восемьдесят градусов. Филипп и она теперь стояли в опасной близости от набегавшей волны, а напор воды был таким сильным, что Нэнси начала терять равновесие, потому что песок буквально уходил из-под ног. — Осторожней! Филипп подхватил ее, и его руки заскользили по плечам женщины. Абсолютно бессознательно Нэнси вдруг страстно захотелось, чтобы он прижал ее к себе и извинился, чтобы сказал, что во всем ей поможет. А она заплачет и долго сдерживаемые слезы облегчат душу. — Вы мне не нужны! — резко бросила она, не столько в укор ему, сколько ради собственного успокоения. — Вам всегда будут нужны мужчины. Они вам нужны, вы их хотите, вы их вдохновляете, как и они вас. Увы, Филипп был прав. Во всем, кроме вдохновения. Да, если быть до конца честной, мужчины ей действительно нужны и она жаждет общения с ними, а вернее — с одним-единственным… После смерти Питера она и думать не могла о том, чтобы полюбить другого мужчину. Но кое-что бередило ее покой. Например, поцелуи влюбленных парочек, страстные сцены в кинофильмах. Да еще и… собственные воспоминания о любовных ласках в теплую лунную ночь, когда от легкого ветерка колышатся шторы. Это и многое другое все настойчивее пробуждало в ней сексуальные желания, которые искали выхода. Как не хватало Нэнси объятий любимого мужа! Как не хватало счастья и радости супружества! Воспользовавшись тем, что женщина от изумления потеряла дар речи, Филипп не спеша стал с нескрываемым интересом разглядывать ее. Эта беспардонность привела Нэнси в ярость. — Что вы на меня уставились?! — прохрипела она, пытаясь гневом защитить себя от непреодолимой мужской привлекательности Филиппа. — Приглашение и упрек! Скромность девочки-малышки и сексуальность взрослой женщины. Сдержанность и невинность. И тем не менее, это тело способно разжечь пламя в любом. Какую же радость вы должны доставлять похотливым старым сатирам! — Ч-т-о? — еле выдохнула Нэнси. — Ведь для тех, у кого понижена мужская потенция, очень важно, если их сумеют сразу же возбудить, — с плотоядной ухмылкой изрек Филипп. — Это вы заметили по собственному опыту? — как оса ужалила его Нэнси. — У меня потенция очень высокая. Из-за этого постоянно возникают проблемы, когда сталкиваешься с искушением, — снисходительно улыбнулся Филипп. Нэнси вздрогнула. Освежающий ветерок, а может, что-то другое, заставило темные кружки на ее грудях напрячься, превратив их в твердые бугорки, которые четко проступали через ткань платья, молчаливо приглашая к себе. Ничего удивительного, что с каждой минутой взгляд Филиппа выдавал его едва сдерживаемую страсть! Нэнси поспешно сложила руки, пытаясь прикрыть грудь, столь открыто зовущую: «Приди и возьми меня». — Не обольщайтесь, утихомирьте свое либидо! Мне вы совсем не интересны. — А деньги интересны? — невинно осведомился мужчина. — Все, что меня в данный момент интересует, это ваш отец. — А это одно и то же — мой отец ассоциируется у вас с деньгами. — Он ассоциируется с исполнением моей мечты, — поправила его Нэнси. — Значит, вы твердо решили остаться, так что ли? — прошипел Филипп. — В таком случае нам с вами придется как-то поладить. — И без всякого перехода предложил: — Не хотите ли провести часок-другой на моей яхте? — Нет. Ни за что! Я понимаю, что вы мне предлагаете. Вы просто не джентльмен. — Верно! — согласился Филипп. — Я известный плейбой. — И на его губах вспыхнула соблазнительная улыбка. Да он просто волокита, транжирящий состояние своего отца, заработанное тяжким трудом. Возможно, антипатия между отцом и сыном объясняется тем, что мистер ди Клементе возмущен поведением Филиппа. Отец жизнь положил для процветания семейных дел совсем не для того, чтобы сын валялся на пляже, волочился за женщинами и транжирил его деньги. — Ваше неуклюжее приглашение предельно ясно, — холодно произнесла Нэнси и решила во что бы то ни стало отделаться от Филиппа. Воспользовавшись тем, что она замешкалась, тот схватил ее за запястья. Руки у него были словно стальные тиски. — Вы и вам подобные готовы на все ради денег. К вашему сведению, я пригласил вас на яхту, чтобы продержать до того момента, пока вы не пообещаете убраться как можно дальше от нашего острова! — Если вы сейчас же не уберете свои руки, — ледяным тоном заявила Нэнси, — я закричу так, что меня услышат даже в Англии. Это я вам обещаю. — Вы, конечно же, не захотите публичной огласки! — зло прошипел Филипп. — Вряд ли это нужно такой женщине, как вы. Нэнси попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Что этот тип несет? Какая же она женщина, черт возьми? Конечно, он не воспринимает ее такой, какая она есть — вечно работающая, берегущая каждый пенни, придерживающаяся строгих нравов. Тем не менее, Нэнси видела, как хищно скривились губы мужчины, как похотливы его масляные глаза. Она ощущала все возрастающую физическую угрозу, исходившую от его мускулистого тела. И женщина почувствовала себя так, словно совершила нечто очень непристойное. И тут до нее стало медленно доходить — наверняка Филипп знает о ее семье что-то настолько ужасное, что у любого порядочного человека не может не возникнуть презрение к ней и ей подобным. Но что же это такое? Кто же она на самом деле? Нэнси хотела все знать. — Филипп, — еле слышно взмолилась она. — Прошу вас! Ведь где-то же под вашим стальным панцирем у вас должно быть сердце! Мне необходимо до него достучаться! Сжальтесь надо мной! — Возвращайтесь домой. Оставаясь здесь, вы себя погубите, — мрачно произнес Филипп. Нэнси вздрогнула. — Но я должна остаться! Вы же знаете, почему я здесь! — закричала она, почти не различая лица мужчины из-за слез. — Неужели у вас нет ни капли сострадания? — Ни малейшего! — Забудьте о своей горькой обиде! — рыдала Нэнси. — Забудьте о вражде со своим отцом! Для меня очень важно с ним встретиться. Вы должны это понять! Прошу вас, ради всего святого, устройте мне встречу с ним, как только ему станет лучше! Я проделала весь этот дальний путь, я возлагала такие надежды на эту поездку… — От напряжения ее ореховые глаза сделались еще больше. Взгляд, устремленный на Филиппа, казалось, шел от самого сердца. — Вы правы. Вы действительно умеете находить к людям подход! — хрипло произнес мужчина. — О, — вздохнула Нэнси, в ней вновь пробудилась надежда. Море больше не сверкало, оно покрылось дымкой. Этой дымкой были ее слезы. Боже, она плачет! Нэнси больше всего на свете хотелось найти своих родителей. Это желание было у нее всегда, даже в лучшие дни пребывания в детском доме. Там с нею был ее Питер — закадычный друг детства, превратившийся в мужчину, за которого она захотела выйти замуж. Они поженились в день ее совершеннолетия и были так счастливы друг с другом, что жизнь походила на сказку. Но все равно ей всегда хотелось знать, жива ли еще ее мать и кто же она такая. Нэнси была уверена — мама никогда не оставила бы ее в детском доме, если бы не оказалась в отчаянном положении. Нэнси остро нуждалась в родном человеке, чтобы отдавать ему всю свою любовь. Со смертью Питера в душе ее осталась пустота, которая со временем становилась все более ощутимой и пугающей. Боже, как же я одинока! — жалела себя женщина. Я хочу отыскать свои родовые корни, какими бы они ни были! Сейчас я близка к цели, очень близка! Но меня останавливает злой рок в лице Филиппа ди Клементе… — Мой отец вас бы обожал, — то ли с неприязнью, то ли с сочувствием обронил Филипп, касаясь мокрой щеки Нэнси. — Приятно слышать. — Ничего приятного! Этого я бы хотел меньше всего. Нэнси взглянула на него. Ни малейшего признака сочувствия. Женщину снедало беспокойство. Наверняка у Филиппа есть веские причины ее презирать. И впервые за все эти годы она усомнилась в правильности своих отчаянных попыток отыскать родных. Вдруг цена этих усилий окажется непомерно высокой, а правда принесет только боль? — Мне нужна ваша помощь, — умоляюще произнесла Нэнси. — Сейчас вас обуревают серьезные сомнения, верно? — попытался успокоить ее Филипп. — Вы начинаете понимать, что вряд ли стоит преследовать вашу цель и дальше. Он поднял на Нэнси глаза и долго не отводил их. Разделявшее мужчину и женщину пространство словно наэлектризовалось. Сконцентрированная мужская энергия, будто гигантская волна, разрушила линию укреплений, возведенную Нэнси, как если бы они были из песка. И эта энергия проникла в самые сокровенные уголки ее тела. Губы Нэнси разомкнулись, дыхание сбилось. — Что вы знаете о моем отце? — Вопрос Филиппа застал женщину врасплох. — Вы знаете, что он лжец и распутник? Нэнси почувствовала, что земля уходит из-под ног. Бедный Филипп! Ненавидеть собственного родителя — да это еще хуже, чем вообще расти без отца. Тогда, по крайней мере, можно думать о нем самое лучшее. Нэнси поежилась. Может, ей действительно лучше о своих родителях по-прежнему ничего не ведать? — Я ничего не знаю о мистере ди Клементе. Что бы там ни было на самом деле, мне жалко вас обоих, потому что вы его ненавидите, — искренне сказала она, шлепая горячими ступнями по прохладной воде. Потом стала посматривать вокруг. Хорошо бы найти тень, солнце пекло нещадно, и у нее стала слегка кружиться голова. — Если хотите, — криво усмехнулся Филипп, — я бесплатно отвезу вас на своей яхте хоть до Англии. Настоятельно советую не предпринимать никаких попыток встретиться с моим отцом. Вы наверняка об этом очень пожалеете. Сердце у Нэнси тревожно забилось. Возможно, она заблуждается, но, по-видимому, Филипп хочет помочь ей избежать ненужной боли, если она все же раскроет тайну своей семьи. Женщина покачала головой. — Мне надо подумать. Ей казалось, что в голове все перепуталось. И тут ей вспомнилось объявление в газете: пожалуйста, свяжитесь с нашей конторой по указанному ниже адресу и вы узнаете нечто для вас важное. Значит, поместивший объявление мистер ди Клементе вполне определенно сулил откликнувшемуся что-то хорошее. Хорошее! Не плохое! Не пугающее и не отвратительное! Кто-то из ди Клементе лгал — либо Филипп, либо его отец. Но кто же из них? 3 Наверное, Нэнси проспала довольно долго, потому что проснувшись, почувствовала прилив свежих сил. Было тепло, просто чудо как тепло. Бриз ласкал тело женщины словно легкое дыхание возлюбленного. — Ммм… — легко вздохнула она и, не открывая глаз, медленно и с удовольствием потянулась. Нэнси пребывала в мире эротических чувств, оживающих между сном и пробуждением. Она глубоко вдыхала в себя ароматы утра, которые исходили от зеленых лужаек, от экзотических цветов, даже от чистейшего морского воздуха, проникавшего через открытые двери балкона. Какой-то шорох заставил Нэнси открыть глаза. Женщина оцепенела от ужаса, разглядев в полумраке очертания фигуры человека, сидевшего на стуле возле ее кровати. — Кто… кто вы? — дрожа, прошептала Нэнси. — Что… что вы здесь делаете? — Жду. Он, видите ли, ждет! Страх моментально уступил место гневу, потому что по голосу Нэнси узнала раннего визитера. Филипп ди Клементе, собственной персоной. Да, наглости ему не занимать. — Вам не кажется, что время для визита выбрано неудачно? — холодно осведомилась Нэнси и решительно потребовала: — Убирайтесь! — Не волнуйтесь, пожалуйста, — улыбнулся Филипп. — Я пришел попросить у вас прощения. — Что? — Нэнси от удивления раскрыла рот. — Вы просите прощения — после всего того, что наговорил вчера на пляже? Что вы замышляете, Филипп? — Позвольте вам все объяснить. — Он широко улыбнулся, и на щеках его появились ямочки. Нэнси приказала себе не поддаваться чарам этого человека. — Что ж, объясняйтесь! — холодно разрешила она. — У вас есть право на меня сердиться, — покаянно согласился Филипп. — Я несправедливо нападал на вас. Наверняка вы рассчитывали на более радушный прием. — Верно, — согласилась Нэнси. Слишком крутой поворот на сто восемьдесят градусов вызывал у нее подозрение. Вряд ли раскаяние Филиппа искренне. А тот улыбнулся, выражая надежду на понимание. Как ни противилась Нэнси, но ее враждебность к этому мужчине начала таять. — Пожалуйста, примите мои извинения. Я не должен был грубить вам. Отец у меня настоящая свинья, но не следовало переносить на кого бы то ни было гнев, адресованный ему. — Принимаю ваши извинения. Но мистер ди Клементе болен и вам не следовало бы говорить о нем в таком тоне. — Вы, видимо, ничего из того, что я вам о нем говорил, не восприняли, так? Вы полагаете, что он может дать то, что вам нужно. Не хотелось бы вас разочаровывать. — Филипп помолчал и как-то странно посмотрел на Нэнси. — Совершенно ясно, что я не сумею отговорить вас от встречи с ним. Ладно! Добивайтесь своего! Но только, ради всего святого, будьте осторожны. И смотрите, чтобы вам не нанесли удара в спину. Он развернулся и быстро прошел к двери, ведущей на веранду. — Подождите! Бога ради, скажите мне, как все это понимать? — взмолилась Нэнси. Филипп медленно повернулся к ней. — Вы твердо решили здесь остаться. Так что единственное, что я могу сказать, — вам надо быть осторожной. До свидания. — И не говоря больше ни слова, мужчина вышел из комнаты. — Вернитесь! — отчаянно взывала Нэнси. — Ради Бога, прошу вас, вернитесь! Вы мне нужны! Вы ведь знаете, как вы мне нужны! Нэнси показалось, что прошла вечность, прежде чем перед ней вновь появился Филипп. — Вы в этом уверены? — спросил он угрюмо. — Да, абсолютно уверена! — выпалила Нэнси, стараясь сохранить самообладание. — Вы действительно впали в отчаяние, как я вижу? — мягко произнес он. Нэнси показалось, что в мужчине борются противоречивые чувства. — Ну, ладно! Подумаю, чем могу вам помочь. На самом-то деле, как ни странно, я уже пытался сделать это. Именно поэтому и встретил вас так враждебно. Филипп заметил недоверие во взгляде Нэнси и улыбнулся. — Это чистая правда. Мне казалось, будет лучше, если я отпугну вас с самого начала, иначе вам придется расхлебывать последствия вашего приезда сюда. Нэнси сжалась в комок. — Какие такие последствия? — Я твердо решил, что для того, чтобы сделать вам добро, мне надо проявить жестокость. Я делал все, что в моих силах, чтобы убедить вас вернуться домой… Считал, что пусть лучше вам сначала будет чуточку неприятно, зато потом не придется испытать куда больший стресс. — Я боюсь, Филипп, боюсь ваших предположений! — пробормотала Нэнси. — Я возлагала большие надежды на эту поездку, я так ждала… так… — Нэнси всхлипнула. — Все обойдется! — утешил ее Филипп. И голос его, и теплая улыбка — все словно согревало женщину. — Ни о чем не надо волноваться! — произнес он и поцеловал Нэнси в губы. — Я вас защищу. Обещаю, никто вас не обидит. Нэнси воспрянула духом. Но у нее не было сил шевельнуться. Мужчина поцеловал ее еще нежнее. От прикосновения его теплых, но решительных губ она почувствовала себя гораздо лучше и с каждой секундой, которая длилась вечность, вновь обретала волю к жизни. Филипп ей поможет. Больше ничего не надо бояться. Он такой сильный, такой спокойный. Возможно, он сам займется ее делом вместо своего отца. Нэнси спохватилась, что позволила так долго себя целовать. Теперь поцелуи Филиппа выражали не только поддержку, в них была откровенная страсть. Нэнси никак не хотела признаться себе, что поцелуи этого мужчины ей приятны. С чувством вины она отвергла невольное сравнение этих поцелуев с поцелуями Питера. И тут же положила ладонь на губы Филиппа, отдаляя его от себя. Тогда мужчина стал так же нежно целовать ее пальцы. При каждом взгляде на его опущенные ресницы Нэнси чувствовала, как ее сердце трепещет. Она ощутила, как опускается в волны блаженства, которое вызвала в ней эта ласка. Почему именно этот мужчина — единственный из всех — смог так легко пробудить ее эротические чувства?! — Думаю, мне пора уходить, — вдруг прошептал Филипп. — Я совсем не спал… То, что мне надо вам сказать, потребует долгих объяснений. — Вы не можете уйти! — взмолилась Нэнси. — Нэнси, — мягко сказал Филипп, — не искушайте меня. Вы так соблазнительны… Я не имею против вас иммунитета. Я переживаю за вас, поскольку вы беззащитны, и это лишает меня твердости. Он положил руку на голову Нэнси и погладил, как гладят маленьких детей. Женщина замерла, наслаждаясь этим прикосновением, вернувшим ее в детство, не омраченное заботами, неприятностями и проблемами. — У вас глаза стали мягкими и теплыми, — прошептал Филипп. — Такое чудесное сочетание — медовое золото и зелень. А ваши губы сами собой открываются, приглашая меня их целовать. И мне все труднее и труднее этому сопротивляться. — Мы… — Нэнси с трудом вернулась к реальности. — Мы могли бы где-нибудь встретиться, поговорить… Филипп улыбнулся. — Приходите утром на пляж. В любое время, когда сможете. Вам следовало бы подкрепиться. На завтрак рекомендую заказать холодного цыпленка со специями. А потом сходите на прогулку, искупайтесь, насладитесь красотами здешних мест. И тогда все заботы улетучатся сами собой, по себе знаю. Нэнси благодарно улыбнулась и кивнула. — Я очень рада, что вы пришли… Спасибо! Благодаря вам я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо вам за все, — горячо добавила она. Синие глаза Филиппа сверкнули. — Приятно это слышать, — пробормотал он. Идиллическую картину примирения нарушил стук в дверь. Нэнси, стараясь скрыть беспокойство, открыла. На пороге стояла девушка, выполнявшая в отеле обязанности портье. — В чем дело? — недовольно спросила Нэнси. — Мистера ди Клементе просят к телефону, — выпалила служащая. — Простите, но это очень важно, миссис Гейл. Его отец… — Сейчас иду, — раздался властный голос Филиппа. Проходя мимо Нэнси, мужчина шепнул: — Помните. На пляже. Девушка смерила постоялицу презрительным взглядом и поспешила на свое рабочее место. Чувствуя себя совершенно разбитой, Нэнси добралась до кровати. Вспомнив свое поведение с момента прибытия на остров, англичанка со вздохом вынуждена была констатировать: ее моральные устои далеки от совершенства. Один только факт пребывания мужчины в столь ранний час в ее номере чего стоит! Ее репутация теперь под вопросом, но не по ее вине и не по вине Филиппа. А вдруг… она на его счет ошибается? В голове Нэнси зрело неприятное подозрение. Возможно, Филипп не так уж безгрешен. Может, он специально все подстроил?! Телефонный звонок со срочным сообщением об отце, возможно, был просто предлогом… или… или предварительной договоренностью. Нэнси нахмурилась — уж не становится ли она параноиком? Однако поразмыслив еще немного, женщина уже почти не сомневалась, что ее одурачили. Филипп замешан в каком-то сложном заговоре, который должен опорочить ее, Нэнси Гейл, доброе имя. Но какая Филиппу польза от того, что она уедет с острова? И чего он добьется, если выставит ее перед всеми распутницей? Небо начинало розоветь, потом незаметно стало золотым и так же неожиданно — ярко-синим. Наступило утро. Наконец Нэнси выработала для себя план. Она будет вести себя как ни в чем не бывало. Разговаривая с Филиппом, будет тщательно взвешивать каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд. И если он хоть чем-то себя выдаст, тут же уйдет и займется поиском родных сама, как бы трудно это ни было. Я найду свою семью! — упрямо пообещала себе Нэнси. Она готова пойти на что угодно, только бы поскорее обнять свою мать или своего отца. А еще лучше — обоих! 4 Когда Нэнси пришла на пляж, ее ждало разочарование — роскошной яхты в заливе не было. Женщина в задумчивости бродила по песку, только что прочесанному граблями. Потом положила пляжную сумку под деревянный навес. Она невольно улыбнулась при виде какого-то аборигена, загнавшего свое каноэ с моторчиком прямо на пляж. Он дружески помахал Нэнси и направился в ее сторону. — Доброе утро, мэм! Как дела? — широко улыбаясь, спросил он. — Прекрасно! — отозвалась Нэнси. Возможно, удастся заручиться поддержкой этого местного жителя. Он наверняка знает здесь всех и вся. — Если вы мисс Гейл, мне велено отвезти вас в поместье «Голубая лагуна», это на восточной стороне побережья. — Да, я — миссис Гейл. Но кто дал вам это поручение? Мужчина извлек из кармана шорт визитную карточку. — Так вы от Жильбера ди Клементе?! — обрадовалась Нэнси, внимательно изучив кусочек картона. На обороте визитки было нацарапано: «Пожалуйста, придите». Едва веря своей удаче, Нэнси на секунду задумалась. — А господин Филипп тоже там? Посланец ухмыльнулся. — Если бы мистер ди Клементе знал, что на его земле находится Филипп, он бы бросился за ружьем! Нэнси просияла. Значит, Филипп врал про болезнь своего отца! Адвокат ждет ее! Ну ничего, она найдет способ отомстить интригану! Только сначала надо увидеться с мистером ди Клементе. — Пошли! — нетерпеливо сказала англичанка, закинув сумку на плечо. Женщина стоически перенесла путешествие на утлом суденышке, ведь оно приближало ее к заветной цели. — «Голубая лагуна»! — наконец прокричал сопровождающий. Берег показался Нэнси абсолютно заброшенным. Только песок и кокосовые пальмы вдоль пустынного пляжа, за которым виднелась зеленая долина между невысоких гор. — А где же дом? — недоуменно спросила она. — Чуть дальше по дороге. Вас встретят, не беспокойтесь. — Хозяин суденышка помог гостье сойти на берег. — Мне надо подождать? — неуверенно спросила Нэнси. Ответа не последовало. Когда она обернулась, оказалось, что абориген отталкивает лодку от берега. — Эй! Не уезжайте же! — предчувствуя недоброе, закричала Нэнси. Она побежала в воду, поднимая фонтанчики серебряных брызг. Это же ловушка! И заманил ее сюда не кто иной, как Филипп! А она-то хороша, развесила уши. И как теперь отсюда выбираться? Удрученная, Нэнси вернулась на берег, чтобы как следует осмотреться. И увидела ди Клементе-младшего. На какое-то мгновение англичанка обрадовалась его появлению, но лишь на мгновение! — Как водичка? — весело осведомился Филипп. — Замечательная, — неприязненно ответила женщина. — Вы меня снова обманули! — Может быть, вы сначала выслушаете меня, а уж потом будете ругаться? — Мужчина вел себя как ни в чем не бывало. Нэнси постаралась успокоиться и взять себя в руки. — Я полагала, что еду сюда увидеться с вашим отцом! — Я же вам сказал — он в больнице! — терпеливо, словно говорил с несмышленым ребенком, ответил Филипп. — Но ведь он вам звонил! — Да. Он пытался застать меня дома, но ему сказали, где я буду находиться. — В три часа ночи? — Как ни печально, но моего отца мало трогает, что другие люди могут в это время спать! — развел руками Филипп. — Если он сам бодрствует, ему наплевать, что кого-то разбудит. Он хотел знать, приехали ли вы. — Как он себя чувствует? — осторожно поинтересовалась Нэнси. Филипп хмыкнул. — Физически неплохо. Отцу не разрешается никого видеть, потому что ему нельзя нервничать. Женщина удивилась: — Вы его ненавидите и тем не менее — навещаете? — Он же мой отец, — просто ответил Филипп. Что ж, сын не так испорчен, как это кажется, подумала Нэнси с облегчением. — Как насчет вашего обещания прояснить запутанную ситуацию?.. — Потому-то вы и здесь, — успокоил ее Филипп. — Нужно, чтобы никто не мешал. Каюсь, я воспользовался визиткой отца, чтобы заманить вас, потому что боялся — вы не поедете, если узнаете, что мы останемся наедине. Мне было необходимо привезти вас сюда, Нэнси. Я должен вам многое сказать. С лица мужчины исчезла усмешка, синие глаза стали совершенно серьезными. Нэнси нахмурилась, раздираемая противоречивыми чувствами. — Мне не нравятся ваши методы, — холодно изрекла она. — А мне — методы моего отца, — возразил Филипп. — Именно поэтому мне пришлось привезти вас сюда и именно поэтому вы должны услышать мои объяснения. Вы это заслужили. Похоже, на этот раз он говорит искренне. Однако все равно надо быть начеку. — На сей раз ваше объяснение должно быть абсолютно достоверным. Мне кажется, что о намерении вашего отца вам позвонить вы уже знали. И именно поэтому пришли ко мне в номер, чтобы кто-нибудь застал вас там. — Честное слово, я совершенно не знал, что он будет звонить. — Филипп взглянул на собеседницу с удивлением. — Вас волнует, что о вас думают посторонние, да? Нэнси огорченно кивнула. — А как вы думаете? Я стараюсь вести достойную жизнь, — горделиво сказала она. — Скажите… Вы завтракали в ресторане? Она кивнула. — Почему же вы не заказали завтрак в номер, если вас так беспокоят досужие домыслы сплетников? Нэнси вздернула подбородок. — Чтобы тем самым подтвердить, что я сделала что-то, чего стыжусь? — с вызовом спросила она. В глазах мужчины мелькнуло явное восхищение, на щеках появились ямочки. — У вас есть мужество, Нэнси, — мягко произнес Филипп. — Я приятно удивлен. Для этого надо обладать решительным характером. — Характер у меня есть. Что же вы намерены предпринять, чтобы восстановить мое доброе имя? — Предоставьте все мне. Я позабочусь, чтобы ни один человек в отеле никогда не бросил на вас косой взгляд. Обещаю! — Спасибо. — На душе у Нэнси стало легче. — А теперь… Вы сказали, нам надо поговорить… Что именно вам надо мне рассказать? — осторожно спросила она. — Довольно неприятную историю. Полагаю, нам лучше пройти в дом. Мои владения граничат с «Голубой лагуной». Посидим на веранде, выпьем кофе. — Я не могу доверять вам, Филипп, — пробормотала Нэнси. — Вас беспокоит, что вы будете со мной наедине? — Филипп чуть улыбнулся. — Со мной живет моя тетя, к тому же дом полон слуг. Ну, пошли? — У меня ведь выбора нет, верно? — обреченно вздохнула Нэнси. Мужчина быстро коснулся ее плеча, как это делают, успокаивая близкого друга. — Выбора действительно нет, — спокойно согласился он. Нэнси еще колебалась, но Филипп уже взял ее за локоть и повел рядом с собой. — Все кажется ужасно неухоженным, — заметила женщина. — Кто-нибудь этим пляжем пользуется? — Редко. — Филипп помог ей забраться в машину и захлопнул дверцу. — «Голубая лагуна» возвращается к своему первобытному состоянию. С таким хозяином, как мой отец, далеко не уедешь. — Он махнул рукой. — За свою историю поместье претерпело несколько ударов судьбы — урон от урагана, от болезней людей, полное небрежение со стороны моего отца и его враждебное отношение к Ассоциации. — Ассоциации? — К обществу аграриев, — небрежно произнес Филипп. — Это рыночный агент для фермеров в Спаниш-Тауне. Фермеры трудятся на полях, Ассоциация же скупает урожай и продает на рынках. Разорвешь связи с обществом — и нет у тебя рынка. А именно это и сделал мой отец. — У вас для него нет ни единого доброго слова, — упрекнула Нэнси. — Я воздаю ему по справедливости. Вы ведь знаете пословицу — посеешь ветер, пожнешь бурю. Он и в самом деле скверный человек, Нэнси. Надеюсь, вам с этим столкнуться не придется. Вы слишком чисты и бесхитростны, чтобы связываться с ним… Дорога ухабистая. Держитесь! Нэнси послушно кивнула. Итак, она выслушает лишь одну из непримиримых сторон — Филиппа. Не исключено, что у его отца точка зрения совсем другая. Нэнси с нетерпением ждала, когда же она в конце концов встретит Жильбера ди Клементе и узнает, зачем ее пригласили на Ямайку. И ее не должно волновать, что же на самом деле стоит за ненавистью Филиппа к своему отцу — она приехала совсем не за тем, чтобы совать нос в чужие семейные дела. Джип начало трясти, Нэнси изо всех сил старалась удержаться на сиденье. Лицо Филиппа было напряженно и сосредоточенно. Почувствовав, что пассажирка наблюдает за ним, он улыбнулся ей. — Будет хуже! — О, посмотрим! — безразлично откликнулась Нэнси. И они оба расхохотались, поскольку джип попал в глубокую выбоину. — Накаркали! — выкрикнула пассажирка, вновь обретя дыхание, когда джип выехал на ровное место. Когда представилась возможность, Нэнси исподтишка стала наблюдать за спутником. Ей хотелось в нем разобраться. С его загорелого лица не сходила теплая улыбка. Ему здесь хорошо, подумала женщина, в этой глуши он чувствует себя как рыба в воде. Подумав, что разгадка этого человека, возможно, кроется в окружающей его среде, Нэнси стала внимательно осматривать окрестности. Да, здесь были настоящие тропическое заросли, настолько дремучие и неосвоенные, что даже становилось не по себе. Филипп же вел машину уверенно, ловко маневрируя. Вне сомнений, он чувствует себя в своей тарелке, полностью владея ситуацией. Это его стихия — волнующая, экзотическая, полная романтики. На земле лежат упавшие с высоченных пальм кокосовые орехи. Тут же бесконечные ряды бамбука, а с огромных деревьев свисают густые лианы. Не хватает только Тарзана. — Красное дерево! — стараясь перекричать шум мотора, пояснил Филипп, когда они начали взбираться на крутую гору. — А это — хлебное дерево! Нэнси улыбнулась и кивнула. И тут же вскрикнула от восторга — они пересекли горный хребет и ехали вдоль настоящего ковра из каких-то цветов, алых как пламя. От этого пламени вся земля вокруг будто горела. Нэнси подняла глаза и увидела такое высоченное дерево, что, казалось, оно своими броскими соцветиями упирается прямо в небо. — Пламенное дерево! — Филипп улыбнулся. — Мы их используем для разграничения территории. — Это куда лучше, чем табличка «Прохода нет!» — рассмеялась женщина. — Вам здесь явно нравится, — удовлетворенно констатировал Филипп. — Райский уголок, — подтвердила Нэнси. Ей здесь было очень хорошо, несмотря на то, что большую часть жизни она провела в больших городах. И тем не менее она ничуть не сомневалась, что, как и Филипп, могла бы прекрасно жить в этих местах. Нэнси охватило какое-то нервное возбуждение. А, может, это и есть ее настоящий дом? Возможно, предки ее приехали сюда из Англии, как предположил мистер Редфилд. И семья ее действительно когда-то жила в Кингстоне. Именно поэтому она чувствует себя здесь так хорошо… — О, Филипп! — выдохнула англичанка, переполненная уверенностью, что день сулит ей только радость. Глаза спутника горячо сверкнули, выражая жажду эмоционального общения. И эта жажда была сродни ощущениям Нэнси. Она не испугалась, а, наоборот, потянулась к мужчине с небывалой до этого силой. Этому человеку, видно, тоже известно, что такое глубокая тоска. В нескрывающих боли глазах Филиппа можно было прочитать, что ему ведомы страдания, возможно, такие же тяжкие, как и ее собственные. Все эти резкие линии вокруг рта, эта его ярость, его отношения с отцом — все говорило о том, что человек вынес немало обид и в общем-то несчастлив. Нэнси охватила волна сочувствия, и она нерешительно улыбнулась. — Мы сейчас недалеко от моей плантации, она называется «Монтего-Ривер». Видите посадки бананов? — продолжил разговор Филипп. — Это уже моя земля. Англичанка вежливо повернула голову. За окном автомобиля замелькали огромные банановые Листья, по форме похожие на лопасти гребного винта. — Здесь изумительная природа, — со вздохом умиротворения сказала Нэнси. — Любой человек, окруженный такой красотой, должен чувствовать себя самым счастливым на свете. — А вам этого ужасно хочется, — поддел Филипп. — Ведь я права, верно? — засмеялась женщина. — «Голубая лагуна» — это любимая приманка моего отца, которой он завлекает простофиль. В голосе Филиппа звучала такая горечь, что Нэнси невольно взглянула на собеседника с любопытством. — А у вас есть братья или сестры? — Нет. — Значит, когда-нибудь это все будет принадлежать вам? — Сомневаюсь, — пожал плечами Филипп. — Вы видите вокруг бананов большие синие пластиковые мешки? Нэнси глубоко вздохнула. Похоже, молодому Клементе после смерти отца поместье в наследство не достанется. Совершенно очевидно, что говорить на эту тему он не собирается. А жаль, что помирить этих двух людей просто не в ее силах. И она спросила Филиппа именно то, что он от нее ожидал: — Для чего они, эти мешки? Как заноза в глазу! — Уж лучше эти мешки, чем потерять весь урожай, который сожрут древесные крысы или же птицы, — пояснил он. — Кроме того, они предохраняют от повреждения нежную кожицу у молодых плодов. Когда случаются сильные ветры или ураганы, сухие листья могут разрушить кожуру фруктов и их уже нельзя будет продать. — Так для чего же мешки синего цвета? — не выдержала Нэнси. Филипп снисходительно улыбнулся. — Синий цвет смягчает инфракрасные солнечные лучи, благодаря чему плоды хорошо созревают. — О, это все куда проще, чем я думала, — проговорила англичанка. — А так в жизни всегда и бывает! — довольно сухо заметил Филипп. Однако на его лице по-прежнему была мягкая улыбка — мужчине явно нравилось смотреть на бесконечные ряды пальмообразных растений. — Вы очень любите эти края, да? Глядя на свои владения, вы все время улыбаетесь. — Нэнси почему-то растрогало, что человек так гордится своим поместьем. — Да, я эту землю люблю, — не без гордости сказал Филипп. Нэнси была уверена, что дом ди Клементе построен в традиционном колониальном стиле, и очень удивилась, когда спутник указал на белый каменный коттедж городского типа под зеленой черепицей. Он возвышался на крутой горе, откуда открывался вид на море. В заливе стояла на якоре яхта Филиппа. — Это мой дом. Он принадлежал брату моего отца. Отличный был человек! Умер десять лет назад. У дяди не было ни жены, ни детей, и он завещал все мне. Наверняка ситуация сложная, принимая во внимание враждебные отношения между отцом и сыном, подумала Нэнси и поинтересовалась: — Вероятно, ваши предки — французы? — Угадали. Семейство ди Клементе в незапамятные времена перебралось из Франции в колонию на острове Мартиника. А позже, породнившись с английским лордом, переселилось на Ямайку. С тех пор мы всегда владели плантациями. Земля — наша жизнь. — Вы сказали, что живете с тетей. А ваша мама?.. — Моя мать сбежала. — Филипп устремил взгляд в сторону залива. Нэнси вся превратилась в слух. — О, извините, — сказала она, потрясенная ответом. — Сколько же вам было тогда лет? — Шесть. Мать была полностью подвластна моему отцу. Я о ней помню лишь то, что она была женщиной запуганной и нервной и никогда не покидала стен дома. Значит, мать его оставила. Наверное, смириться с этим ему было очень трудно. Нэнси накрыла ладонью руку Филиппа, крепко сжимавшую руль. — Мне очень жаль. — Нэнси едва удержалась, чтобы не произнести вслух: как же могла мать бросить свое дитя? Эти слова могли причинить человеку боль, разбередить старые раны. Женщина сочувственно погладила руку Филиппа. — Странно, как у нее хватило мужества… — пробормотала она. — Мать пошла на этот шаг от отчаяния, — эхом отозвался Филипп. — Пожалуйста, не надо больше об этом, — взмолилась Нэнси, не желая слышать о чужих семейных драмах — сыта по горло своей. — Вам следует это знать, — сурово сказал Филипп. — Зачем? Это никак не связано с целью моего приезда сюда. — Нэнси почувствовала себя неуютно. — Связь самая непосредственная, — настаивал Филипп, повернувшись к женщине. В волнении он взял ее руки в свои. — Вам надо обязательно все знать про моего отца, — хрипло произнес он. — Надо знать, что он за человек. — Филипп нахмурился. — Я слышал, как моя мать громко закричала… — Прошу вас! Не надо! — Послушайте же! Для меня это очень важно. Я хочу, чтобы вы все знали. — Ну, хорошо, — неохотно сдалась Нэнси. — Если это вам хоть как-то поможет. — Я бросился в их комнату. — От немигающего взгляда собеседника женщина словно оцепенела. — Наверное, отец ее ударил, потому что мать лежала на полу. — Глаза Филиппа сверкали от гнева. — Отец приказал мне отправляться в мою комнату. Когда же мне наконец было разрешено выйти из детской, матери и след простыл. — О, Филипп! — Сердце Нэнси разрывалось от сострадания. — Какой ужас! Ваша бедная мама! Ничего удивительного, что она сбежала! Разумеется, когда вы поняли, что произошло, это было страшно. Просто страшно! Получается, и вам довелось познать, что есть несчастливое детство, верно? — Большую часть времени я проводил с дядюшкой и с сестрой отца, тетей Николь. Я был вполне счастлив. Они меня очень любили и дали мне куда больше, чем иным дают родители, — тихо сказал Филипп. — Я все это рассказал для того, чтобы вы составили себе хоть какое-то представление о том, каков характер моего отца. Теперь вы понимаете, почему я стараюсь держать вас от него подальше. И что для моей ненависти к нему есть веские причины. — Понимаю, но… — Никаких «но»! — отрезал Филипп. — Вам не следует иметь с ним никаких дел… — Но я должна! — беспомощно возразила Нэнси. — Никаких! Он опасен. А вы так наивны и так… привлекательны. Женщина почувствовала, как по телу пробежала теплая волна возбуждения. Руки Филиппа стали нежно гладить ее плечи. — Филипп! — прошептала Нэнси, но не услышала своего голоса. Женщине вдруг показалось, что ему хочется ее поцеловать, и она вся подалась вперед, почти непроизвольно приоткрыв губы. — О, черт! — нахмурился мужчина. — Вы просто маленькая ведьма! Спрашиваю последний раз: вы собираетесь сегодня отправиться домой? Завтра? Или нет? — Ну как я могу? — в отчаянии выдохнула Нэнси. — Вы же знаете, чего я хочу. Нравится мне это или нет, я вынуждена… — Как вам угодно, — холодно прервал ее Филипп. Боже, как обидно! Нэнси глубоко тронула его история. Он, по-видимому, тоже совсем один в этом мире. Обручального кольца на его пальце нет, хотя у такого интересного и сильного характером человека, как Филипп, наверняка была женщина или даже несколько. Однако желание Нэнси облегчить страдания Филиппа из-за его несчастного детства наталкивалось на серьезную преграду — он требовал ее быстрого возвращения домой. Ну как, как она может отсюда уехать, когда у его отца ключ к разгадке ее прошлого? Нэнси не хотелось ссориться с Филиппом, но, похоже, им судьбой предначертано грызться как кошка с собакой. — Вы должны меня понять. Я вынуждена так поступить, — пряча глаза, бормотала женщина. Филипп резко завел мотор, чуть подал назад и сразу же на бешеной скорости рванул по дороге, которая вела к дому на горе. Нэнси почувствовала, как страх сковывает ее, словно тисками. Она уже не ждала с нетерпением встречи с отцом Филиппа. Не будь ее желание найти родителей сродни идефикс, она бы сейчас же потребовала отвезти ее в аэропорт. Машина остановилась перед домом Филиппа. На лужайке росли кусты шиповника, на которых сидели похожие на драгоценные камни разноцветные пичуги. — Я понимаю ваши чувства, — мягко сказала Нэнси. — А вы должны понять мои. Взгляните на все с моих позиций… — Я о вас лучше думал. Полагал, что вы поняли, как безрассудно было бы с вашей стороны настаивать на встрече с моим отцом. — Но он же мне не может сделать ничего плохого… — О, еще как может! Он — жестокий человек, который думает только о своих удовольствиях. Ему наплевать на благополучие или чувства других людей. — Мне надо его увидеть, — твердо сказала Нэнси. — И мне бы хотелось знать истинную причину, по которой вы так настаиваете на моем отъезде. Может быть, дело в том, что ваш отец получит за меня какое-то вознаграждение, а вы хотите, чтобы оно ему не досталось? Филипп смерил ее презрительным взглядом. — Разумеется, он получит вознаграждение, если вы предстанете перед ним. Это само собой разумеется. И на ваш вопрос я отвечу — да, я хочу лишить его этого вознаграждения. Лишить его вас! Как жаль, что всю свою энергию Филипп вкладывает в желание отомстить, и жажда мести делает его глухим к страданиям других. Нэнси твердо решила уладить все миром. — Спасибо за откровенность. Я не хочу быть вашим врагом, Филипп. — А я не хочу быть врагом вам. — Мужчина посмотрел на нее долгим завораживающим взглядом. И Нэнси поняла, что какая-то часть ее существа уступает этому магнетизму — именно такого взгляда она так ждала. — Мне бы хотелось узнать вас, узнать по-настоящему. Хотелось показать вам остров. Провести с вами эти несколько дней. — Я бы тоже очень этого хотела. Здесь просто неземная красота. — Нэнси мечтательно улыбнулась. — Мы ото всех удалены. С одной стороны джунгли и горы, а с другой — бескрайнее море. — Филипп задумчиво посмотрел на Нэнси, и она похолодела, уловив в его тоне нечто, заставившее насторожиться. — Значит, ваши работники здесь и живут? — О, конечно! — Филипп как-то странно взглянул на Нэнси, и она ощутила смутную тревогу. — Они постоянно находятся здесь. Видите ли, всем известно, как печально оканчиваются попытки выбраться отсюда, не зная дороги. Он подождал, пока смысл этой фразы дойдет до сознания женщины, и небрежно предложил: — А не выпить ли нам кофе? Нэнси стало не по себе. В голове у нее все время крутилась одна мысль — уезжать отсюда нельзя, если, конечно, на ее отъезде не настоит Филипп. Что ж, она будет упорствовать до тех пор, пока один из них не сдастся. И надо во что бы то ни стало побольше рассказать Филиппу о себе, может быть, тогда он проявит больше участия к ней, как гостье своего отца. Но это, конечно, в том случае, если Филипп ее не обманывает и если его постоянные намеки на опасность не мастерски выстроенная интрига. Нэнси постаралась беспечно улыбнуться и светским тоном осведомилась: — Не преувеличиваете ли вы грозящие мне опасности? Здесь ведь не водятся тигры, верно? — Тигров нет. Но джунгли это не английский парк, здесь свои опасности, — через плечо бросил Филипп. Они дошли до веранды. Нэнси обогнала спутника и, взяв за локоть, испуганно взглянула ему в лицо. — Что вы хотите этим сказать? Мужчина пожал плечами. — Всегда есть риск наскочить на ядовитую змею. Эти твари смертельно опасны, но принято считать, что они не агрессивны и попадаются нечасто. Лично мне ни разу ни одна не попалась. Но, тем не менее, в прошлом месяце от укуса змеи погиб один слуга. — Филипп говорил монотонно, будто читал лекцию. — Наверное, вам будет любопытно взглянуть на то, что еще ожидает неутомимых путешественников, когда они попадают в тропический лес. Морис! Ле серпант! У гостьи глаза полезли на лоб. Из-за угла дома вышел молодой человек, вокруг руки которого обвилась большая змея. — Ой! — в ужасе вскрикнула Нэнси, мгновенно юркнув за спину Филиппа. — Что… что это? — Боа-констриктор, восемь футов в длину, — любезно пояснил хозяин плантации. — Мерси, Морис. — Филипп осторожно взял змею, и она свернулась кольцами вокруг его загорелой мускулистой руки. — Таких здесь довольно много. Змеиные кольца вокруг руки Филиппа сжались плотнее. Гостья постаралась взять себя в руки, усмотрев в действиях Филиппа одно: желание напугать ее до смерти и отправить домой. Однако он не учел, что ради обретения семьи она готова не то что змею — что угодно съесть. — Вы меня разыгрываете, — спокойно произнесла Нэнси. — Я уверена, что они на Ямайке не живут. Это домашняя змея, да? — Нет, не домашняя. Дикая. Разве вам не страшно? — Филипп слегка удивился реакции женщины. — Ничуточки! — без тени страха ответила она и улыбнулась, с удовольствием отметив, что разгадала маневр Филиппа. — Змеи никогда не вызывали у меня отвращения. Я считаю, что ваша — очень мила. — И она отважно прикоснулась к твердому телу змеи. — Какое красивое создание природы! Посмотрите-ка, чешуйки переливаются под солнцем… — Держитесь подальше от ее головы, — резко сказал Филипп. — Змея почувствует идущее от вас тепло. И не обольщайтесь — это я с ней справляюсь легко. Вообще же удавы очень опасны. — А вы будете ее все время вот так держать? — наивно округлила глаза Нэнси. Хозяин что-то буркнул и вернул удава слуге. На руке Филиппа остались следы в тех местах, где только что лежали тяжелые кольца змеиного тела. — Я вам все это показываю потому, что вы можете мне не поверить, если я скажу, что в наших джунглях водятся такие милые создания. — Вы правы, — притворно вздохнула Нэнси. Мужчина пожал плечами и проследил, как Морис опускает удава на землю. Змея заскользила к ближайшим кустам и в мгновение ока исчезла из виду. — В лесу их много. Не забывайте об этом. Выходить из дому одной нельзя. Понятно? А теперь пойдемте, выпьем кофе и полакомимся банановым мороженым. Нэнси прошла за хозяином на веранду и устроилась на мягких подушках в большом кресле из пальмового дерева… — Для чего вы держите эту змею? — спросила она. — Чтобы отпугивать нежеланных гостей? А может, чтобы давить на психику слабонервных дам и делать их более сговорчивыми? — Я бы не стал держать несчастную тварь в неволе, — просто ответил он, передавая гостье изящную фарфоровую чашечку с ароматным кофе. — Так что же означало это представление со змеей? И что бы произошло, если бы я оправдала ваши ожидания, закричала и рухнула в обморок прямо у ваших ног? — Тогда бы вы стали достаточно уступчивой и я бы сумел с вами договориться, — сказал Филипп таким тоном, словно его поведение было самым естественным. — И для этого вы бы воспользовались гадом, внушающим людям страх? — Нэнси переполнял гнев. — Этого удава отлично накормили и он никому не причинит вреда. — Синие глаза Филиппа будто буравили лицо гостьи. — Ни одна живая тварь не любит жить в неволе. Наступило молчание. На сей раз — явно угрожающее. Пристальный взгляд хозяина гипнотизировал женщину, и ей казалось, что вот-вот вокруг нее сомкнутся не кольца удава, а сильные мужские руки. И вдруг она подумала, что Филипп гораздо опаснее любой рептилии. Нэнси захотелось спросить, о чьей неволе он только что говорил. Но она и сама не знала, хочется ли ей услышать ответ. Скорее всего, нет. Гостья задумчиво покрошила несколько чипсов и бросила их черным дроздам. Значит, этому человеку надо, чтобы она уехала с острова, и для этого он готов на все, даже на то, чтобы угрожать ей змеей. Большинство женщин пришли бы от этого в ужас. Нэнси вздрогнула — ее всерьез встревожило, как далеко зашел молодой Клементе. Ну, так что же он предпримет теперь? Хозяин как местный царек восседал в своем кресле, абсолютно спокойный, уверенный в себе, и наверняка замышлял какой-то страшный и хитроумный план. Женщина вздохнула. Она не сомневалась, что от глаз Филиппа не ускользает ни единый ее жест, и потому тщательно выверяла все свои мысли и движения, чтобы выглядеть как можно более беспечной. Она кормила птичек, насыпая чипсы на старую газету. Чувствуя, что Филиппа это забавляет, гостья с вызовом поглядела на него. — Эти птахи, как и все живое, любят, когда им помогают, — нарушила молчание Нэнси, предвидя колкости по поводу ее сентиментальности. — Так же как и вы. — Филипп с нескрываемой насмешкой наблюдал за кормлением птиц. Потом перевел жесткие синие глаза на Нэнси. — Не верю я, что в зарослях вокруг кишат змеи, — резко выговорила она. — Позвольте мне кое-что вам сказать, — произнес Филипп. — До того, как здесь появилась сахарная плантация и рабы на них, никаких змей в этих местах не было. Удавов сюда привезли рабовладельцы, чтобы помешать невольникам скрываться в джунглях. К сожалению, однажды змея укусила моего надсмотрщика. — Ну теперь-то вы не будете разводить этих гадов, — с нескрываемым злорадством отреагировала англичанка. Ее удивило, зачем этому человеку понадобилось читать ей курс по истории острова. — И потому рабовладельцы завели в своих домах мангустов. — Филипп усмехнулся. — Так что раз были куры, то были и яйца. Вот и получилось… — Ну ясно, удавов и других змей сюда завезли… — вместо хозяина закончила фразу Нэнси. — Понятно, я вам верю. Значит, здесь водятся змеи. Никто такой истории так бы здорово не придумал. — Просто удивительно, как незначительный поступок может повлечь за собой сложную цепь серьезных событий, — произнес Филипп. — Однажды принятое решение, вызванное не чем иным, как жадностью, может привести к неожиданным последствиям. Однако, Нэнси, вам не следует недооценивать тех опасностей, которые кроются в нынешней ситуации, — добавил хозяин. — Опасности для кого — для удавов, для вас или же для меня? — упрямо не сдавалась гостья. Филипп чуть улыбнулся. — Главным образом, для вас. Ведь вы находитесь на незнакомой для вас территории и не знаете, как о себе позаботиться. А вдруг в здешних лесах есть удавы, которые могут напасть на вас? — Все, что вы хотели мне сказать, я хорошо поняла, — спокойно ответила Нэнси. — Нельзя выходить на прогулку, если при тебе нет пары кроликов. — Англичанка в упор взглянула на хозяина. Он тихо засмеялся, оценив юмор ее слов. Это именно его как кролика надо отдать на съедение змеям. — Однако, принимая во внимание, что меня после этого кофе отвезут обратно в отель, мне явно нет нужды утруждать себя мыслями об опасностях, таящихся на острове. Вы со мною согласны? — с вызовом спросила Нэнси. Филипп задумчиво разглядывал свой кофе, помешивая его в тонкой чашечке. Гостья затаила дыхание. — Это зависит от многих причин, — признался он, игриво глядя в взволнованные глаза женщины. — Но ведь вы же не можете всерьез думать о том, чтобы держать меня здесь! — воскликнула Нэнси. Голос ее дрожал. — Вы сказали, что знаете, как разрешить сложившуюся ситуацию… — Верно, сказал. — Филипп бросил кусочек банана жадно подхватившей его птичке. На нее тут же налетели другие пернатые. Длинными и острыми клювами они стали трепать несчастную птаху, пока она, бросив лакомство, не улетела прочь. — Эта птичка гораздо лучше выживет в неволе. Так же как и вы. — Улыбка хозяина выражала явное сожаление. — Мне очень жаль, Нэнси, но я вынужден на это пойти. Вас надо защищать, — мягко сказал он. — И единственный выбор, оставшийся у меня, — задержать вас здесь подальше от всяких бед. 5 — Филипп! Нет! — Женщина вскочила, опрокинув стул. Ее охватила тревога. — Вы не можете так поступить! Ведь у вашей тети случится удар… — О, разве я вам не сказал? — Густые брови приподнялись, выражая явно преувеличенное удивление. — Ее сегодня здесь не будет. Наверное, поехала за покупками в Спаниш-Таун. Она даже может задержаться в городе. У нас там дом, в котором редко кто постоянно живет. Чашечка с кофе выскользнула из внезапно омертвевших пальцев Нэнси. В голосе Филиппа было столько холодной решительности, что стало ясно — он намерен держать ее здесь, на плантации, до тех пор, пока она не согласится сделать все, что ему будет угодно. Намерения ди Клементе очень напугали Нэнси. Она быстро вбежала в дом, отчаянно ища кого-нибудь, кто бы мог ее защитить. Распахивая двери, гостья заглядывала в комнаты. Кругом царили комфорт и роскошь. Пастельных тонов шелка, сверкающая антикварная мебель, картины, написанные маслом, повсюду блестело серебро. Лопасти вентиляторов гоняли по дому прохладу, разнося запах экзотических цветов. Где-то в глубине дома Нэнси услышала негромкие голоса и поспешила туда. Она оказалась в большой просторной кухне. — О, слава Богу! Помогите мне! — обратилась гостья к женщинам, резавшим овощи за кухонным столом, покрытым нержавеющей сталью. Кухарки оторопели. — Помогите мне отсюда выбраться! — рыдала Нэнси. — По-мо-гите! Вы-зо-вите полицию! Я попала в беду. Меня… — Голос англичанки звучал как в пустыне. Лица женщин были холодны, выражая полное равнодушие, если не отвращение. — Почему? — кричала Нэнси. — Почему вы так на меня смотрите? Переводить ее слова было бессмысленно. Эти креолки понимали, что говорила гостья, но им она была безразлична. Нэнси трясло. Что же Филипп сказал служанкам? Какие небылицы поведал им про нее, если они ведут себя так враждебно? От такого отношения к себе бедняга сжалась. К ее ужасу и отчаянию, все женщины, как по команде, демонстративно повернулись к ней спиной, продолжая резать овощи. Задыхаясь, Нэнси бросилась к двери в поисках телефона и угодила прямо в руки Филиппа. Они обхватили ее словно кольца змеи. — Пустите меня! — истерично закричала женщина, в слепой ярости ударяя обидчика. — То, что вы мне предлагаете — абсурд. Отпустите меня! Отпустите! Игнорируя причитания гостьи, Филипп грубо приподнял ее, словно охапку старой одежды. Отчаянно борясь и крича в ужасе от того, что обслуге не было до нее никакого дела, Нэнси пыталась высвободиться из железных тисков хозяина, который мрачно поднимался по большой лестнице. — Не тратьте зря силы! — громко прервал он рыдания непокорной. — Или я заставлю вас замолчать! — Каким образом? — взорвалась Нэнси. Филипп остановился. Глаза его сверкали. Он в упор смотрел на женщину. Она задохнулась, почувствовав, как в нем разгораются сексуальные желания. Рот ее раскрылся — она резко втянула воздух. Прижатая к мужской груди, Нэнси остро ощутила его физическую силу. Под ее рукой колотилось его сердце — так же бешено, как и собственное. Она почувствовала, что время вдруг замерло. И тем не менее внутри нее творилось нечто неподдающееся контролю. — Черт! — Внезапно Филипп резко наклонил голову и страстно поцеловал пленницу в губы. Недоумевая, что же он предпримет, Нэнси задрожала в его объятьях. — Успокойтесь, — грубо сказал он и распахнул дверь. Спальня. Кровать. Глаза Нэнси блуждали по затемненной комнате. Все здесь было скромным, аккуратным и почему-то огромным. Вне сомнения, это спальня мужчины. — Нет! — прошептала бедняга, видя, что Филипп закрывает дверь на ключ. Тот слабый свет, который шел снизу, исчез. И больше ничего не было видно. — Я только посмотрю то, что меня интересует, — проговорил хозяин. Опустив пленницу на пол, он зажег в канделябре на подоконнике высокие свечи, которые осветили алые шелковые шторы, светло-песочные стены, высокий потолок. Нэнси вздохнула и попыталась подавить в себе страх. — Отпустите меня! — потребовала она, пятясь от Филиппа, приближающегося к постели. Женщина изо всех сил пыталась показать, что ничего не боится, но это явно не соответствовало действительности. — Здесь и в ванной на всех окнах ставни от урагана, — быстро сказал хозяин. — Никакого выхода отсюда нет, милая леди. Так что вам придется… — Нет! Я закричу, и прибегут ваши слуги… — Они знают, что я сейчас делаю, и полностью на моей стороне, — ответил Филипп. Его спокойствие потрясло Нэнси. В отчаянии она подавила готовый сорваться с уст крик ужаса, схватила бронзовую настольную лампу, стоявшую у постели, вырвала вилку из розетки и угрожающе выставила тяжелый светильник вперед. — Только попробуйте приблизиться, я стукну вас по голове! — Я могу получить все, что хочу, — заявил Филипп. — Для этого достаточно просто держать вас здесь. А сейчас я пойду поработаю. В обед загляну снова, может быть, вы станете более сговорчивой. — Я не стану сговорчивой! — взорвалась женщина. — Вы не можете держать меня здесь! А обед — обед будет еще через много часов! — Вы не стали слушаться голоса разума. У меня не было выбора. Это все ради… — Ради моего собственного благополучия? — миссис Гейл была в ярости. — Нет, Филипп! Нет, нет! Вы же знаете, как мне нужно увидеть вашего отца! Я не могу отказаться от своих намерений… О! Куда же вы идете? Молодой Клементе оторвался от спинки кровати, за которую держался, небрежно пожал плечами и направился к двери. — Ваше освобождение — в ваших собственных руках. — В моих собственных руках… Вот так, да? — Чувствуя, что сейчас у нее начнется истерика, англичанка швырнула лампу в высокое, до потолка зеркало. Филипп на миг остановился, потом спокойно отомкнул дверь и вышел из комнаты. Нэнси со злостью схватила стоявший рядом стул и изо всех сил швырнула его в дверь. Отскочив от нее, стул с треском грохнулся на деревянный пол. Наверняка молодой хозяин услышал шум, но не вернулся. Через минуту его шаги уже не были слышны. — О черт! — Нэнси была вне себя. — Черт! Черт! Черт! Больше швырять было нечего. Несмотря на то, что комната была огромной, в ней было удивительно пусто. Только кровать и столик. В углу — тяжелый шкаф. Чтобы сдвинуть с места такую тяжесть, подумала англичанка, понадобились бы совместные усилия всех королевских гвардейцев. Ванная! Нэнси бросилась туда. Ничего. Только туалетные принадлежности и пара больших белых купальных полотенец. Нет даже достаточно большой бутылки или банки с кремом потяжелее, которую можно было бы грохнуть о дверь. И в этом полумраке ей предстоит самой себя развлекать до обеда, ужина или еще дольше. — Скотина! — прошипела пленница. Понимая, что ей необходимо дать выход накопившейся ярости, она бросилась в спальню, стащила с постели подушки и начала срывать с них наволочки, разбрасывая по всей комнате пух. Спустя какое-то время миссис Гейл оглядела сотворенный ею погром, и женщине стало стыдно. Так терять над собою контроль и крушить вещи совершенно не в ее характере. — Будь ты проклят! — простонала Нэнси в отчаянии от ситуации, в которую попала. С того момента, как она встретила Филиппа, слишком многое из того, что произошло в ее мятущемся сознании, ей очень не нравилось. Столько эмоций выплеснулось понапрасну! А этот молодой нахал, по-видимому, специально делает все, чтобы она пришла в еще большее отчаяние. Но зачем? Теперь Нэнси видела, что делает он это отнюдь не ради ее блага. Похоже, если она встретится с его отцом, Филипп от этого что-то потеряет, и, очевидно, немаловажное для него. Но отчаявшаяся женщина никак не могла додуматься, что же это такое. Пытаясь себя успокоить и смириться с предстоящими долгими часами томительной скуки и заточения, миссис Гейл нервно ходила взад-вперед по комнате. Чем же себя занять? Оказавшись перед шкафом, она распахнула дверцу и увидела внутри несколько старых журналов по домоводству. Обычно такое чтиво мало ее привлекало, но сейчас другого выбора не было. В час дня послышался стук вставляемого в замок ключа, и ручка двери повернулась. Нэнси поспешно схватила лампу, но появилась молодая женщина с подносом. Она поставила его на пол и вышла так быстро, что пленница даже не успела опомниться. Служанка, разумеется, не могла не заметить царивший повсюду беспорядок и разлетевшийся пух из подушек, но она и бровью не повела! Англичанку охватил озноб. У нее было такое чувство, словно нечто подобное уже происходило когда-то раньше в этой комнате. Еда на подносе манила. Нэнси с аппетитом проглотила отменного цыпленка и принялась за экзотические свежие фрукты. Последующие часы она провела в невероятной скуке, лениво листая потрепанные журналы и всем сердцем желая что-нибудь предпринять — пусть даже сразиться с заточившим ее карибским корсаром на шпагах. Ровно в шесть в дверь постучали. Да, да, постучали! И появился молодой ди Клементе. На нем был невероятно шедший ему вечерний костюм, но Нэнси тут же сумела себя уговорить, что ничего привлекательного в этом мерзавце нет. — У вас все в порядке? — спросил Филипп с почти искренней любезностью. — Меня тошнит от тоски в этом доме, — заявила англичанка холодно. Нет, никак нельзя поддаваться красивому изгибу точеного рта этого ямайского пирата, а еще больше — обволакивающему взгляду его темно-синих глаз. — Через час будет ужин, — как ни в чем не бывало заявил хозяин. Он быстро оглядел комнату, что-то пробурчал по поводу разлетевшегося пуха. Никаких признаков того, что это зрелище его как-то удивило или привело в замешательство. — Займите себя, наденьте другую одежду, — лаконично предложил он. Миссис Гейл уставилась на свой чемодан, который Филипп подтолкнул к ней ногой. — Вы… Вы это взяли в отеле? — еле выдохнула она. — Мне его сюда принесли. — Хозяин чуть улыбнулся. Нэнси подумала, что на его щеках появятся ямочки, но их не было. — О, нет! — простонала она. — Ведь все подумают, что я… — Не хватало сил выговорить окончание фразы. Молодой холеный красавец осклабился и закончил: — Что вы провалялись здесь со мной? Да, я действительно считал, что в отеле так и подумают. — Но ведь вы сказали, вы сделаете все, чтобы не запятнать мою репутацию! — рассвирепела Нэнси. — Вы по-прежнему неверно истолковываете мои слова, — произнес Филипп. — Вам, вероятно, показалось, что в отеле недружелюбно относятся к иностранцам. Ну а я решил, что сделаю все, чтобы вам не пришлось попасть в неудобную ситуацию. Во всяком случае, не придется. Я за этим прослежу — пока вы не уедете в Англию, буду держать вас здесь. — Ясно, — мрачно сказала Нэнси и замолчала, не зная, как отреагировать на столь своеобразную любезность мужчины. Она залилась краской. Какие сплетни ползут сейчас по отелю, которого по прихоти этого человека она больше никогда не увидит и о котором ничего не услышит. Филипп, судя по всему, умеет держать свое слово, однако не так, как хотелось бы. Ничего-то она от него не добьется и, просидев здесь взаперти, будет вынуждена покинуть эту страну, потому что истечет отпущенное ей время. Женщина почувствовала, как дрожат у нее губы. — Почему вы так себя со мной ведете? — в отчаянии спросила она. — Вы сами знаете почему. Переоденьтесь, — нахмурился он. Однако в глазах Филиппа мелькнуло что-то такое, что никак не вязалось с его резкими, похожими на приказ, словами. И чем дольше он вглядывался в бледное лицо гостьи, в ее огромные, кроткие глаза, тем больше она понимала, что на все у этого мужчины были свои веские доводы. Она нервно облизала губы и быстро вздохнула, заметив, что Филипп затаил дыхание. Его чувственные губы приоткрылись, будто бы от внезапного прилива голода. Нэнси почти перестала дышать, а собеседник не сводил глаз с пульсирующей жилки на ее шее, а потом, словно их притянуло магнитом, — с ее грудей. Женщина смущенно прикрыла их руками. — Переодеваться? Чтобы я пошла в душ, а вы следом за мной? Ни за что! — не очень уверенно произнесла она, почувствовав, как по всему телу пробежала волна блаженства при одной мысли о прикосновении этого красавца. Филипп перестал созерцать ее грудь, но сам этот процесс, кажется, доставил ему явное удовольствие. Он был полон расположения, когда произнес: — Вы в совершенной безопасности. До ужина времени более чем достаточно, чтобы продолжить общение наедине, но оставим его на потом, пока не исчезнут все ваши опасения. Будьте готовы к семи. Мы ужинаем в саду. Розали возилась с самого утра, чтобы приготовить что-нибудь из ряда вон выходящее! Когда хозяин ушел, Нэнси в смятении долго смотрела на красного дерева дверь. Сердце у нее так колотилось, что она положила на него руку, словно пытаясь остановить. Женщина по-настоящему испугалась. Именно так он все и задумал! В душе у нее было только одно — страх. Надо бы радоваться, что он вроде не собирается к ней приставать. Нэнси понимала, что умом она против какого бы то ни было флирта, но… во рту у нее пересохло: физически ее подспудно влечет к этому мужчине, как бы она это ни отрицала! Хотелось бы, чтобы он перед ней не смог устоять, и все-таки… пусть лучше устоит! Чушь какая-то! Возьми себя в руки, укоряла себя Нэнси. Через час они будут ужинать. Надо надеяться, что удастся уговорить хозяина отпустить ее, хотя совершенно очевидно, что ночь ей придется провести здесь. Сейчас отсюда ни на какой лодке не выбраться. А если остановить его не удастся? Об этом лучше и не думать! Миссис Гейл постаралась видеть во всем только положительные стороны. Она не сомневалась, что сердце у молодого Клементе доброе, и решила до этого сердца достучаться. За ужином надо будет непременно рассказать Филиппу о своей жизни безо всякой утайки. Он обязательно ее поймет. В семь часов Нэнси напряглась, ожидая хозяина. Она нервно вышагивала по комнате, словно посаженный в клетку ягуар. Молодая женщина с удовольствием потрогала уложенный на затылке пучок волос. Хорошо, что стиль прически и не чересчур строг, и не открыто соблазнителен. Густые кудри блестели, словно отполированное дерево, и мягкой шапочкой обрамляли ее голову. Ничего слишком чувственного не было и в ее хлопчатобумажном платьице бледного оттенка. Фалды спадали до колен, наряд скромно подчеркивал контур фигуры. Из макияжа Нэнси позволила себе только неяркую розоватую губную помаду. Тем не менее желание подчеркнуть свою стройность все же заставило женщину надеть туфли на довольно высоких каблуках. Как только она вдела в них ноги и неуверенно встала на каблуки, тотчас же поняла, что именно они-то и изменили ее облик, придав ему налет сексапильности. Теперь ходить ровным шагом можно было только покачивая бедрами. А от такой походки ткань платья плотно обтягивала ее высокие груди и колыхалась на бедрах. Обнаженные стройные ноги бередили воображение. — Вы выглядите умопомрачительно, — довольно произнес Филипп, входя в комнату. — А какая походка! Гостья взглянула на себя в разбитое зеркало и поморщилась. Ладно, она может весь вечер не двигаться или же ходить, как робот… — Мне вовсе не хочется перед вами красоваться. Мужчина расхохотался. — Вам будет довольно трудно выглядеть дурнушкой, — с глубоким одобрением изрек он. — Да! Сегодня вы очень красивая. Слишком красивая! Мне все время придется себя сдерживать! Идем? Нэнси скромно опустила ресницы и пошла за хозяином, споря с голосом разума, внушавшим ей, что надо снова проявить строгость. Она была польщена комплиментом и пыталась контролировать себя, чтобы женское тщеславие никак не отразилось на лице. А на самом-то деле от чувства собственного удовлетворения ей хотелось улыбаться. Миссис Гейл подавила вздох. Как ни один другой мужчина до него, Филипп все время заставляет ее ощущать себя женщиной, чувствовать свою сексуальную привлекательность, свою красоту… Нэнси прикусила губу. Так не было даже с Питером Гейлом. Она изо всех сил пыталась вызвать в памяти такое любимое лицо супруга. Но воспоминания начисто стирались очарованием Филиппа. Он был здесь, рядом, живой и весь бурлящий жизнью. А она, сдержанная и верная, сейчас предает того, кого так любила. Предает уже тем, что ей польстили слова этого искусителя о ее красоте. Ди Клементе протянул ей руку. Даже не подумав, что она делает, Нэнси ухватилась за нее и пошла с хозяином вниз по лестнице. Прекрасный гостиный зал, роскошные мексиканские вещи, великолепные вазы с цветами и старинные картины — все это наполнило душу женщины ощущением возвышенности обстановки и собственной элегантности. Она снова оказалась в волшебном сне, представив себя хозяйкой поместья. Как приятно мечтать! Как приятно представлять себя в роли богатой и благополучной дамы! Через двери с жалюзи хозяин и гостья прошли на террасу. Нэнси невольно вскрикнула от удовольствия и восторга: — Боже! Разноцветные фонари! Как они украшают сад! Чудесные гирлянды! Филипп тепло улыбнулся, и на щеках его появились глубокие ямочки. — Спасибо. Мы будем ужинать у воды — это мое любимое место. — Очень романтично, — отозвалась Нэнси. Ди Клементе пожал плечами. — Если хотите, мы бы могли поесть и в вашей комнате. — Там почему-то слишком много пуха, — небрежно заметила гостья. — Ну тогда, значит, у воды, — усмехнулся хозяин. Нэнси кивнула и позволила себе положить ему на руку свою ладонь. Ну что же, ей очень-очень нравится вот так идти между мерцающими разноцветными огнями по обеим сторонам дорожки. Нравятся роскошные запахи сада, которые просто одурманивают. Но она и без Филиппа не могла бы не наслаждаться теплотой черной южной ночи и сверкающими как хрусталь звездами на темном небе. Внешние обстоятельства никак не меняют ситуации. У Филиппа ничего не выйдет, если он рассчитывает, что может уговорить ее уехать с острова или же заманить к себе в постель. Нет, здесь он очень ошибается! Да, она будет восхищаться его садом, ужином, но останется непреклонной. Она заставит его думать так, как думает сама. И в этом не должно быть никаких сомнений. Надо добиваться своего! — Мэтью накрыл для нас стол в саду ниже уровня террас, — объяснил Филипп, ведя гостью по извивающейся тропинке. — Здесь недалеко, вы туфель не испачкаете. Тропинка достаточно исхоженная. — Это меня не беспокоит. Я купила обувь на распродаже. А тут просто как во сне! — признала Нэнси, восхищаясь чернильно-черным морем с серебристой лунной дорожкой до невидимого горизонта. Чуть ниже террасы она увидела какое-то мерцание. Когда они подошли поближе, оказалось, что свет шел от двух больших канделябров на столе, установленном на специальной платформе над водой. Обстановка была настолько романтической, что у Нэнси перехватило дыхание — так околдовала ее эта волшебная ночь, полная сюрпризов. — Мне хочется, чтобы вам понравился мой сад. — Филипп сорвал красную розу и торжественно вставил ее в волосы гостьи. — Мне здесь очень нравится, — чуть задыхаясь от волнения, произнесла Нэнси. Филипп выглядел до боли великолепно: волосы вокруг головы сверкали в свете канделябров, словно золотой нимб, загорелое лицо резко контрастировало с белой рубашкой. И этот человек был так от нее близко, что можно коснуться рукой, обнять… — Моя восторженность этим райским уголком ничего не меняет, — посерьезнев, продолжала Нэнси. — Я не собираюсь отказываться от своего решения. Я знаю, зачем вы все это делаете. Вы думаете, что таким способом меня уговорите. Это вам не удастся… Филипп продолжал улыбаться. Его глаза ярко блестели. — Это мы еще посмотрим, хорошо? — И тотчас же он с трогательной заботливостью стал помогать Нэнси спускаться по высеченным в скале ступеням к деревянной платформе. Рядом тихо шептали морские волны, набегавшие на песок. Нэнси устроилась в роскошном кресле с богатой резьбой, в которое ее усадил Филипп. Не говоря ни слова, он наполнил хрустальные бокалы вином. От света свечей хрусталь искрился, серебряная утварь отливала неярким блеском. Но светлой скатерти лежали нежные бледно-розовые цветы, которые хозяин назвал «ожерельем любви». Гостья неторопливо выпила глоток вина. Интересно, что дальше предпримет Филипп. Нэнси усмиряла себя, стараясь не поддаться божественному очарованию южной ночи и была готова к любой неожиданности со стороны столь непредсказуемого мужчины. — За ужином деловые разговоры вести не будем, — сказал он, словно читая мысли Нэнси. — Скверная привычка. Только портит вкус еды. Не забывайте, во мне ведь французская кровь. Я подумал, что мы с вами насладимся яствами, поболтаем о каких-нибудь пустяках, а потом займемся сутью нашего дела. Что вы на это скажете? — Меня вполне устраивает, — небрежно ответила гостья. — Вам не стоит так беспокоиться. Я не возражаю против еды, потому что умираю с голоду. Но вы могли бы просто передать мне через дверь хлеба и воды. Результат был бы тот же, а хлопот гораздо меньше. Филипп рассмеялся. — Неужели? — спросил он таким тоном, словно не мог поверить, что Нэнси сумеет устоять против его чар. — Меня, месье ди Клементе, нельзя ни уговорить, ни запугать. В синих глазах Филиппа промелькнули лукавые огоньки. — А я и не собираюсь вас ни уговаривать, ни запугивать. Нэнси удивленно смотрела на собеседника. Вот уж действительно непредсказуемый тип. — Тогда зачем же?.. — После ужина, — не дал он договорить. — Поговорим о деле после ужина. Миссис Гейл разозлилась и нахмурилась. И вдруг почувствовала, что рядом с нею кто-то стоит. Та самая молодая женщина, которая приносила обед, сейчас ставила перед ней тарелку с морскими деликатесами. — Спасибо, — поблагодарила гостья и тепло улыбнулась служанке. В ответ же та смерила ее ледяным взглядом. Улыбки, очевидно, сохранялись для хозяина, которого здесь явно обожали. — Что вы им про меня сказали? — в ярости спросила Нэнси, когда женщина ушла. — Ничего! — Филипп подцепил вилкой кусок омара и смочил его в тягучем соусе. — Мне этого делать не пришлось. — Но… — Расскажите мне о себе. О своей жизни в Англии. Миссис Нейл вздохнула и покрутила ножку бокала. Можно либо по-прежнему сердиться и стараться молчать, било вести светскую беседу. Совершенно очевидно, что на интересующую ее тему Филипп будет говорить только тогда, когда они кончат ужинать. — Я живу в небольшом коттедже в деревне. А что я делаю, вы уже знаете, — просто сказала она. — Так расскажите же мне про все подробно. Объясните, почему вы выбрали именно это место работы и что оно вам дает? Нэнси не понравилась усмешка в голове Филиппа, и она решила его укорить. — Не все же вроде вас рождаются с серебряной ложкой во рту. Просто у меня не было другого выбора. Специальности, на которую был бы спрос, я не имею, а в наших краях большая безработица. Мне еще повезло, что вообще нашла должность. Конечно, приходится работать в любую погоду, но к этому привыкаешь. Мне нравится общаться с людьми, особенно с одинокими. На моем участке есть одна пожилая дама… — Дама? На вашем… на чем? — нахмурился Филипп. — На моем участке, — удивилась вопросу Нэнси. Она отломила кусочек хлеба и положила в рот. — Писем эта дама получает мало. Приходят одни счета. И когда у меня есть для нее какие-нибудь рекламные объявления, она в безумном восторге… — Одну минуточку! — резко оборвал гостью собеседник. Его нож для масла повис в воздухе. — Что вы имеете в виду — мало писем? Нэнси удивилась непониманию своего визави. — Вы сказали, что знаете, чем я занимаюсь. И даже по этому поводу ехидничали! — едко напомнила она. — Лично я ничего плохого в работе почтальона не вижу. Казалось, что Филипп с трудом понимает, о чем идет речь. — Почтальонша! Вы разносите почту? Я думал, вы занимаетесь чем-то другим. Я… похоже, поспешил со своим суждением о вас и ошибся, — чуть помедлив, признался он. — А что вы делали до того? Англичанка скривилась. — Работала во Флимуте в билетной кассе. Но жить в городе мне не нравилось. Филипп нахмурился. — Вы ведь ответили на объявление моего отца, да? — Конечно! А иначе как бы я оказалась тут? Я не понимаю, что вас смущает? — И я тоже. — Неожиданно мужчина глубоко задумался. — В сельской глуши, где я работаю, моя служба значит гораздо больше, чем просто разнос почты, — без излишней скромности сказала Нэнси. — Я связываю людей друг с другом. Приношу новости из одного дома в другой. Я заканчиваю работу рано и поэтому порою кое-что покупаю для тех, кто прикован к дому или болеет. А кроме того, некоторые живут совсем одни. Я люблю с ними поболтать, мы вместе решаем их проблемы. Они, похоже, доверяют мне свои заботы и мысли, а я всегда рада их выслушать и помочь чем могу. Синие глаза Филиппа сузились. — Сколько же усилий уходит на это! Вы тратите столько времени, столько энергии и эмоций! И вы что-то получаете взамен? — Ну конечно! — Нэнси улыбнулась. — Очень, очень много — их дружбу! На Рождество мы обмениваемся подарками. Иногда я приношу им цветы из своего сада. Иногда они мне дают полдюжины яиц, или пару морковок. Или капустную рассаду. — Поразительно! — тихо произнес Филипп. — Да нет, просто именно так и живут люди в отдаленных местах. Мы даем друг другу то, что имеем. Я могу отдавать им свое время, свое внимание, свою заботу. А они… они же… ну, это как в большой семье, — задумчиво сказала Нэнси. — Однако… — Гостья плотно сжала губы и сосредоточенно начала совсем некстати отделять маленькие креветки от больших. — Однако, — быстро повторил Филипп, — вас что-то смущает? Когда Нэнси взглянула на него, грусть на ее лице сменилась теплой улыбкой, потому что собеседника, по-видимому, ее рассказ искренне заинтересовал и растрогал. И тут женщина почувствовала, что у нее появилась надежда. Этот человек все поймет, если только удастся ему объяснить, что для нее значит — обрести свою семью. Но найти для этого нужные слова ей было очень трудно. Надо все обдумать. Филипп терпеливо ждал, словно сам знал, как нелегко бывает объясниться. Нэнси отодвинула тарелку и глубоко вздохнула. — Все началось еще тогда, когда я работала в паромной компании, — неуверенно начала она. — Я занималась бронированием билетов во Францию. Все время сидела в помещении. Питер… — Англичанка потянулась за бокалом, подкрепила себя вином и, ничего перед собой не видя, уставилась в темную пустоту. Питер всегда был таким добрым! Таким внимательным! Разве может ей когда-нибудь встретиться мужчина, который бы так же прекрасно к ней относился? — Питер… — подсказал Филипп. — Да, это мой муж. Тогда он еще был жив, — вздохнула Нэнси. — Он знал, что, работая в помещении, я чувствую себя как в клетке. Мы каждый выходной проводили за городом, вместе объездили всю округу, наслаждаясь сельскими пейзажами, и устраивали пикники, даже когда шел дождь. А когда он… умер и я потеряла работу в билетной кассе, у меня стало много свободного времени. И я получила свою нынешнюю должность. Мне надо было ездить по маршрутам, буквально изъезженным нами с мужем… — И вы постоянно вспоминали дни, когда вместе с ним проводили выходные. И эти воспоминания причиняли огромную боль, — мягко прервал Филипп. — Именно так! — Нэнси поразилась, что он так просто закончил ее мысль. Подняв к нему грустное лицо, она не смогла сдержать слез. Когда же сквозь их пелену увидела, что Филипп ей искренне сочувствует, губы ее сжались от отчаяния. — Я люблю свою службу, но мне тяжко совершать эти поездки по знакомым дорогам, — проговорила она. — Каждый поворот, каждая тропинка вызывает бесчисленные воспоминания. Мы тогда так хорошо изучили окрестности. — Да, дилемма. Вам очень трудно. И сладко, и горько. Что-то в душе Нэнси притягивало ее к Филиппу. Он способен сочувствовать, он все понимает… Между ними явно существует какая-то непередаваемая словами связь. Женщина не знала, как это назвать, она понимала только одно — ей хочется довериться этому мужчине. И тем не менее откуда ему знать, что это значит — потерять близкого человека и потому думать о нем каждый день, каждую ночь? — Я об этом никогда раньше не говорила, — вдруг призналась Нэнси. — Я не говорю о Питере, потому что это очень больно. Понимаете, мы были так счастливы! — Нисколько не сомневаюсь! Расскажите о муже, — осторожно попросил Филипп. — Мне хочется о нем знать, а вам, думаю, все же приятно о нем вспоминать. Это неплохая мысль, Нэнси. — Возможно! — Гостья уставилась на креветки, а потом выложила из них букву «П». Сама удивившись, она из-под ресниц взглянула на собеседника. На его лице было явное одобрение. И в искупление вины она съела ножку у буквы «П», решив раскрыть перед сыном Жильбера ди Клементе свою душу, как задумала, не получив возможности встретиться с самим отцом. — Расскажите, как вы познакомились, — попросил он. — Мы с ним вместе были в одном детском доме. Вместе играли, подружились, утешали друг друга, если нас обижали. И незаметно полюбили друг друга. Поженились мы в день моего рождения, когда мне исполнилось восемнадцать. Он для меня был единственной моей семьей, Филипп. — Теперь уж наверняка этот лощеный отпрыск французских латифундистов поймет, почему она так жаждет обрести семью. Нэнси задумчиво сидела за столом, не видя перед собой ни хрусталя, ни серебра. Ладонь Филиппа легла на ее руку, согревая своим теплом. — Как он умер? С тех пор, как это случилось, прошло столько времени, но и сейчас в памяти, как в зеркале, все отразилось так явственно. Происшедшее выглядит черным, жестоким, холодным и несправедливым, как тот ужасный день, когда она сидела у себя дома и молча смотрела на полицейскую даму и на обезумевшего начальника Питера. Нэнси разрыдалась. Ладонь Филиппа плотнее сжала ей руку, нежно поглаживая ее кончиками пальцев. — Ничего, ничего, — сочувственно проговорил он. — Лучше не плачьте, а выговоритесь. Думаю, это поможет. Все излечит время. Нэнси молча кивнула и через минуту-другую почувствовала, что может снова говорить. — Это случилось у него на работе, — уняв рыдания, прошептала она. — Он работал в электрокомпании, и произошла авария… Филипп замер. Его загар словно посветлел, на печальном лице резко выделялись темно-синие глаза. — Это было ужасно… такое потрясение, — продолжала Нэнси. — Понимаете, я этого не могу забыть. И… — Она прикусила губу. — Господи, во что превратилось его тело — все скрючилось, сжалось… — Бедная Нэнси! — хрипло произнес Филипп. — Мне вас очень жаль. — Я его любила, — всхлипнула женщина. — Я и сейчас его люблю! — Понимаю. Я все понимаю! — Филипп почти задыхался. — Как вам это понять? — прошептала Нэнси. — Никому этого не понять. Никто не знает, что это такое… — Я знаю, — твердо произнес мужчина. — Я испытал нечто похожее. Когда сгорел мой дом. Женщина медленно подняла голову. Сквозь пелену слез она увидела на лице Филиппа отпечаток большого горя, заметила пустоту в его глазах и поняла, что он тоже пережил трагедию, не меньшую, чем она. Это их и объединяло. Нэнси ощущала это так же сильно, как если бы их связывала любовь, сближая души. — В доме погиб кто-то очень любимый вами! — догадалась она. — Моя жена, — еле слышно промолвил Филипп. — Жена и малыш-сын. Они погибли при пожаре дома. А пожар этот устроил Жильбер. По лицу Нэнси бежали слезы. — О, Филипп, — простонала она, и теперь уже сама взяла обе его руки в свои. Больше ничего она сделать не могла. В горле застрял комок горьких слез. — Вот почему вы ненавидите своего отца. — Тогда я почти помешался. Набросился на отца, тот вызвал полицию и меня забрали. Понимаете, я так их любил — и жену и сынишку. Больше жизни! — Слова вырвались из его груди с тяжелым вздохом. — Я понимаю. Понимаю! — только и могла сказать Нэнси. И она простила этому человеку его поведение по отношению к отцу. Пожар случился внезапно, и Филипп, наверное, неправильно обвинил в этом отца, но его можно понять, можно. Он выстрадал куда больше, чем ей казалось. И его же взяли под арест за нападение на родителя, как раз тогда, когда он потерял самых дорогих для него людей. Ничего удивительного, что сын и отец с тех пор живут словно враги… Нэнси казалось, что неожиданно откровенный разговор с Филиппом, то, что они испытывают сочувствие и сострадание друг к другу, как-то уменьшили ее собственную боль. Филипп первый, кому она рассказала о себе. Напротив нее сидит почти незнакомый ей человек, но он разделяет ее горе, и от этого становится гораздо легче. — Я не знала, что вы были женаты, — смущенно проговорила она. — Вы не носите обручального кольца. — Не ношу. Их глаза встретились. Взгляд Филиппа был открытый и холодный, и Нэнси поняла, что он не хочет говорить на затронутую ею тему. — Мне очень, очень жаль, — прошептала женщина. Филипп кивнул, почувствовав глубину ее сострадания, выразившуюся в этих коротких искренних словах. — А ведь есть что-то в душе и мыслях, чем хочется поделиться, но уже не с кем, — отважилась на признание Нэнси. — Тем, что касается лично нас. Хочется рассказать, что тебя рассмешило, что огорчило, а некому. — Одиночество, — тихо произнес Филипп. — Огромная потеря, сознание дикой утраты двух жизней. — Мужчина отвернулся, но Нэнси успела заметить предательский блеск слез, отчаянно сдерживаемых им. Ее поглотила волна горькой грусти. На столе вместо закусок появились новые блюда. Ни хозяин, ни гостья на еду даже не взглянули. Ни тот, ни другая не притронулись к вилкам. Так они и сидели в молчании, полные сочувствия друг другу. И симпатия к пережившему горе человеку как-то странно возрастает, подумала Нэнси. После затянувшейся паузы она вздохнула и сказала: — Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое трудное время. — А я сожалею, что заставил вас пережить трудные минуты, — виновато проговорил Филипп. — Похоже, я неправильно воспринял вашу настойчивость. Не стану притворяться, что одобряю ваше решение приехать сюда. Но мне кажется, теперь мы нашли новую почву для будущих поисков. Сумеем вместе с вами во всем разобраться. Я в этом уверен. Сердце Нэнси наполнилось надеждой — вне сомнения, Филиппа тронула ее печальная история, и он, конечно, поможет. Она улыбнулась и вытерла глаза. — Мне бы этого очень хотелось, — с верой в успех сказала она. — Пожалуй, нам надо было бы поесть. — Филипп криво улыбнулся, и когда заговорил снова, в голове его уже не было прежней горечи. — Вот это, — с чуть наигранной веселостью указал он на дольки какого-то то ли овоща, то ли фрукта на тарелке гостьи, — называется авокадо! Ешьте на здоровье с креветками. Нэнси благодарно кивнула. Она старалась проявить интерес к еде, понимая, что и ей и хозяину необходимо как-то отвлечься. — А это баклажаны по-мексикански… жареный подорожник… это устрицы в морской капусте… Гостья старалась изо всех сил и попробовала всего понемногу. — Я все отведала, больше не могу, — улыбнулась она. — Честно, не могу больше, Филипп! Вы должны понять, что стало со мной из-за вас. Я со своими надеждами, как на качелях — то вверх, то вниз. И просто не в состоянии откладывать наш серьезный разговор. Это для меня крайне важно. — Согласен. — Хозяин встал и протянул руку даме. — Похоже, у меня пропал аппетит. Пройдемся по берегу? Чувствуя напряжение и очень нервничая, Нэнси направилась вслед за спутником к пляжу. Дорожка была такой узкой, что пришлось идти вплотную к Филиппу. Глаза ее все время следили за его лицом. Крепкая рука мужчины сильно сжимала ее руку. Абсолютно бессознательно Нэнси вдруг захотелось погладить его голову, ощутить всю мягкость светлых кудрей и вдохнуть в себя запах его кожи. В голове у Нэнси была полная сумятица. На нее навалилось сразу все — и тревога, и сомнения, и страстное желание. Ее сжигали желание близости с Филиппом, жажда оказаться в его объятиях и растаять от поцелуев. Разве она сейчас произнесла про себя «Филипп»? Ведь она думала о Питере. Конечно же, о Питере! И все же… Спутник повернулся к ней. — Все в порядке? — Ммм… — Позвольте вас поддержать. Сейчас тропинка стала пошире, и Филипп правой рукой обнял гостью за плечо, будто иначе она бы непременно упала. Нэнси было приятно. Даже больше, чем приятно. Все пробудившиеся в ней инстинкты толкали женщину в мужские объятия, ей так хотелось прижаться к Филиппу, так хотелось его поцелуев. Пусть будет, что будет, если выплеснутся заполнившие ее эмоции, которые просто разрывают мятущееся сердце. Мужчина догадывался, что переживает сейчас спутница, и чувствовал свое преимущество перед собратьями на земле. А ее неудержимо тянуло к нему, и подавлять эту тягу становилось все труднее и труднее. Нэнси украдкой взглянула на сосредоточенное лицо Филиппа. От лунного света кожа его мерцала как золото, особенно же будоражили завитки волос на затылке. Они добрались до пляжа и пошли по песку. Нэнси изо всех сил старалась не поддаваться магической силе этой ночи, этим мягко шуршащим о песок волнам, этому покою дремлющего моря. Наконец-то сейчас рядом с нею есть человек, который понимает, какая страшная пустота в ее душе, как ужасно слушать угнетающую тишину дома, из которого ушел смех, как опостылела жизнь в одиночестве, без любви, без надежд. Филипп обнял ее крепче. Нэнси подняла на него глаза, и мужчина очнулся от погруженности в собственные мысли. — Я знаю, когда мы познакомились, у вас были на меня большие надежды, — медленно произнес он, словно что-то пережевывая. — Я понимаю, чего вы ждали и почему. — Тогда помогите мне, — горячо произнесла женщина. И все-таки Филипп колебался. — Я бы мог. Но не уверен, что должен. Болезнь моего отца, как я понимаю, разрушила ваши планы, — все так же медленно проговорил он и остановился. — Это обстоятельство ужасно! — согласилась гостья. — Все свои надежды на избавление от отчаянного одиночества я связывала с приездом сюда. Нэнси увидела, как напряглось лицо Филиппа, как глубоко он вздохнул, опустив широкие плечи. Он явно о чем-то сожалел. — Значит, вы думали, что с его помощью перестанете быть одинокой. Вам действительно нужна защита, — то ли утверждал, то ли вслух размышлял Филипп. — Защита от себя самой. Что же в таком случае должен сделать я? Нэнси с облегчением вздохнула. Этот человек ей непременно поможет! Она это знает! — После сегодняшнего вечера, когда мы так много рассказали друг другу, я чувствую, что могу вам доверять, — искренне призналась она. — Мы поделились друг с другом самым сокровенным. Я знаю, какое несчастье пережили вы, а вы знаете, что пережила я. Я понимаю, почему вы вели себя именно так. А вы знаете, что у меня не было другого выбора, кроме того, чтобы приехать сюда? — Так что же я-то могу сделать? Нэнси с трудом избегала его горящего взгляда. Но отступать она не могла. И потому продолжила: — Я хочу, чтобы вы сделали для меня только одну вещь. И это мне нужно больше всего на свете. — Она облизнула губы, чувствуя на себе напряженный, изучающий взгляд мужчины. — Я понимаю, я вам покажусь самонадеянной. Возможно, это не самый общепринятый способ действия, но… но я бы хотела, чтобы вы заняли место вашего отца. Ди Клементе-младший крайне удивился. Заморгав, он лишь попросил: — Повторите, что вы сказали? — Замените вашего отца! Прошу вас, — умоляла Нэнси. — Ради Бога! Для меня это так важно! — Она потянула Филиппа за рукав. На глаза ее навернулись слезы, а он, не говоря ни слова, по-прежнему в недоумении смотрел на нее. Ведь наверняка, имея ключи от дома отца и допуск к его конторке, Филипп без труда может поискать там сведения о столь таинственном для нее клиенте отца. Почему же он проявляет такую сдержанность, так упорен в своем нежелании помочь ей? — А если я откажу вам? — услышала она его вопрос. — Вы не можете мне отказать, — дрожащим голосом проговорила Нэнси. — Вы для себя твердо решили, что никоим образом не позволите мне встретиться с вашим отцом. Теперь мне этого делать и не нужно — ведь рядом будете вы и сами займетесь всем вместо него. Прошу вас! Филипп не проронил ни слова. Казалось, он перестал дышать. В последнем порыве Нэнси прижалась щекой к его груди и теперь слышала резкий стук его сердца. Она ждала, все существо ее напряглось. Похоже, совершенно бессознательно Филипп погладил ее по волосам. — Вы действительно этого хотите? — Он, казалось, раздумывал. — Чтобы я занялся вами вместо отца? Нэнси замерла в напряжении. — Да, Филипп, очень! — прошептала она ему не в лицо, а в рубашку. Он приподнял ее лицо и большим пальцем стер с него слезы. — Никаких обещаний. Никаких надоеданий, — предупредил он. — Понимаю, — быстро согласилась Нэнси. — Я знаю, что вы не можете давать никаких обещаний. Знаю, что в чем-то буду разочарована. Но я бы охотнее пошла на это, нежели… — Голос ее совсем сник. Она даже подумать не могла о возможном крахе своих ожиданий. — Надеюсь, нам не придется об этом сожалеть, — проговорил Филипп и провел указательным пальцем по лицу женщины. — Значит, так. Сопротивляться вам я не в силах. И не хочу этого. Я согласен. Сквозь слезы в глазах Нэнси вспыхнул восторг. — О, Филипп! — воскликнула она, смеясь и плача одновременно. — Спасибо вам! Спасибо! — О Боже! — пробормотал тот, и непонятно как, но они неожиданно оказались в объятиях друг друга. Женщина рыдала на его груди. Обещание Филиппа придало ей новые силы, хотя она и понимала — ведь он намеревался хоть как-то отомстить своему отцу. Потому-то и хотел помешать ей, Нэнси. Но теперь он осознал, что был не прав, и наверняка поможет найти ее семью. — Я так вам благодарна, — дрожа от волнения, проговорила Нэнси. Филипп нежно гладил ее по спине, ожидая, когда кончатся слезы. Наконец она высвободилась из объятий и робко на него взглянула. В ответ тот улыбнулся и нежно поцеловал женщину в губы. Совершенно неожиданно для себя Нэнси стала целовать его сама, будто ничего более естественного на свете и быть не может. Обвив руками шею Филиппа, она сцепила пальцы. Вокруг замерли все ночные звуки прибрежных зарослей, а волны зашуршали еще нежнее. Казалось, что своими поцелуями Нэнси стремится растопить всю горечь в сердце человека после гибели его жены и сына. Как только Нэнси вспомнила про них, ее пронзила боль и она прижала к себе голову Филиппа, чтобы хоть как-то облегчить и его и свои страдания. Нэнси таяла под нежностью губ Филиппа. От его ответных поцелуев кружило голову. Его сильные руки медленно двигались по ее телу, и оно отзывчиво вторило этому ритму ласк. Филипп что-то говорил, то ли по-французски, то ли по-испански. Нэнси не поняла, да и не хотела, охотно позволяя ласкать себя еще сильнее. Когда же его язык коснулся ее языка, она не выдержала этой сладостной муки и издала стон, преисполненный непреодолимого желания. Волосы у Нэнси были распущены, падая ей на плечи и на глаза, и она ничего не видела, а лишь ощущала. Филипп поцеловал ее в шею, расстегнул молнию на платье и стал нежно касаться губами ее перламутровых плеч, а руки ласкали оголенную спину. Все это было лишь прелюдией более откровенных ласк. Но этого делать нельзя! Нэнси все понимала, только ничего изменить не могла. Ее гнала в любовный омут какая-то дикая сила — она была в глазах Филиппа, в его губах, в восторженном шепоте, во взаимном желании утолить чувственный голод. А она не могла и не собиралась противостоять искушению и, хоть и не искала его, внутренне была к нему готова. Ее голод длился долго, слишком долго! Казалось, никогда раньше любовные ласки не доставляли Нэнси такой радости… уже давно ничего подобного в ее жизни не было! Она откинула голову, и из горла вырвался еще один счастливый стон. Тело нежно овевал теплый ветерок, словно и он тоже ласкал ее. Нэнси оказалась обнаженной — платье уже путалось у самых ступней. Как слепая, она скинула с себя туфли и прильнула к груди Филиппа, покрывая его страстными поцелуями. Она трепетала, отчаянно помогая ему снять пиджак, брюки… Единственное, что Нэнси могла слышать, это их напряженное дыхание. Единственное, что она могла видеть, это прекрасное тело Филиппа, такое теплое и крепкое, такое гладкое и сильное. Единственное, что могла в этот момент чувствовать, было все возрастающее и в ней и в нем напряжение и непреодолимое сексуальное желание. По страсти, темпераменту оба были равны во всех движениях тела, губ, рук. Вслепую бредя по теплому, податливому песку, они не переставали целовать друг друга, жажда соития переполняла их. Когда ноги коснулись мягкой травы, Нэнси почувствовала, что Филипп опускает ее на землю, и они упали, слившись в экстазе. Губы любовника покрывали поцелуями каждый дюйм ее тела, выражая неудержимую страсть. Он целовал те места, которые так долго ждали ласки. Язык Филиппа нежно играл с твердыми сосками ее грудей, а сама Нэнси в изнеможении изогнулась как мостик. Она разрывалась между наслаждением и мукой. Все ее ощущения сфокусировались на бурлящих внутри нее эмоциях. В страхе и возбуждении она обхватила нетерпеливыми руками голову Филиппа. Нет, это не любовь, и ведет она себя совсем неразумно. Открыв опьяненные страстью глаза, Нэнси увидела на его лице выражение благоговейного восторга. Филипп взглянул на нее, и в глазах его отразилось такое первобытное, такое дикое желание, что женщина вновь застонала и притянула к себе партнера долгим нетерпеливым поцелуем. Она заскользила по его телу; их руки и ноги переплелись. Внутри у нее что-то до резкой боли потребовало своего удовлетворения. Бедра Нэнси поддались его бедрам, и внезапно она ощутила внутри себя изумительное, бархатное тепло. От блаженства женщина громко вскрикнула — Филипп был очень нежным, чтобы не причинить ей боли, но в то же время достаточно сильным и неутомимым, чтобы утолить голод. Они не переставали целоваться, словно их губы никак не могли насытиться друг другом. Филипп нежно держал голову Нэнси, все яростней погружаясь в лоно любовницы. Никогда ранее не знала она подобной страсти, никогда не отвечала на страсть столь горячо и столь безгранично. Обхватив мужчину обеими ногами, она прижимала его к себе, следуя ритму движения, издавая стоны восторга. Казалось, она парит в небесах, возносясь все выше. Мгновения наивысшего сладострастия и безмерного облегчения привели ее в состояние ни с чем не сравнимой радости. Она содрогнулась в объятиях мужчины и, обессиленная, распласталась на траве, лежа под телом Филиппа без единого движения. А он нежно целовал ей шею, и ее слух ловил каждый его вздох. Нэнси даже не помнила, как заснула, проснулась же потому, что Филипп нежно целовал ее ключицу. Женщина сонно улыбнулась — она чувствовала себя чудесно. — Я хочу тебя, — прохрипел Филипп. — Я устала, — лукаво закапризничала Нэнси. — Тебе ничего не надо делать, — весело заметил он. Однако это было не так. Совсем скоро любовник так раздразнил Нэнси, его сладкие, страстные ласки были настолько горячими, что ей пришлось включиться в игру, поощрять его и вновь наслаждаться его телом. На сей раз их акт любви не был столь необузданным. Она попробовала чуточку похныкать в знак протеста, умоляя Филиппа овладеть ею поскорее, прибегала ко всем немыслимым уловкам, чтобы заставить его потерять над собой последний контроль. Какая-то часть ее существа говорила: это всего лишь вожделение. Ничего, кроме голого секса. И Нэнси стало стыдно, потому что все это было настолько приятно, что она никак не могла вдоволь насытиться телом любовника. А он чувствовал то же самое к ней. Так они утоляли свой голод до самого рассвета, возбуждая друг друга малейшим прикосновением, взглядом, голосом… Только утром Нэнси отбросила от себя мысль, что все это лишь голый секс. Она поняла это потому, что чувствовала себя прекрасно во всех отношениях. Умиротворены были и тело, и сознание, и душа, и сердце, и самые высокие эмоции. С ней произошло что-то очень-очень важное. Нечто такое, что заставило ее одновременно и испугаться, и возликовать. Впервые за многие годы Нэнси почувствовала себя женщиной, ощутила странное состояние опьянения, до конца подчинив себя великому искусству возбуждать желание в таком опытном и сильном мужчине, как Филипп, который всякий раз оказывался абсолютно отзывчивым при малейшем ее прикосновении. Это опьянение властью вскружило женщине голову. Она обнаружила, что невероятно сексуальна, способна получать удовлетворение и доставлять его другому… Утром они стали плавать нагишом, ни словом не нарушая молчания. Слова могли бы погубить дивное ощущение отсутствия земного времени и очарование друг другом. Над морем розовело небо. Нисколько не стесняясь, Нэнси поднялась у берега во весь рост, довольная откровенным восхищением, вызываемым ею у Филиппа. Да и он был великолепен: тело у него — само совершенство, такое загорелое, крепкое, красивое. Ниже талии кожа не была более светлой, вероятно, потому, что он купался голышом на этом удаленном пляже. Нэнси снова вошла в воду. Нежные утренние волны ласкали тело как шелк, и она подумала, что сейчас ей надо как никогда ранее впитывать в себя все ощущения. Она приподняла голову, наслаждаясь мягким теплом первых лучей солнца и поплыла легко и беззаботно. Вдруг под ней оказался Филипп. Нэнси счастливо вздохнула. Вот-вот кто-то из них должен будет нарушить это колдовское очарование с его безмятежным молчанием. Ей станет стыдно, она начнет стесняться, и им придется согласиться, что все случившееся ночью просто результат их долгого воздержания, всплеск случайно и ненадолго разбуженных эмоций, и то, что было, уже никогда не повторится. Сердце Нэнси сжалось — неужели они оба все это потеряют? — Ты прекрасна и в воде, — вынырнув, пророкотал Филипп ей на ухо. Он проплыл с ней рядом до мелкого места, поднял ее на ноги и притянул к себе. Поцелуи его были такие сладкие и жадные, что Нэнси захотелось плакать. — Расслабься, — успокоил он, покусывая ее нижнюю губу. Потом улыбнулся в ее наполненные болью глаза. — Думай о хорошем! Нэнси не осмелилась сказать, почему она расстроилась. Филипп тесно прижался к ее уху и стал нашептывать свои желания. Женщина пыталась помешать его рукам, двигавшимся по всему ее телу, но тот лишь рассмеялся и по-прежнему прощупывал каждое ее ребрышко, каждую косточку, мягкие половинки ягодиц. — Филипп! — взмолилась она, чувствуя, как начинает млеть и таять, оказавшись в крепких мужских объятиях. Он нехотя ослабил их, ни на секунду не отводя глаз от ее лица. В полном отчаянии, Нэнси опять позволила своему рассудку уступить велениям ненасытного тела. Это будет в последний раз, пообещала она себе… 6 От неторопливых мужских ласк Нэнси впала в волшебную истому. А потом ее охватила сильная дрожь, почти непреодолимая. Больше уже никогда ничего подобного не будет — останется лишь страшная пустота жизни и одно страдание. Женщина зарыдала. Филипп сжимал ее в объятиях до тех пор, пока не прекратились рыдания. Она и сама не могла понять, когда они начались, единственное, что знала сейчас — никаких эмоций у нее не осталось. Филипп помог ей подняться и повел через пляж к небольшому летнему домику. Там он бережно уложил ее на кровать и прилег рядом, прикрыв ее и себя мягкой хлопковой простыней. Нэнси смутно улавливала, что кто-то за стенами дома произносит имя Филиппа. Он сонно откликнулся: — Войдите! Нэнси пришла в ужас и поскорее спрятала голову под простыню. Раздались звуки передвигаемой посуды и удаляющихся шагов, небрежные слова благодарности Филиппа. — Служанка ушла, — спокойно сказал он. — Хочешь позавтракать? Откинув простыню, Нэнси приподнялась с горящим лицом. — Похоже, твой персонал не удивляется ничему, что видит! И как же часто ты это делаешь? — тихо спросила она и тут же подумала, что говорит, как собственница. Нижняя губа у нее задрожала. Филипп нежно поцеловал Нэнси и стал теребить ее роскошные волосы. — Только когда это необходимо, — спокойно ответил он. Нэнси задохнулась. Значит, она — одна из многих? И это дивное сексуальное действо он повторял много раз с другими женщинами? Выходит, она для него ничего особенного не значит. От этой мысли ее пронзила резкая боль. А потом все внутри нее похолодело. Видно, в какой-то момент она приняла простое вожделение за нечто большее. Для нее самой все было по-другому — физическая близость с Филиппом означала, что объединились двое людей, которые пережили сходные трагедии, которые понимают друг друга и нашли утешение в том, что отдали себя друг другу. А для этого человека она всего лишь игрушка, необходимая для разрядки! Сколько же у тебя женщин? — хотелось ей спросить. Она была потрясена таким предательским ударом. Так, значит, это ревность? Нет, еще хуже. О Господи, только этого не хватало. Неужели влюбилась в какого-то ловеласа по-настоящему? Невероятно! Но ведь прошедшая ночь была такой прекрасной. Филипп оказался мужчиной, о котором можно только мечтать. Прямо-таки любовник из мечты. Слишком прекрасный, чтобы в это можно было поверить. — Вы — животное! — в отчаянии выкрикнула она. — Я ухожу! Я собираюсь найти вашего отца… Филипп чертыхнулся и схватил Нэнси за запястье. Глаза его гневно сузились. — Вы не можете идти к нему после меня! Думаете, он в постели лучше меня? — Филипп! — ужаснулась Нэнси. — Вы… вы отвратительны! — Из всех людей на земле вы как никто другой не имеете права говорить мне такие слова! — заорал Филипп с такой яростью, что даже голос его задрожал. — Вы были готовы присосаться к моему отцу, ползти к нему на коленях, ради того, чтобы… — Прекратите! Я вам сказала, что была в полном отчаянии, но ведь не до такой же степени, — взмолилась Нэнси. — Значит, с ним вы бы занялись обыкновенным сексом? — резанул рассерженный любовник. — Нет, все не так! Я… — А может, применили бы несколько трюков, чтобы доставить ему удовольствие? Нэнси словно парализовало, так потрясли ее эти оскорбительные, грубые слова. Он все понял неверно. Но от ужаса женщина лишилась дара речи. — Что ж, на какое-то время он сошел со сцены, так что особого выбора у вас нет, разве не так? По крайней мере, со мной вы будете под защитой, — раздраженно проговорил Филипп. — Хороша защита! — огрызнулась Нэнси. — Надежная защита. А с ним вас подвергнут полному бойкоту. Персонал в его доме будет вас обслуживать, но ничего кроме презрения у них к вам не будет. Вы хотите, чтобы вас уважали. А жизнь с моим отцом означала бы для вас, что необходимо смириться с обществом дряхлеющего мужчины, беспутного, ехидного, с гадким характером, который ненавидит весь мир и которого все ненавидят. — Филипп! Что вы такое говорите? — возмутилась женщина. — Забудьте о моем отце. Где у вас гарантия, что через месяц-два он не выгонит вас, когда ваши услуги окажутся ему больше не нужны? Вам следовало бы знать, что вы далеко не первая! С чего же вы решили, что будете последней? Сколько других женщин жаждали попасть в постель к моему отцу… — Одну минуточку! — закричала Нэнси. Схватив Филиппа за плечи, она начала изо всех сил трясти его до тех пор, пока он не замолчал. Волосы Нэнси каштановым шелком рассыпались по лицу. Она со злостью откинула их. — Что за чушь вы говорите, месье ди Клементе? — Я знаю только одно — вы меня попросили занять его место, — прошипел тот, — место любовника. — Что?! — прохрипела вконец рассерженная Нэнси. — Мне нужен… — Филипп отвел взгляд от горящих глаз женщины, — секс. Вы мне его дали. А я доставил удовольствие вам. Секс, Боже, — секс! Только и всего, ужаснулась Нэнси. Именно это он и хотел получить от нее. Ее пронзила горячая волна стыда. И коль скоро Филипп считал, что она охотно согласится на любое его предложение, ничего удивительного, что он так ее презирал. Вот и его персонал считает ее дешевой бродяжкой, которая не стоит даже улыбки. — Вы неверно истолковали мои слова, — начала она в полном отчаянии. — О нет! зло отрезал Филипп. — Теперь вам со мной играть в невинность не удастся! Слишком далеко мы с вами зашли. В тот самый миг, когда я увидел вас в первый раз, мне захотелось обладать вами, — грубо продолжал Филипп. — Даже и сейчас, глядя на вас, я ощущаю себя самцом. А такого ощущения у меня не было уже давно. Мне нужен секс, дорогая моя. Никаких глубоких отношений мне не надо, только секс. И в виде исключения я охотно готов за услуги платить. Особенно, если это будет такая же страсть, как вчера вечером и сегодня утром. Но если я буду вас содержать, вы должны находиться дальше от других мужчин, особенно от моего отца. Вам все ясно? — Абсолютно ничего! — Нэнси была необходима какая-то преграда между ними, она натянула на голову простыню и выглядывала из-под ее вышитого края. — Произошло дикое недоразумение… — Он ведь напечатал для вас объявление, — напомнил Филипп. — Да, напечатал! Ну и что? — Нэнси уставилась в потолок. Ну как можно быть таким бестолковым? — Я ответила на это объявление. Оно привело меня в Лондон к адвокату. Он сказал, что не стоит строить больших надежд, но мне может и повезти. Очевидно, в таких случаях не все получается как надо. Филипп усмехнулся. — Вы правы. Некоторых из подобных вам женщин мой отец даже и не видел в глаза. Обычно он ждал их фотографий и одобрения своего адвоката, — презрительно изрек он. Потом смерил взглядом выглядывающее из-под простыни тело партнерши и изрек: — А самых лучших из них он покупал. Через его руки прошло немало очень милых дамочек. Нэнси яростно затрясла головой. — Вы все понимаете абсолютно неверно! — разгорячилась она. — Ведь он этим женщинам помогал! Он хотел помочь и мне! Меньше всего на свете я думала о том, чтобы попасть к вашему отцу в постель! Я этого человека никогда и не видела! Кроме того, мне никогда не забыть моего Питера. Случайный секс, какие-то длительные связи, даже любовь — все это за пределами моих возможностей. Мой интерес к этому давно умер, — дрожащим голосом добавила Нэнси, внезапно почувствовав потребность убедить в искренности сказанного саму себя. Именно эти слова она часто говорила своим приятелям. Она произнесла их чисто автоматически. Но на сей раз они не соответствовали действительности. Неожиданный любовник взорвал ее мир траура с пребыванием в прошлом. Теперь уже этого никогда больше не будет. — А вчера вечером? — не унимался он. — Разве это не было просто случайностью? Нэнси сжалась. Как же он смеет считать, что произошедшее вчера — простая случайность? Для нее это имело огромное значение! Ведь она освободилась от своей уже давно подавляемой сексуальной потребности. Для нее их соитие олицетворяло соединение двух людей, близких по сердцу, по разуму, по естественному велению тел. Чисто женский инстинкт подсказывал, что Филипп — именно тот мужчина, который нужен ей. Конечно, ничего этого она не собирается ему объяснять. Но если же согласится, что вчерашняя ночь не была особенной, он подумает, что для нее секс — явление заурядное! И тогда ей не удастся победить в споре! — Я сама не знаю, как это случилось, — честно призналась Нэнси. — Мои чувства были искренними. Мне показалось, что вы замените своего отца и окажете мне помощь! Я так долго надеялась найти человека, который помог бы мне избавиться от одиночества, обрести любовь. Именно поэтому я и откликнулась на объявление, разве вы не понимаете? — с надрывом зазвучал голос Нэнси. — Мне нужен кто-то, кто принадлежит только мне. Кто-то, кто разделит со мной всю мою жизнь. Я думала, ваш отец поможет… — О, ради всего святого! — нетерпеливо прервал ее Филипп. — Неужели вы и в самом деле такая наивная? Неужели вам так легко заморочить голову? Те, другие женщины, которые приезжали сюда, отлично знали, чего от них ожидали. Неужели вы всерьез думаете, что мой отец вызвал вас и заплатил все эти огромные деньги только для того, чтобы вы стали его другом? — Нет, я так не думаю. Я не идиотка! Очевидно, необходимо какое-то деловое соглашение и… — Вы — самая хладнокровная из всех женщин, которых он когда-либо зазывал, — презрительно изрек Филипп. Нэнси задохнулась. Наверное, он имеет в виду тех женщин, которым Жильбер ди Клементе помогал в прошлом? Неужели адвокат действительно требовал сексуальные услуги от тех, для кого разыскивал давно потерянных родственников? — Меня никто не покупал! — запротестовала оскорбленная женщина. — Вам просто выслали авиабилеты… — Ваш отец был всего лишь посредником, — возразила Нэнси. — Он действовал от имени одного из своих клиентов, так поступают все адвокаты. — Боже, дай мне силы! Но мой отец вовсе не адвокат! — закричал Филипп. Нэнси испуганно заморгал и еще плотнее закуталась в простыню. — Не… не адвокат? А… кто же он тогда? — совсем запуталась она. — Развратник. Губитель женщин, — резко сказал Филипп. — В семье ди Клементе никто ничем профессионально не занимается. Мы живем нашей землей. Или, скорее, жили, пока мой отец не решил, что секс дает куда больше удовольствия, нежели земля. До Нэнси эти слова дошли не сразу. Но по мере того, как ее сознание постигало их истинный смысл, сердце женщины холодело. — Значит… значит, это объявление… — Было приглашением на роль любовницы, — безжалостно закончил ее мысль Филипп, не спуская с бедняги глаз. — Любовницы! Этого не может быть! — еле выдохнула Нэнси. — Но… ведь он знал мое девичье имя и дату моего рождения! — Губы у женщины задрожали, ей хотелось думать, что произошла ужасная ошибка, и она старалась уцепиться за эту спасительную мысль. — Но ведь он знал, где я родилась! И все это было упомянуто в объявлении — и дата моего рождения, и название детского приюта, в котором я жила до совершеннолетия! — кричала Нэнси, обретая, казалось, все большую уверенность. — Ни в одном слове не было и намека на то, что он ищет себе любовницу. Это истинная правда! Вы так ненавидите своего отца, что готовы неправильно истолковать… — У меня есть доказательства, — холодно произнес Филипп. — И у меня есть доказательства! — не сдавалась Нэнси. — Мистер Уильям Редфилд передал мне авиабилет до Кингстона, сказав, что все документы, подтверждающие мою личность, в полном порядке, что со мною здесь свяжется Жильбер ди Клементе, который сообщит мне нечто для меня очень важное. — Ну и что же это будет? Что вы тогда подумали? — Филипп с сочувствием смотрел на простодушную женщину. — Но вы же знаете. Я подумала, что у вас есть все подробности моего дела! Я ожидала, что мне помогут установить контакт с моими родителями! — нетерпеливо объяснила Нэнси. Брови Филиппа удивленно поползли вверх. — С родителями? Черт побери, что вы этим хотите сказать? — Я думала… — Нэнси вздохнула, — я думала, что ваш отец — адвокат, действующий по поручению кого-то из моих родных, которые наконец-то напали на мой след, — бормотала она. От боли в сердце у нее потемнело в глазах. — Я представила себе, что вся эта недосказанность чем-то объясняется — ведь я могла оказаться незаконнорожденной. Дитем тайной любви, родившимся от кого-то, занимающего важный пост, а может, связанного брачными узами. И потому мое дело очень деликатное и его надо решать с большой осторожностью. О, Филипп! — взмолилась Нэнси. — Вы должны мне верить! Я думала, что найду свою семью! Это все, чего я всегда хотела — именно поэтому сюда и приехала! И я так хотела что-нибудь узнать о моей матери! Филипп замер, дышал он с трудом. — Да-а! Будь я проклят! — пробормотал он. — Я ищу их уже много лет, — в отчаянии проговорила Нэнси. — Печатала объявления в разных газетах… — Ага, все теперь ясно, — вдруг догадался Филипп. — Чтобы вовлечь вас в свои сети, он использовал вашу же собственную информацию. Это его истинная специальность — кружить головы беззащитным, отчаявшимся женщинам. Нэнси казалось, что у нее мутится рассудок. Вот, оказывается, в чем все дело. Ее надули самым жестоким образом! Обманул похотливый старик, заманив на край света, и теперь она оказалась с его сыном, в равной мере помешанном на сексе… С этим еще можно смириться. Но никак нельзя смириться с тем, что все ее усилия были пустой охотой за призраками, погоней за несбыточным. Надежды оказались химерой — нет у нее никаких родственников. Нет человека, которого бы она могла любить, который безо всяких условий любил бы ее; на всем свете ни одной родной кровинки, никого, с кем бы она могла разделить свою жизнь. В сердце только пепел, а в душе — бездонная пропасть. Женщину охватил нервный озноб. Она с ужасом вспомнила свои предыдущие разговоры с Филиппом и поняла — все, сказанное и сделанное им, соотносилось с его уверенностью, что она готова стать любовницей папочки. Теперь ясно, какого мнения о ней сынок Жильбера ди Клементе. Он относит ее к разряду тех женщин, которые за красивую, обеспеченную жизнь готовы отдать свое тело похотливому старику. Значит, она — любовница, выписанная по почте. Нэнси смахнула слезы. Такой роскоши, как жалость к самой себе, она позволить не может. Надо как-то выбираться из этой отвратительной истории. — Я… я думала, думала… — Нэнси упорно попыталась собраться с мыслями, чтобы найти хоть какую-то малость, вселяющую оптимизм. Наверняка где-то что-то запуталось, произошло какое-то недоразумение. И как только она лично встретится с отцом Филиппа, правда тут же раскроется и все встанет на свои места. — Вы могли ошибиться! — как можно увереннее произнесла Нэнси, отдавая предпочтение надежде назло очевидной логике. — Может быть, ваш отец действительно знает, кто мои родители. — Мне очень жаль вас. Я бы очень хотел думать так же, как вы. — Голос звучал сочувственно. — Но за последние тридцать лет отец ни разу никуда со своей плантации не выезжал. Откуда же ему что-либо знать. — А его посетители? — не сдавалась Нэнси. — Его никто не посещает. Надсмотрщик плантации никого к нему не допускает. И он никого не видел, кроме тех женщин, которые приезжали сюда из Англии или Франции, чтобы за деньги согревать ему постель. При мысли о том, как живет его отец, Филипп поморщился. Спустив ноги с кровати, он встал, голышом подошел к столику, налил остывший кофе себе и Нэнси и, передав ей чашечку, снова устроился в постели. Его рука обвила ее плечи, и она восприняла это с благодарностью. По-видимому, жажда секса еще не совсем лишила его способности к простым человеческим отношениям. — Если ваш отец никогда не покидает своей плантации, то каким же образом он находит этих женщин? — поинтересовалась Нэнси. — Дает свои объявления, ведет переписку. Я всегда подозревал, что именно так он поддерживает связь с внешним миром. Когда отец заболел и надсмотрщик послал за мной, я разобрал на письменном столе отца уйму корреспонденции и кипу счетов. Нэнси затошнило. Она отставила свою чашку. Филипп сделал то же самое. Он притянул голову Нэнси к себе на плечо и погладил ее побледневшее лицо. Она обняла его и теснее к нему прижалась. — Я нашел груду газетных вырезок с объявлениями о поисках компаньонок в возрасте до тридцати лет, — спокойно рассказывал Филипп. — В объявлениях неизменно содержалась просьба сообщить о себе подробности и выслать фотографии по указанному адресу с номером почтового ящика. Я выяснил, что это было прикрытием для одного из партнеров в адвокатской фирме Уильяма Редфилда. — Но ведь сам мистер Редфилд не имеет к этому никакого отношения? — разволновалась Нэнси. — Возможно, не имеет, — ответил Филипп, прижав губы к виску Нэнси. — Но какой-то партнер Редфилда сам имел дело со всеми объявлениями моего отца о поисках компаньонки. Одно из таких объявлений было опубликовано всего месяц назад. Когда я прочел копию письма к Редфилду, где подробно излагались инструкции отца по отношению к вам, я поспешил сделать вывод, что вы и были той компаньонкой, которую выбрал для себя мой отец. Филипп осторожно отодвинулся от Нэнси и заглянул ей в глаза, залитые слезами. — Теперь вы понимаете, что стоит за письмом отца к адвокату? — Понимаю, — промолвила Нэнси, хотя в душе все еще не верила, что все обстоит именно так, как рассказывает ди Клементе-младший. — Отец попросил, чтобы я вас встретил и позаботился о вас, пока он не поправился. Что касается меня, то я посчитал, что вы одна из той длинной цепочки женщин, которые приезжают в его дом. Нэнси была в отчаянии. — Я уверена, что мистер Редфилд ничего не знал об этом… посредничестве в поиске женщин. Адвокат — очень приятный человек, у него милая семья. — Хочу верить, что вы его действительно знаете, — сухо произнес Филипп. — Я уверена, он не послал бы меня на Ямайку, чтобы я стала здесь содержанкой! Он… он искренне верил, что я еду сюда, чтобы найти своих родителей! Похоже, здесь произошла большая путаница! — Нэнси никак не могла успокоиться. — Здесь у меня абсолютно никого нет. Филипп какое-то время молчал. Наконец, словно с облегчением, он произнес: — И вы об этом ничего не знали? — Ничего. — Голос женщины был еле слышен. Филипп отвел глаза, потом взглянул на Нэнси с такой нескрываемой нежностью, что сердце у нее запрыгало. — Мне очень жаль, — смущенно сказал он. — Мужчины из семьи ди Клементе доставили вам много неприятностей. Каждый по-своему. — Вы в этом не виноваты, — сухо обронила Нэнси, стараясь не думать о предстоящем возвращении в Англию. — Вы… вы все время старались предупредить меня о своем отце, — припомнила она. — Старался. У отца всегда были любовницы. Это старая традиция в этих местах, передаваемая от отца к сыну, — скривился в гримасе Филипп. — С тех давних колониальных времен, когда мы считались французскими аристократами. Моральные нормы тогда были совсем другие. — Это гадко до тошноты! — с отвращением проговорила Нэнси. — Брак — вещь священная. И тут Нэнси должна была признаться себе, что ди Клементе-младший не намного лучше старшего. Он ведь тоже готов взять ее себе в любовницы. Каков отец, таков и сын. Вдруг она резко отодвинулась от Филиппа. Ей надо сохранять самостоятельность. Лучше быть одинокой, но независимой. К этой мысли придется привыкнуть. Время, проведенное с любовником, — это всего лишь краткий, пусть и горячий, роман в отпуске. И такой же, как отпуск, пустой. — Иди ко мне. — Голос мужчины неожиданно потеплел. — Дай-ка я тебя обниму, — обратился он к ней так, как когда-то обращался Питер. — Ведь ты расстроена! Не будь такой угрюмой и не закрывайся от меня. — Прошу, пойми меня, — в тон ему ответила Нэнси и покачала головой. — Мне надо разобраться со всем, что случилось. Это такой для меня шок! — Я знаю. Помню, что почувствовал сам, когда обнаружил, в какие игры играет мой отец, — мрачно сказал он. — Даже когда мне было всего шесть лет, я знал о сплетнях про моего папочку. Знал, какой стыд испытала моя мать, когда тот привел в дом другую женщину. Тетя моя говорит, что мама и раньше знала про его измены. Но в тот раз все было по-другому — отец умышленно подорвал доброе имя моей матери. — Филипп нахмурился. — Думаю, у них с отцом произошла ссора, и именно тогда он ее и ударил. Сердце женщины смягчилось. — Ты никогда не пытался ее разыскать? — участливо спросила она. Филипп удрученно покачал головой. — Когда я стал старше, думал, что разыщу, — ответил он. — Но даже если бы и нашел ее — что было бы потом? Она ненавидела моего отца. Приезжать ко мне значило бы для нее ворошить самые тяжелые воспоминания. Я боялся сломать ту новую жизнь, которую она, возможно, обрела с другим мужем. Боялся поломать ее новую семью. Видишь ли, они с отцом никогда не были официально разведены. Я мог бы причинить маме боль, объявись перед ней неожиданно лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство и какие-то смутные желания. Чистые синие глаза Филиппа ярко сверкнули. — Я думаю, не стоит сосредоточиваться на прошлом, Нэнси. — Ты считаешь, мне не надо гнаться за своей мечтой? — спросила она. Филипп улыбнулся так тепло, что сердце женщины наполнила нежность. — Это решать тебе самой. Но я доволен, что ради этой мечты ты приехала сюда. Иначе бы тебя здесь не было и не было бы прекрасной прошлой ночи. Нэнси вздохнула. Никогда бы не узнала и она этого красивого острова, никогда бы не раскрыла в себе этот необычайный огонь своей души, никогда бы и представить себе не могла, что близость двух людей приносит такую радость. — Я ни о чем не желаю, — проговорила Нэнси, пристально глядя на любовника. Ей так хотелось, чтобы их союз продолжался гораздо дольше, чем одно — хоть и прекрасное — мгновение. Филипп протянул руку и откинул с женского лица роскошные волосы. — Это была особая ночь, правда? — прошептал он. — Ммм… — Дорогая, я… — Он отвел руку. — Боюсь, мне надо чего-нибудь съесть, — неуверенно признался он. — У меня что-то кружится голова. Филипп неторопливо вышел, а когда вернулся, Нэнси показалось, что глаза его приветливо лучились. Чуть зардевшись, она взяла предложенный им круассан. — Спасибо, — и расплылась в улыбке. Филипп наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Потом взял в ладони ее лицо и стал его разглядывать с такой любовью, что сердце у Нэнси растаяло. — Мне даже подумать страшно, что бы стало с тобой, если бы мой отец не заболел. Тебя бы привезли к нему в дом как очередную наложницу. И мы с тобой встретились бы тогда в совершенно других условиях. Сама мысль об этом была невыносимой, Филипп нахмурился и снова устроился рядом с Нэнси. В глубокой задумчивости он взял теплый круассан и со злостью его надкусил. — Было бы ужасно! — Нэнси насупилась, пытаясь восстановить в памяти какие-то слова Филиппа. — Ты как-то говорил, что встречал здесь множество женщин, у которых горели глаза и которые преследовали лишь одну цель… Кожа на высоких скулах мужчины натянулась. Он кивнул и мрачно произнес: — Они всегда были полны надежд, искали красивой жизни, которую можно купить за деньги. Обычно я с ними не встречался до тех пор, пока, попав в беду, они не рвались в отчаянии уехать отсюда. Тогда они приходили ко мне и умоляли дать им денег на авиабилет домой. А некоторые — их было мало — уживались с моим отцом довольно долго. — Как ужасно! Мне их искренне жаль. — Голос Нэнси дрогнул от сострадания. — Так жить просто страшно! — Мне жаль любого человека, который сталкивается с моим отцом. Филипп передал Нэнси банку с джемом. Женщина вдруг с грустью подумала, как нелепа вся эта ситуация — они сидят вдвоем в постели, словно законные супруги, завтракают и обсуждают любовниц отца. — А те, которые с ним оставались… он их в конце концов выпроваживал? — поинтересовалась Нэнси. — О нет! Он ненавидит перемены. Я избавлялся от них, прибегая к подкупу, — просто сказал Филипп. — Некоторых привозил в Кингстон. Там старался устроить поуютнее, а потом делал все что мог, чтобы уговорить их уехать. Отец же все время грозился, что завещает поместье женщине, которая на тот момент была для него самой большой пассией. Мне же была ненавистна даже мысль о том, что рядом со мной будет дверь в дверь жить какая-то из его бывших любовниц, которая обожает только деньги и плюет на свое достоинство. Я делал все, что в моих силах, чтобы заставить таких женщин отсюда уехать. — Даже держал их под замком, если было надо? — Только один раз. Все остальные принимали от меня деньги и авиабилеты для возвращения домой. — И ты для них устраивал на берегу моря ужин под луной? Филипп неловко хмыкнул. — До тебя только для одной. Нэнси от неожиданности поперхнулась. — И эта другая женщина не отказалась после ужина прогуляться по пляжу? — Голос ее вдруг стал хриплым. — Я этого никогда не предлагал. Мне ни одна из них не была интересна. Они ведь все уже побывали в постели моего отца, не забывай, — откровенно признался Филипп. — А… а если бы я уже переспала с ним? Филипп отпрянул. По его глазам Нэнси поняла, что он не может себе такое даже представить. — Об этом и думать нечего, — проворчал он. — Почему же ты занялся любовью со мной? — Женщина знала, чего ей хочется от него услышать. И понимала, что он ее разочарует. Но ей надо было об этом спросить. — Ты ведь сама знаешь почему. Мы друг другу были необходимы. Больше он ничего не сказал, а лишь обнял Нэнси и чмокнул ее в губы. Тело женщины обмякло, словно Филипп по-настоящему ее приласкал. Но она тут же вспомнила его слова о том, что ему нужен секс без всяких условий и оговорок. Он осуждает привычку отца иметь любовниц, но его собственное отношение к женщинам точно такое же. Нэнси закрыла и сжала веки как можно плотнее, подавляя в себе потребность в человеке, находящемся рядом. Ее порыв к нему — всего лишь замена той любви, которую можно получить только от родных людей. Она ощутила, как Филипп снял у нее с колен тарелку и наклонился, чтобы поставить ее на прикроватный столик. Наступило долгое молчание. Значит, так оно и есть. Конец всем ее надеждам. Ничего не осталось. Нэнси наконец открыла глаза. Она словно умерла. Будущее казалось ей мрачным и страшным. — Ты отвезешь меня в отель? — Если это то, чего тебе хочется. Собираешься уехать домой восемнадцатого? — спокойно спросил он. Губы у женщины задрожали. — Нэнси! — выдохнул Филипп, заключив ее в объятия и слегка покачивая. — Ты дурочка. Просто глупышка. — Я этого не вынесу! Я так несчастна! Я успокоюсь через… ми-нуту! — Голос ее был еле слышен. — Мне надо привыкнуть к мысли, что я не смогу найти свою семью, — рыдала Нэнси. — О Боже! Филипп успокаивающе гладил ее волосы. — Перестань плакать. Перестань же, — шептал он. — Я приехала сюда с такими надеждами! — всхлипывала женщина. — Знаю, — с сочувствием заговорил Филипп. — Я ведь помню, как ты выглядела, когда появилась на пляже «Санта Люсия». Ты походила на человека, которого озарял особый свет. Бог мой! Я тогда мог бы своего отца убить за то, что он хотел тебя обидеть! — Мужчина был в ярости. Нэнси обвила руками его шею и положила голову ему на плечо. Как же это было приятно! Она почувствовала себя такой защищенной. — Я не перестану искать своих родных, когда вернусь домой, — пробормотала она. Прижимаясь губами к ее виску, Филипп говорил какие-то успокаивающие слова. Как хорошо, когда тебя так нежно обнимают. Ей хотелось побыть в его объятиях как можно дольше. — Мы с Питером придумали для себя замечательных мам, — вспомнила Нэнси и улыбнулась. — Эти выдуманные нами родительницы умели готовить лучше всех на свете, они шили самые красивые в мире платья и занимались самым престижным и высокооплачиваемым трудом. Представляешь, какие бывают мамы?! — Конечно, конечно! — понимающе проговорил Филипп, согревая своим дыханием ее лоб. Нэнси обняла его еще сильнее. — А отцы у нас, в нашем воображении, были высокими, красивыми и с большим чувством собственного достоинства, — вспоминала она дальше, — и обязательно занимались благотворительностью. Питер вообразил, что его отец филантроп, который предоставляет прекрасные дома престарелым. Я же предпочла, чтобы у меня отец был педиатром и содержал собственную бесплатную клинику для детей. Филипп потерся губами о ее лоб. — Идеальные семьи! — воскликнул он, улыбаясь. — Я понимаю, как это было глупо, — призналась Нэнси. — Мы ничего подобного в реальной жизни и не ожидали. Для нас было бы достаточно иметь самых обыкновенных родителей, скромных, уважающих себя трудяг, — вздохнула женщина. — Зная, какая я невезучая, я, конечно же, найдя их, обнаружила бы, что моя мать — алкоголичка, а отец живет под одним из лондонских мостов. — Если бы только я не относился к тебе так хорошо, то предложил бы в отцы моего, — произнес Филипп. — Очень мило, — серьезно ответила Нэнси. — Спасибо. Мужчина замер, как бы в нерешительности, затем потянулся губами к Нэнси. Она повторила это движение, зная, что сейчас он ее поцелует — по-настоящему! — и затаила дыхание. Не нужно ничего сексуального. Ею овладел только всепоглощающий восторг и глубокое желание прикосновения человека, ставшего ей таким близким. Когда их губы слились, Нэнси издала стон и запустила пальцы в кудри Филиппа. Тот уже хотел от нее отодвинуться, но она его не отпустила, вдруг забеспокоившись — что будет, если они больше никогда не увидятся? Ведь нет никаких оснований, чтобы они были вместе. Словно угадав ее мысли, он отрывисто проговорил: — Я не могу тебя отпустить. — Милый, — удивилась Нэнси, — ведь я… — Послушай, ты подумаешь, что я такой же, как мой отец, но это не так. Клянусь! Я сделал все, что мог, чтобы не стать таким, как он. И если я находил в себе что-нибудь похожее на него, я безжалостно это искоренял. Ты должна меня выслушать. Не прерывай. Обещаешь? — Хорошо, — неуверенно согласилась Нэнси, озадаченная его настойчивостью. — Моя жена погибла почти десять лет назад, — быстро заговорил Филипп, словно спешил сообщить что-то очень важное. — Когда мы поженились, ей было девятнадцать, я ее обожал. Я понимаю твои чувства к покойному мужу. Я испытывал такие же чувства к Памеле. Она была для меня всем на свете, единственным существом женского пола, которое я любил. Любовь к матери или тете совсем иная. Другой такой любви я в своей жизни не знал. Когда она и малышка-сын погибли, мой мир перестал существовать. Филипп нахмурился, он явно с трудом сдерживал свои эмоции. Сердце Нэнси разрывалось от сочувствия к нему. — Я пытался ее забыть и снял с пальца обручальное кольцо, чтобы оно не напоминало о ней постоянно. Не помогло. Тогда я считал, что никогда не изведаю любовь, подобную первой, — взволнованно проговорил Филипп, — и поэтому просто вычеркнул женщин из своей жизни. — Как я тебя понимаю, — вздохнула Нэнси. Филипп крепко взял ее за плечи и не отводил от нее синих как море глаз. — А потом появилась ты. Вчера ночью со мною произошло нечто совершенно необыкновенное. Я долго воздерживался от близости с женщинами, долго жаждал утолить свой сексуальный голод, но никогда не стал бы лгать ни одной, что питаю к ней глубокие чувства, лишь бы получить свое. — Я… я верю, — закивала Нэнси. На глаза ее навернулись слезы грусти. — Тебе было приятно, что тебя обнимают… — Именно так, — прошептал Филипп. Его дыхание ласкало лицо Нэнси. — Приятно ощущать удовольствие от нежного прикосновения. Вдыхать запах женщины, гладить ее, ощущать податливость ее тела… То есть наслаждаться радостями секса, — горько сказал он. — Мое проклятие в том, что я унаследовал от отца все его порывы, но, к счастью, не его аморальность. Конечно, мне нужна женщина, но я не хочу ни перед одной из них притворяться, что могу полюбить. Мне кажется, на это я уже не способен. — Филипп нежно поцеловал Нэнси в губы и улыбнулся, глаза его потеплели. — Мы так похожи, — признался он. — Оба одиноки, прошлое у нас сходное. И оба не можем его забыть. Послушай… Он замолчал, словно не решаясь сказать что-то важное. Нэнси ждала, взглядом поощряя его высказаться до конца. Филипп глубоко вздохнул и почти выкрикнул совсем неожиданное: — Останься! Нэнси окаменела, ничего не соображая. И вдруг ее охватило чувство внезапной радости, которая тотчас же отразилась на лице. И одновременно с этой радостью в душе зародилась надежда. — Я остаюсь, — неуверенно произнесла она. — До восемнадцатого. — А потом? Нэнси прикусила губу. Кажется, она готова была всячески оттягивать момент возвращения к своей постылой жизни, но в равной мере понимала и то, что такое решение приведет только к печальному исходу. Лицо ее стало жестким. — А потом отправлюсь домой. — Я хочу быть с тобой все время. Не только одну или две недели, — заворковал Филипп. От его бархатного голоса решимость женщины уменьшилась. — Мы друг другу нужны, Нэнси. У нас с тобой уйма общего, и ты не станешь отрицать, что наша физическая близость просто поразительна. Это было так прекрасно. — Но я совсем не такая сексуально озабоченная, как тебе показалось. — Глаза Нэнси впились в любовника. — Единственным мужчиной в постели для меня был мой Питер. — О, я понимаю, какая мне оказана честь, — шутливо обронил Филипп. Губы его ласкали лицо Нэнси, ее шею. Он настойчиво нашептывал прямо в теплую ямку под горлом, где пульсировала жилка: — Оставайся со мной. Мы постараемся привыкнуть друг к другу. Никаких требований, никаких ожиданий. Только то тепло, которое мы отдаем друг другу. И ты и я — мы оба страдали. Особенно ты. Ведь мы заслуживаем хоть чуточку хорошего в нашей жизни, разве не так? Филипп улыбнулся так нежно, что сердце женщины начало таять. Если бы он действительно ее любил. Если бы и она была уверена в своей любви к нему. Как бы было великолепно! Но все это слишком прекрасно, чтобы можно было поверить. — Я не могу… — Не можешь или не хочешь? Может быть, ты боишься, что я тебя обижу? Разве ты не понимаешь, что и меня чертовски пугает какой-нибудь фортель с твоей стороны? — сухо спросил он. — Но я тебе доверяю, потому что ты добрая и сердечная. Потому что не станешь умышленно причинять мне боль, верно? — Нэнси обиженно покачала головой. — Конечно же, не станешь! Неужели ты сама в самой глубине сердца не понимаешь, что я никогда ничем не огорчу тебя! — Ммм… — промычала Нэнси, не находя, что ответить. Слова Филиппа так манили. Но всю свою жизнь она превыше всего ценила независимость, свою честь и гордость, уважение к себе самой и к другим. И если уж глубоко полюбит какого-то мужчину, то он должен и ухаживать за ней и жениться, а не затаскивать к себе в постель как легкодоступную партнершу, когда ему заблагорассудится. Ей нужно партнерство на всю жизнь. — Я знаю, ты хочешь остаться, но… — Я не хочу иметь случайную связь, — перебила его Нэнси. В голосе ее звучали горечь и обида. Она сама не знала, что лицо предательски выдает ее полную растерянность и то, каких огромных усилий стоило сейчас отказать Филиппу. Женщина опять чуть не разрыдалась. Объятие этого человека было таким нежным, таким ласковым, ей так хотелось попасть под защиту его рук. Но надежны ли они?.. — Я бы никогда не смогла смотреть себе в глаза по утрам, — прошептала она. — Я совсем другая. — Проведи со мной этот день. Отложи свое решение на несколько дней, — умолял Филипп. Господи, как же ей было с ним хорошо! Ну разве можно отказаться от такого счастья, пусть даже хрупкого, ненадежного? Нэнси кивнула. Она знала, что другого ответа у нее и не будет. Какое-то время любовники лежали рядом, каждый погруженный в свои мысли. За окнами пели птицы, шуршали ветви пальм, доносился мягкий шорох морских волн. Потом они не спеша приняли душ, оделись и пошли прогуляться. Бродили долго — сначала вдоль омываемой волнами береговой линии, потом вверх и вниз по обрывам в бухточках. Затем побрели назад, по прекрасно ухоженным плантациям, где выращивали бананы, ананасы, манго, какие-то неведомые экзотические фрукты. Один день перешел в другой. И в еще один. Ни Нэнси, ни Филипп не решались произнести те самые слова, которые подвергли бы сомнению всю прелесть дней, полных обоюдной радости. Прошла неделя. К концу ее Нэнси твердо знала, что она полюбила Филиппа. Сердце у нее чуть не разорвалось, когда в один из дней она все-таки сообщила, что уедет именно сегодня, но попозже. Она понимала, что их отношения — ровные, без всплесков страсти — таковыми и останутся. Филипп ничего менять не собирается. А посему, заявила она, ей надо возвращаться домой, чтобы жить в реальной действительности. Рука в руке, они гуляли по роскошным садам с цветущими деревьями, в ветвях которых вили гнезда очаровательные колибри с перламутровыми грудками. Филипп воткнул в волосы Нэнси ароматные цветы жасмина и поцеловал так нежно, что она чуть не заплакала. — Поверь, милая, — сказал он, видя, что Нэнси начинает нервничать по мере того, как приближается вечер. — Я не притворяюсь — я никак не могу тебя отпустить. Мне действительно ужасно хочется, чтобы ты была со мной. Ты мне очень дорога. — Не надо! — В отчаянии женщина бросилась к берегу и, устремила взор на линию, где небо сливалось с морем. Садилось солнце. Его раскаленный шар повис над водой, как огромный красно-рыжий апельсин. Совсем скоро светило коснется горизонта, а потом исчезнет за ним, и на землю опустится ночь. Черная, ничего не обещающая. А ей, Нэнси, нужно успеть до темноты вернуться морем в отель. — Это невыносимо! — прошептала она. — Что невыносимо? Снова остаться одной? Нэнси ничего не ответила. Ну как ему объяснить после столь короткого времени их знакомства, что она теперь знает, уверена — они могли бы быть счастливы всю жизнь! Ведь все это время они были постоянно вместе, день и ночь вместе, и во сне и на прогулках. За эту неделю они провели друг с другом, наверное, гораздо больше времени, чем многие пары до официальной помолвки. Нэнси твердо, наверняка знала, что они с Филиппом физически словно созданы друг для друга. Но сейчас эта уверенность вызывала у нее только горечь. Как трудно решиться сказать ему обо всем — слишком мало прошло времени. Ведь у мужчин нет интуиции, подобной женской, верно? Вот и этот подумает, что она пытается заставить его принять серьезное решение, ищет для себя какую-то материальную выгоду. — Я считаю, нам больше никогда не нужно встречаться, — в отчаянии произнесла Нэнси. Филипп охнул, шагнул к ней и неожиданно замер. Она видела, что расставание огорчало его не меньше, чем ее. И тем не менее он своим чувствам воли не давал — по-видимому, уверил себя, что ему кто-то нужен только для секса, для того чтобы не чувствовать себя одиноким. А вот она готова отдать ему всю свою любовь, которая переполняла ее сейчас через край, может быть, оттого, что они вот-вот расстанутся. И женщину начала бить дрожь. Чтобы не выдать своей слабости, она опустилась на траву, будто бы в ожидании заката. Все ее чувства напряглись до предела. — Нэнси, одумайся, — беспомощно взмолился Филипп. Нескрываемая грусть в его голосе заставила ее отвернуться, потому что видеть любимого человека несчастным было свыше ее сил. Она ему нужна. Это было абсолютно ясно по тому, как они обнимали друг друга после актов любви, по тому, как оба были счастливы, по той тесной, истинной дружбе, которая сложилась у них. Все, все внутри Нэнси противилось уходу от него. — Не надо меня просить, — взмолилась она еле слышно. — Ты просишь больше того, на что я способна. Нависла наэлектризованная тишина. Солнце садилось все ниже и ниже, все ближе к четкой линии горизонта. Вот уже начал исчезать нижний край огненного шара, а небо вдруг вспыхнуло перламутровым и алым цветом. Словно поторопленный кем-то, Филипп вдруг резко произнес: — Если ты уезжаешь, то делай это поскорее. — Я знаю! — Нэнси беспомощно подняла и тут же опустила руку, прижав ее к земле, словно якорь, чтобы закрепиться здесь. — Наше время кончается. — Прошу тебя! — зарыдала Нэнси и упала лицом в траву. Она тут же почувствовала, как Филипп поднял ей голову. Он наклонился, поцеловал Нэнси, языком проведя по ее дрожащей верхней губе. — Я тебя не отпущу! Мы должны быть вместе! — выдохнул он. Его теплые, такие желанные руки обхватили женщину, и она охотно сдалась в плен. — Мне теперь все равно. Я свяжу себя обязательством, если это тебе так нужно. Но любовь… это не то, что я мог бы тебе сразу же дать. Пока еще нет. Я до сих пор еще переживаю свою боль, милая. До сих пор думаю о Памеле и сыне, слишком много о них думаю, слишком часто. Но я очень дорожу тобой. — Дорожишь? — неуверенно спросила Нэнси. Филипп улыбнулся. — Да, очень. Я могу создать тебе прекрасную жизнь, могу дать такое счастье, какого, наверное, мы не смогли бы нигде больше найти. И, конечно, нас ждут неописуемые сексуальные наслаждения. — Филипп нежно дотронулся до волос Нэнси, и от его ласки сердце у нее замерло. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. По-видимому, это единственный выход. — Замуж? Чтобы я стала твоей женой? — Нэнси охватила горячая волна радости. Стать его женой — это было бы чудесно! Но ведь она-то его действительно любит, а он? Когда же Филипп решил, что снова способен полюбить женщину? Нэнси прикусила губу и опустила ресницы. — Я… я не знаю… — Думаю, ты отлично знаешь, — заговорил Филипп, пытаясь скрыть волнение. — Мы с тобой оба это знаем, знаем с того самого момента, когда я в первый раз тебя обнял. Посмотри на меня! — потребовал он. — Я тебе обещаю две вещи. — Словно клятва прозвучали его слова: — Никогда не изменять и помочь разыскать твою семью! Любыми способами. Я это сделаю, даже если придется объездить весь мир. — О, милый! — воскликнула Нэнси, задыхаясь от счастья. Да, она ему действительно дорога. Глаза ее излучали любовь. — Именно этого я хотела всю жизнь! Филипп и моя семья! Женщина вся светилась. Но вдруг радость на лице ее погасла. Разве можно отдавать свое сердце и выходить замуж за человека, который открыто говорит, что не способен любить? Возможно, он ее никогда и не полюбит, никогда не забудет своей Памелы… Все сомнения Нэнси развеялись, когда Филипп поцеловал ее — жадно, отчаянно. Сильный, горячий, ненасытный, он впился в ее губы — и разум стал ей неподвластен. Страсть любимого поглощала женщину всю целиком. С ним она забывала про все. — Обними меня, дорогая, — попросил он. — Обними крепче. Мне без тебя не жить! — А мне — без тебя! — Нэнси даже растерялась от своей беспомощности перед страстными порывами Филиппа. — Тогда ты скажешь «да» на мое предложение, — настаивал он, и от его упорного взгляда все в ней таяло. Конечно, она выйдет за него замуж. И доверит себя судьбе. — Я согласна, — прошептала Нэнси, испугавшись даже звука своих собственных слов. — Я согласна! 7 Прошло еще пять дней. И на пляже, где совсем недавно состоялось их знакомство, на закате состоялась вечеринка по поводу бракосочетания Нэнси и Филиппа. Новобрачная все еще пребывала в полном изумлении, отказываясь поверить до конца в то, что все происходящее не сон. Голова шла кругом от мелькающих, как в калейдоскопе, встреч, визитов, обедов, коктейлей. Протокольные мероприятия чередовались с предсвадебными хлопотами: подвенечный наряд для невесты, меню для банкета, цветы для букетов на столы, списки гостей… У Нэнси едва хватало времени перевести дух, до анализа происходящего мысли не доходили. В редчайшие минуты раздумья, выпадавшие, как правило, на время, когда она принимала ванну, на Нэнси накатывала волна страха, и какого страха! Ей казалось, что она совершила чудовищную ошибку, все представлялось сном. Но даже подумать о разлуке с Филиппом она бы не смогла. В нем было все, о чем любая женщина может мечтать: внимательный, обходительный, добрый и очень, очень любящий. Недаром окружающие глубоко его уважают и многие искренне любят. Нэнси чувствовала, что Филипп всегда будет относиться к ней хорошо. Но замужество — очень большая ответственность. А она взвалила на себя этот груз так быстро, потому все время нервничала. Все страхи улетучивались, когда Филипп согревал ее в своих объятиях. Но стоило расстаться с женихом хоть на час, как в душу вновь закрадывались сомнения. Особенно скверно было в тот день, когда она позвонила своему шефу, который без обиняков заявил, что Нэнси сошла с ума. В душе женщина была с ним согласна. Иногда по вечерам, уютно свернувшись калачиком рядом с Филиппом на большом диване, она болтала с женихом о планах на будущее. В эти минуты Нэнси казалось, что ей снится дивный сон, потому что она никак не могла поверить, что такое счастье возможно в реальной жизни. И вот настал день свадьбы. Невозможное становилось явью. Нэнси блистала в невероятно дорогом, сшитом на заказ свадебном платье. Ее рука покоилась на руке Филиппа. А он благодарил всех гостей за то, что они пришли на его свадьбу «с самой прекрасной женщиной, которую он когда-либо встречал в своей жизни». От комплимента Нэнси зарделась и застенчиво улыбнулась, подумав, что красотой во многом обязана свадебному платью. Оно было нежного персикового цвета, лиф украшал вырез в виде сердечка. Портному удалось сделать наряд целомудренным, но в то же время подчеркнуть достоинства фигуры невесты. Она чувствовала себя принцессой из сказки. Филипп все время бросал на нее влюбленные взгляды, и Нэнси просто-таки купалась в его нежности. — Спасибо! — не переставая шептала она, не сводя с мужа сияющих глаз. Филипп положил руку на роскошные волосы Нэнси, стараясь не задеть вплетенные в них орхидеи, и нежно ее поцеловал. — Спасибо тебе, — тихо произнес он. От его улыбки у женщины перехватило дыхание, и она могла лишь счастливо улыбнуться. Где-то слева от себя Нэнси вдруг услышала приглушенное женское рыдание. Плакала Николь, незамужняя тетка Филиппа. Нэнси бросилась к ней, ласково обняла женщину за плечи. — Не плачьте! Мы так счастливы! — заверила она. — Я знаю, как много для вас значит Филипп. Я сделаю его еще счастливей! — Я это знаю! Я знаю, он вас любит! — улыбнулась сквозь слезы Николь. Нэнси испытывала к этой немолодой даме теплое чувство, возможно, потому, что Николь была очень похожа на племянника — такие же светлые локоны и синие глаза. Но еще больше потому, что тетя обожала Филиппа и знала его, как, наверное, никто другой. Поэтому Нэнси отчаянно хотела верить в слова Николь о том, что Филипп ее любит. Может быть, так оно когда-нибудь и будет. На это Нэнси втайне очень надеялась и каждый вечер, перед тем как заснуть, молилась об этом… — Мы уедем всего на пару недель, — успокоила она всхлипывающую Николь на следующий день, перед тем как отправиться в небольшое свадебное путешествие. — А потом будем жить все вместе — одной большой семьей! Подошедший Филипп обнял обеих женщин и по очереди поцеловал их. Все трое стояли на пляже — молодожены должны были в лодке перебраться на яхту. — Нам пора. Береги себя, Николь! — Ты… ты мне как сын, — с грустью проговорила тетка. — Я знаю. Ты заменила мать, когда я так нуждался в поддержке. Только я чуточку староват, чтобы быть твоим сыном, дорогая! — засмеялся Филипп. — У нас разница в возрасте всего каких-то пятнадцать лет! Не грусти! — сердечно сказал он. — И дай мне знать, если отцу станет хуже. — Сняв туфли и носки, он закатал брючины. — Пока не говори ему о моей женитьбе. Я потом это сделаю сам. — Я бы Жильберу и так ничего не сказала, даже через миллион лет! — воинственно вздернув подбородок, заявила Николь. — Ты собираешься везти меня в свадебное путешествие или нет? — вмешалась Нэнси. Засмеявшись, Филипп поцеловал на прощание тетку и легко, словно пушинку, подхватил жену на руки. Он пошел по мелководью к ожидавшей их лодке и осторожно усадил Нэнси, потом примостился рядом с нею. Суденышко легко заскользило к стоявшей невдалеке на якоре моторной яхте Филиппа. Под загадочным мерцанием звезд молодожены наслаждались свадебным ужином, сервированным на палубе. Берег, люди, весь мир остались где-то далеко-далеко. Все заботы, тревоги и страхи прошлого казались ничтожными перед величием усеянного серебряными звездами бархатного небосвода и бескрайним морем. И этот вечер она запомнит навсегда! — Как обманчивы бывают первые впечатления, — сказала Нэнси, улыбнувшись мужу. — Ты притворялся таким суровым, таким холодным, а на самом деле ты совершенно иной! В полумраке сверкнули в улыбке белые зубы Филиппа. — Когда надо, я могу быть и холодным, и безжалостным. У тебя еще будет возможность в этом убедиться. — Это невинное предупреждение или открытая угроза? — притворно-испуганно поинтересовалась Нэнси. — Это зависит от того, как ты будешь себя вести, — ответил Филипп со смешком. — Иди-ка сюда. Хочу проверить, такая ли ты сладкая теперь, когда стала женщиной замужней. Переполненная счастьем, Нэнси утонула в объятиях любимого, готовая отдать ему и душу, и тело. А потом вдруг подумала, что за такое блаженство придется заплатить какой-то страшной ценой. Ведь так не бывает — испытывать огромное счастье и ничего за это не платить! Тем не менее в последующие две недели они с Филиппом становились все более близкими, еще большими друзьями, еще более влюбленными друг в друга. А ведь совсем недавно Нэнси даже представить себе не могла, что можно столько смеяться. Она рассказала Филиппу про себя, про свою жизнь с Питером. Но Филипп о себе говорил очень мало, и Нэнси понимала, что ему все еще больно вспоминать прошлое. Возвращение в родные пенаты послужило поводом для большого приема, который устроила в честь молодых Николь. Особняк утопал в цветах, а на пляже играл специально приглашенный духовой оркестр. Ту ночь молодожены провели в отделанной панелями главной спальне, которую Нэнси раньше не видела. С большой нежностью Филипп снял с жены одежду, и с такой же нежностью они ласкали и любили друг друга в огромной кровати, застеленной тончайшими голландскими простынями. Нэнси казалось, что если она не сможет передать Филиппу, как счастлива, то сердце у нее разорвется. — Я собираюсь повидать Жильбера, — заявила на следующее утро Николь. — Может быть, передать, что ты скоро его навестишь? — спросила она племянника. Филипп недовольно поморщился и перед тем как ответить, долго возился с манго, очищал его от кожуры. — Боюсь, визита мне не избежать, — наконец сказал он. — Сегодня я занят, а завтра, возможно, заеду в больницу. После завтрака молодая чета отправилась в гости к другу Филиппа, Эндрю. Поскольку муж был явно не в духе, Нэнси вовсю старалась отвлечь его от мрачных мыслей, благо недостатка в темах для беседы не было. — Смотри, как здесь красиво, — восторгалась Нэнси, указывая на мелькавшие за окном машины побелевшие на солнце деревянные здания в прованском стиле. Веранды многих домов украшала замысловатая резьба, стены увивал дикий виноград. — Это старый рыбачий поселок. Здесь живет и несколько французских семей. Бог знает, каким ветром занесло их сюда, но до сих пор они хранят традиции своей родины, — пояснил Филипп. — Как романтично! — вздохнула Нэнси. — Запах моря, развешанные для просушки сети, веселье в портовом кабачке… — Есть у них и кабачок, — усмехнулся Филипп. — Я познакомился с Памелой на одной из здешних милых пирушек. Нэнси вспомнила, что Филипп как-то пообещал сводить ее на местную вечеринку, которая обычно начинается в пятницу вечером, танцы продолжаются до утра, повсюду на улицах громкая музыка и веселье, уличные торговцы предлагают горячие закуски. Внезапно до Нэнси дошло, что Филипп только что упомянул свою покойную жену. Может быть, последует продолжение и он приоткроет завесу тайны над своим прошлым? — Какая она была? — осторожно поинтересовалась Нэнси. — Я нигде в доме не видела ее фотографий. Лицо Филиппа омрачилось. — Они сгорели во время пожара, — безжизненным голосом сказал он. Нэнси успокаивающе погладила его руку. — Наш дом стоял на границе поместья «Голубая лагуна». Я сам его спроектировал и построил своими руками. От дома ничего не осталось. Теперь пепелище поросло травой. — Мне искренне жаль! — Д-да… — Филипп думал о своем и был где-то далеко-далеко. — Это было ужасно! Все случилось так неожиданно. В тот день я ни свет ни заря собрался совершить прогулку верхом и вылез из постели как можно тише, чтобы не разбудить Памелу. — Ты уверен, что в пожаре виноват твой отец? Филипп безучастно смотрел на дорогу перед машиной. После затянувшейся паузы он наконец сказал: — Николь видела его возле дома. Он курил сигару. А отец начисто отрицает, что вообще в то утро был там. Но я больше верю тетке. Зачем бы она стала говорить неправду? Я увидел дым, отъехав довольно далеко, и изо всех сил пришпорил коня. Но я опоздал, от дома оставалось одно пепелище. — А потом? — тихо спросил Нэнси. — Я пришел в дикую ярость, разыскал отца и набросился на него. Слуги стали меня удерживать, иначе один Бог знает, что бы я с ним сделал. Для меня в Памеле и маленьком Томасе была вся жизнь. А потерял я их потому, что старый идиот не соизволил как следует погасить свою проклятую сигару. После этого отец написал жалобу окружному прокурору. Он сделал несчастной нашу семью, — горько произнес Филипп. — И семью Памелы тоже. Ее родители так никогда и не простили мне ее смерти. — Но ведь ты ни в чем не был виноват! — расстроилась Нэнси. — Они считают, что если бы Памела не вышла за меня замуж, она бы здравствовала и поныне, — вымученно улыбнулся Филипп. — Что за чушь?! — возмутилась Нэнси. Филипп пожал плечами. — Отец хорошо известен своим скандальным поведением и скверным характером, и в семье Памелы опасались, что я унаследовал от него самое худшее. Я не могу винить их за то, что они хотели для дочери лучшей партии. Наша семья была притчей во языцех. После бесчисленных интрижек на стороне отец привел свою последнюю любовницу к нам в дом. Его необузданный нрав и непредсказуемость поведения привели к тому, что Жерар, кузен отца, охранял границы своих владений с ружьем в руках. А свою родную сестру Николь отец подавил до такой степени, что она так и не завела семью и осталась старой девой. — Но ты был настолько влюблен, что не стал ни на кого обращать внимания, а женился, — подсказала Нэнси. — Мы были вынуждены, — Филипп взглянул на Нэнси. — Памела была беременна, — тихо произнес он. — Мы предприняли отчаянный шаг и заставили семейство Лембор осознать, что наш брак неминуем: мы с Памелой так хотели ребенка! — Но они тебя в свою семью так и не приняли? Неужели они не видели, какой прекрасный им достался зять и как ты любишь Памелу? — разволновалась Нэнси. — Они не могли не видеть, насколько ты добр, как умеешь работать… — Только не надо лести! — засмеялся Филипп. — Тут есть кое-что еще. Их предки были одними из самых первых на острове поселенцев. И они считали, для их дочери найдется кто-нибудь получше меня. — Невероятно! — не сдавалась Нэнси. — Но… судя по твоим словам, семья Памелы и сейчас живет в Кингстоне? — Сейчас здесь остался только ее старший брат. У него плантация в западной части Ямайки. — Тебе надо было бы рассказать мне обо всем этом, — заметила Нэнси. — Свадьбы хорошо излечивают старые раны. Мы бы его позвали на нашу. — У тебя доброе сердце, Нэнси. — Филипп наклонился и поцеловал ее, не принимая протестов. — Однако Тони Лембор никогда бы не пришел. Да к тому же… В войну он был корреспондентом агентства Рейтер, и сейчас большую часть времени проводит в Европе. — Я считаю, кто-то должен ему сказать, что на тебе никакой вины нет, — посуровела Нэнси. — И что ты стоишь миллиона других мужчин. Филипп ухмыльнулся. — Спасибо. Сомневаюсь, чтобы Лембор с этим согласился. Единственное, чем я хотел заниматься, это управлять плантацией, а для его семьи этого было мало. Они представляли себе, что их зятем будет какой-нибудь великий отпрыск, представляющий высшие эшелоны английского общества, а не такой французский мужлан, как я, да еще с карибским акцентом! — Филипп беззлобно ухмыльнулся. Нэнси вспыхнула. — А мне твой акцент очень нравится! — призналась она. — Хочу такой же! — Тогда окончи Вест-Индский университет, — пошутил Филипп. — Обучение бесплатное. — И никаких дорогих парижских школ? поддразнила его Нэнси. — Какое-то время я учился в Англии, — удивил ее Филипп. — В банановом бизнесе надо хорошо знать английский, это необходимо. Но я скучал по дому, а мне предстояло быть в разлуке с ним целых пять лет. Я так безумно тосковал по Ямайке, что из Англии просто сбежал. Отец был в ярости. Он отправил меня в наше имение во Франции и там я посещал некоторое время колледж для избранных. — У Нэнси глаза полезли на лоб. Имение во Франции! — А в конце концов я кончил все именно там, где и хотел, — продолжал Филипп, — учился в университете в Кингстоне и приезжал домой на выходные и на праздники. Это было замечательно. — Да, — согласилась Нэнси, — замечательно. — Наверное, — словно сам себе проговорил Филипп, — я бы утратил интерес к жизни, если бы кто-нибудь попытался забрать у меня мое наследство. Я мечтаю снова объединить два наших поместья — «Голубую лагуну» и «Монтего-Ривер», взять под контроль остальные богатства семейства ди Клементе. То же самое думала и Нэнси. Может быть, благодаря их детям владения отца и деда перестанут быть враждебными территориями. На этих землях, как ей рассказал надсмотрщик плантации Филиппа, работники больше всего боятся ненароком не проглядеть воображаемые враждующими сторонами границы владений, которые разделены рядами деревьев. Иначе Жильбер ди Клементе может без предупреждения выстрелить картечью. — Вон дом Эндрю, — неожиданно оборвал разговор Филипп. — Смотри-ка! — воскликнула Нэнси. — А вон, наверное, и он сам! Как только машина остановилась, она выскочила, обрадовавшись, что на веранде их уже ожидала вся семья Эндрю. Гостье показали весь крохотный домик. Она только подивилась — где же они все спят? Потом гости и хозяева вышли в небольшой сад, чтобы выпить сока, только что выжатого из плодов манго. Стол поставили под высоким цветущим деревом, опавшие красные цветы которого усеяли вокруг всю землю. Филипп и Эндрю обсуждали проблемы торговли бананами, поисков новых рынков. Нэнси же с удовольствием играла и детьми и жевала банановые чипсы. — Филипп такой счастливый! — сказала Салли, миловидная супруга Эндрю. — Я никогда не видела его таким окрыленным. Он вас любит, дорогая. Посмотрите — видите, как он держит нашего малыша? Очень скоро ему захочется иметь своих собственных детей. Широко раскрытыми глазами Нэнси наблюдала за Филиппом. Он подкидывал малыша в воздух именно так, как испокон веков это любят делать отцы по всему миру. Сердце у нее сжалось — наверняка он не раз так же играл со своим родным сынишкой. И тут Нэнси подумала: а вдруг в ней уже зачат его ребенок? Она знала, что это вполне могло случиться. При мысли о ребенке Нэнси вспыхнула от счастья. — Мне бы так хотелось стать матерью, — робко призналась она. — Да у тебя, моя девочка, это прямо на лице написано! — рассмеялась Салли. Филипп почувствовал на себе пристальный взгляд Нэнси и широко ей улыбнулся. — Эндрю идет опылять орхидеи. Хочешь посмотреть на них? — спросил он. Гостья и хозяйка с удовольствием присоединились к мужчинам. Нэнси подбежала к Филиппу. Она невольно смеялась, слыша, как взвизгивает малыш при каждом взлете и хохочет, опускаясь в сильные мужские руки. Нэнси уже больше не могла держать свои мысли и чувства в тайне. — Филипп, — вздохнула она. Взгляд его был полон такой нежности… Значит, жена Эндрю была абсолютно права! И если это не любовь, то не что иное, как глубокая привязанность. А этого уже более чем достаточно. — Филипп, — чуть громче повторила Нэнси, — я тебя люблю. Улыбка сошла с его лица, а глаза закрылись. На какой-то ужасный миг Нэнси показалось, что вот сейчас он рассердится или просто равнодушно глянет на нее. Но Филипп тут же опустил малыша на землю и погладил по голове, молча подавая знак одному из старших детей. Тот подхватил братишку в объятия. Филипп бережно обнял Нэнси. — А я — тебя! — ласково сказал он. — Они без слов, улыбаясь, долго смотрели друг на друга, пока детишки не стали дергать гостью за юбку, требуя, чтобы она наблюдала за тем, как работает их папа. Нэнси словно погрузилась в какой-то волшебный мир. Она старалась сосредоточиться на том, что объяснял Эндрю. Тот кисточкой опылял пряные орхидеи, растущие на стволах кокосовых пальм. Так он ускорял образование завязей ванильных стручков. Но Нэнси ничего не воспринимала, только чувствовала рядом с собою теплое тело Филиппа да то, как у нее бешено колотится сердце. Женщину все больше и больше захлестывала радость от сознания, что она, возможно, носит в себе ребенка человека, который ее любит! По-настоящему любит! Позади них весело засмеялась хозяйка дома. — Мне кажется, вам двоим надо о чем-то друг с другом срочно поговорить наедине! — воскликнула она. — Эндрю, милый! Да они тебя не слушают! Выведи-ка из гаража машину гостей, они торопятся, — скомандовала она, и ее широкое лицо озарилось доброй улыбкой. Филипп в удивлении поднял брови, а Нэнси покраснела. — Мне кажется, нам действительно пора ехать, — в смущении обратилась она к Эндрю. — Но мы еще приедем к вам. Дети не хотели отпускать гостей. Филипп обращался с ними так, будто только этим всю жизнь и занимался, думала Нэнси, когда они возвращались в Голубую лагуну. Может быть, им обоим не очень-то повезло с собственными родителями. Но теперь они создадут свою, новую семью, и их дети будут окружены любовью и заботой. А потом, в полусне мечтала она, наступит такой день, когда усилиями Филиппа и тех розыскных агентств, которые ему помогут, перед ней раскроется ее семейное прошлое. — Ты что-то хотела мне сказать? — спросил Филипп, когда они выехали на прямую дорогу, ведущую в сторону поместья. — Ты счастлив? — прошептала Нэнси. — Больше, чем когда-либо даже мог себе представить. — Голос Филиппа звучал взволнованно из-за переполнявших мужчину чувств. — Когда-то я думал, что никогда не перестану любить Памелу, не перестану скорбеть о ней. Я считал, что никогда не встречу человека, которому удастся унять мою боль, что уже не будет ничего хорошего и прекрасного. Понимаешь, мне казалось, что любить можно только один раз. — Наверное, это так и есть. — В глазах Нэнси показались слезы. — То, что я чувствую к тебе, гораздо глубже и сильнее моих чувств к Питеру. Филипп просиял от счастья и, съехав на обочину, остановился. — Любимая моя! — негромко сказал он. — Как я тебя понимаю. Мне теперь трудно оживить свои чувства к Памеле. Они стали приятными воспоминаниями. Я ее никогда не забуду, но то, что связывает нас с тобой, гораздо сильнее. — Все, что ты сказал, целиком относится и ко мне, — подхватила Нэнси. — В моей жизни Питер был и началом и концом моей любви. Мне кажется, он открыл мне сердце для любви, а я сама его закрыла. Ты воскресил во мне желание жить, любить, радоваться, дал мне что-то такое, что и словами-то трудно выразить. Я только уверена, что наше с тобой чувство поможет пережить все трудности, все, что бы ни случилось. Я не решалась сказать тебе об этом раньше. А теперь могу — ничего не боюсь! — О, Нэнси! Я люблю тебя! — нежно поцеловав ее, произнес Филипп. — У меня есть все, о чем можно только мечтать… — Все? — приподняла брови Нэнси. — А дети, как у Эндрю? — В ее глазах застыл немой вопрос: ты хотел бы иметь ребенка? Филипп понял ее таинственный взгляд. Он был поражен, потом чуть улыбнулся и наконец стал вдруг серьезным и веселым одновременно. Теперь в его глазах был и вопрос, и надежда. — Ты хочешь сказать?.. — Филипп не решался закончить фразу. — Я еще не вполне уверена, — застеснялась Нэнси. — Задержка на десять дней… — О милая! — Филипп сжал было ее в крепких объятиях, но тут же отпрянул. — Черт! Нельзя! — воскликнул он, вызвав у Нэнси смех. — Ладно, ладно! Ты ведь не такая неженка! Я знаю, знаю, нечего надо мной смеяться! Я ведь человек простой и бесхитростный! Только… Дорогая моя, это же чудесно! Нет, большего счастья не бывает! — не переставая радовался мужчина. — А когда? Как ты себя чувствуешь? Может, здесь слишком жарко? — Я чувствую себя превосходно, — блаженно улыбаясь, призналась Нэнси. — Если я и впрямь беременна, то впереди еще уйма времени. Все произойдет где-то в ноябре — декабре. Я даже не стала дразнить судьбу и не очень следила за датами. Тебе надо обязательно сказать отцу, что мы поженились, — с легким упреком заметила Нэнси. — Может быть, когда мы будем уверены, что я беременна, и он узнает, что станет дедушкой, вы с ним и помиритесь. Вот было бы здорово, правда? Ведь люди меняются, Филипп. — Может быть, может быть! — не очень охотно согласился он. — Ладно. Я ему скажу. Хотя он не очень-то обрадуется. — Но почему? — удивилась Нэнси. — Я никогда не понимала, почему ты скрываешь от него наш брак. Ты твердишь, что ни капельки меня не стыдишься и тем не менее… — Конечно, не стыжусь! — мгновенно ответил Филипп. — Все дело в том, что когда отец узнал о беременности Памелы, он пришел в дикую ярость. Я не имею ни малейшего представления, почему он так непреклонен в этом вопросе. Получается, что не хочет, чтобы я стал его наследником или чтобы наследник был у меня. А это очень обидно. — Но… но ведь ты же его законный сын! — воскликнула Нэнси. — А может, и незаконный! — помрачнел Филипп. — Отец никогда не испытывал ко мне ни малейшей привязанности, никогда не гордился мною, чего бы я ни достиг. Я ведь тебе говорил, что он несколько раз грозился оставить все свои деньги и земли кому-то другому. Одному Богу известно почему! Для него личное оскорбление даже в том, что я чего-то добился на своей плантации. — Он, должно быть, очень замкнутый человек, поэтому так одинок и несчастен. — Он сам во всем виноват, — разозлился Филипп и ту же просветлел. — Когда мы вернемся, обязательно поговорим с Мартеном, нашим надсмотрщиком. Попросим его пойти с нами в лес, пусть он выберет дерево для колыбельки. — Ой! — засмеялась Нэнси. — Я ведь еще не уверена, дорогой. Он улыбнулся и прижал ее к себе. Прошло совсем немного времени, и все подтвердилось: Нэнси ждала ребенка. Филипп отправился к отцу только через три недели… Мотор на яхте забарахлил, и ее поставили на ремонт. После дождей оказалась размытой часть дороги. И как раз в это время несколько работников плантации подхватили вирус, поразивший многих жителей местных деревень. Филиппу приходилось трудиться больше, чем всегда, потому что стало меньше рабочих рук. Он вместе с помощниками старался расчистить дорогу, чтобы носильщикам было легче спускать к воде связки бананов из верхней долины. Но молодожены, несмотря ни на что, были безумно счастливы. Нэнси и Николь без конца беседовали о малышах, особый энтузиазм проявляла тетушка Филиппа. Будущую мать очень трогало, что женщина относится к ней с любовью и вниманием. …Собравшись наконец навестить отца в больнице, Филипп отправился в город на катере. Отбыв рано утром, он к обеду не вернулся. Нэнси решила, что он кого-нибудь встретил и, заехав в гости, заговорился. На душе у нее было неспокойно, и все же она старалась не нервничать, даже с наступлением ночи. Но когда супруг не появился и утром, Нэнси забеспокоилась. Проснувшись, она не обнаружила его рядом с собой. — Николь! — закричала она и побежала по сделанному из красного дерева полу гостиной на половину тетушки. Николь в этот момент как раз завтракала. — Вы не видели Филиппа? Он сегодня ночью не пришел домой! — Не видела! — Николь сосредоточенно намазывала на блинчик манговое варенье. Руки у нее задрожали, она уронила каплю варенья на скатерть и стала очень тщательно вытирать пятно, почему-то не желая поднять глаза. Нэнси почувствовала, что оказалась в глупом положении, тем более что отсутствие Филиппа, кажется, не беспокоило его тетю. Нахмурившись, Нэнси подергала ленту на своем пеньюаре. — Где же он мог ночевать? Почему не позвонил? — Он звонил сегодня утром, — с безмятежным видом обронила Николь. — Сказал, что немножко задержится. Не волнуйся, — добавила она. — Ничего особенного. — О, — облегченно вздохнула Нэнси и села. — Ну, тогда все в порядке. Она весь день прождала Филиппа, а от него ни весточки. И на другой день. И через день. Нервы у Нэнси так напряглись, что она вздрагивала при каждом звуке. А тетушка была как-то необычно раздражительна и ворчлива. Она заявила, что ровным счетом ничего не ведает о том, где находится племянник, не знает ни одной фамилии, ни одного адреса его друзей или деловых партнеров. Здесь что-то не так! Нэнси не сомневалась, что Николь известно больше того, что она говорит. Наступил четвертый день отсутствия Филиппа. Нэнси стояла на скале, высматривая быстроходное моторное судно. Она надеялась увидеть его мчащимся по волнам с тем самым наклоном к воде, который катер принимал, меняя направление. Ничего! И тут Нэнси охватила тревога. Филипп прекрасно знал все побережье, изучил его, как свои пять пальцев. Но это не уменьшало опасности. Мог внезапно налететь сильный шквал, могли взыграть скрытые подводные течения и швырнуть катер прямо на скалы… Мог отказать мотор… Ведь вот сломался же он недавно на отлично ухоженной яхте, которой хозяин так гордился. А уж если мотор вышел из строя вблизи коралловых рифов, особенно если это случилось ночью, то Филипп наверняка попал в беду. Теряя голову от тревоги, Нэнси решила позвонить в полицию и пошла через роскошный сад к дому. Если с Филиппом что-нибудь случится, вся эта красота потеряет для нее всякий смысл. Она бы отдала все это, все богатства, лишь бы с ним ничего не произошло. Нэнси тихо всхлипнула. Если он не вернется, у нее останется его ребенок. Но потеряет она друга, возлюбленного, любимого мужа. Удивительно, что за столь короткое время они так сильно привязались друг к другу. Если его не станет, то, кажется, и ее жизнь потеряет всякий смысл. Вот только будущий ребенок… — О, Филипп! — Спотыкаясь, ничего не видя из-за слез, Нэнси шла к дому. Неожиданно ее поддержала чья-то рука. Сначала Нэнси обрадовалась, но тотчас же поняла, что это не муж — его руки она знала слишком хорошо, столько раз она их целовала, держала в своих. Рядом с Нэнси стоял Мартен. — Я почти закончил колыбельку, — сообщил он своим мелодичным голосом. — Сегодня утром я болтал со своей сестрой в отеле «Санта Лусия» и увидел там мистера Филиппа. Он сказал… — Что? Одну минутку! — прервала его Нэнси. — Вы видели его в отеле? Сегодня утром? — Да. Он… — Как вы туда попали? — взволнованно перебила женщина. — У нас ведь нет здесь никаких лодок… — Мой кузен, Винсент, — выпалил удивленный Мартен, — приезжал посмотреть на колыбельку. Мы поехали в гости к моей сестре и… — Мартен, — нетерпеливо остановила его Нэнси. — Ваш кузен еще здесь? Он может отвезти меня на пляж «Санта Лусия»? — Конечно же, мэм! — просиял надсмотрщик. — Может быть, вам удастся развеселить мистера ди Клементе. Он был зол и стукнул меня по голове. Даже сказать не могу, как я удивился! Нэнси прикусила губу. Нет, что-то явно не так. Но главное — Филипп жив! Разумеется, жив. Ну до чего же она глупая паникерша! Нэнси улыбнулась. — Спасибо вам, — тепло поблагодарила она работника. — А когда мы вернемся, то обязательно посмотрим колыбельку. Еще раз спасибо, Мартен. Я безмерно признательна. — Никаких проблем! Никаких проблем! И он представил Нэнси своему кузену, который услужливо помог ей сесть в катер, и они отправились в сторону пляжа, на юг. — Мистер Филипп сказал, что у него какие-то дела в отделе регистраций в отеле, — сообщил кузен Мартена, загоняя катер на берег. Нэнси поблагодарила его и попросила немного ее подождать. Кузен простодушно кивнул в знак согласия, натянул себе на лицо шляпу и приготовился чуть соснуть на солнышке. Нэнси побежала по отмели, устремляясь мимо бунгало прямо в главное здание, в регистратуру. — Привет, Анита! Привет, Дорис! — улыбнулась она. — Разве… — Обе женщины растерянно уставились на Нэнси. — В чем дело? — в тревоге напряглась Нэнси. — Что случилось? С Филиппом? Скажите мне! Скажите же! — закричала она. — Я… я не знаю, — взглянула одна на другую. — Я кого-нибудь за ним пошлю, — поспешно сказала Дорис. — Не надо! — Нэнси охватил ужас. Обе женщины что-то скрывают. В сознании молнией пронеслась мысль о возможной измене Филиппа, но Нэнси тут же эту мысль отбросила. Муж ее любит. Но эти-то двое чем-то панически напуганы. Это написано на их лицах! Нэнси содрогнулась. — С ним… с ним все в порядке? — только и спросила она. — Конечно, конечно! Он чувствует себя прекрасно! — слишком горячо откликнулась Анита. — Кто-нибудь из посыльных сейчас приведет его от… — И она мгновенно захлопнула рот, словно на стальной замок. — Так где же он? — разволновалась Нэнси. — Где мистер ди Клементе? — Ему надо было кое-кого повидать… — Кого? — Сид вас проводит, — тихо произнесла Дорис. Гостья резко повернулась. Прямо за ней стоял посыльный, растерянно тараща глаза. — Веди меня, — резко бросила Нэнси. Не произнеся ни слова, Сид направился вверх по холму, к самым дорогим бунгало с открытыми верандами, чтобы помещение освежали бризы. Проходя по дорожке возле одного из нарядных домиков, Нэнси услыхала голоса — один принадлежал Филиппу, а второй — какой-то женщине. — Оставь меня одну, — бросила Нэнси провожатому. Юноша поспешил пуститься в обратный путь, словно только этого и ждал. Нэнси подошла со стороны черного входа и увидела, что дверь в домик открыта. Сердце у женщины бешено забилось, нервы напряглись до предела. Нет, это невозможно! Филипп на это не способен. Он любит ее, ведь она ему жена. Уверена, что он ее любит. Женщина стала медленно подниматься по ступенькам. Ей казалось, что она сразу состарилась, словно из ее тела по капле уходила жизнь. Перед Нэнси предстала огромная комната, на потолке крутились вентиляторы. На диване, на спинках стульев аккуратно разложены женские вещи, в том числе и нижнее белье. В правом углу комнаты незастеленная постель и шелковая ночная рубашка. С веранды, наполовину скрытой за огромными жалюзи, доносились приглушенные взволнованные голоса. Нэнси приложила одну руку к сердцу, а другую — к животу, где лежал ее ребенок. Их ребенок! Инстинкт подсказывал женщине — надо бежать! Лучше ничего не знать и притвориться, что она ему верит, когда муж скажет, где был. Но потребность узнать правду подталкивала Нэнси вперед — медленно, шаг за шагом. В поле ее зрения появилась женщина. Это была блондинка, чем-то очень напуганная. Она стояла, прижавшись к стене. Нэнси замерла. Незнакома была гораздо красивее любой из тех, кого Нэнси когда-либо встречала в своей жизни. Царственной грацией она чем-то напоминала Грейс Келли. Лицо женщины почему-то казалось знакомым. Стройная фигура была столь совершенна, что ни один мужчина не смог бы отвести от нее глаз. Грудь и бедра красавицы прикрывало лишь полотенце. Но самым пикантным было то, что ее держал за обнаженные плечи полуодетый Филипп. Глаза его сверкали. Женщина дышала тяжело, словно ей не хватало воздуха. Одна из ее длинных загорелых ног была обнажена настолько, что Нэнси невольно зажмурилась… и больше не в силах была молчать. — Филипп! — в ужасе воскликнула она. — Филипп! Он резко повернул голову. И все перед Нэнси поплыло, когда она увидела, что муж бросается к ней… Придя в себя, она обнаружила, что лежит на земле в тени мускатного дерева, а Филипп обмахивает ее платком. — Нэнси! — пробормотал он. — С тобой все в порядке? — Нет! — закричала она, резко приподнялась и стала как-то странно раскачиваться. Филипп попытался ее поддержать, но женщина его оттолкнула. — Не прикасайся ко мне! — рассвирепела она. — Посмотри на себя! Ты голый по пояс! Где же ты все это время был? Неужели не понимаешь, что я чуть с ума не сошла от тревоги за тебя? Как ты мог так со мной поступить? Как ты мог? Филипп отпрянул и встал. Вид у него был ужасный, похоже, с тех пор как ушел из дома, он ни разу не брился. Будто его держали взаперти в аду. Нэнси зарыдала. Может быть, Филипп знал, что если он ей изменит, она от него уйдет. И ребенка заберет с собой. — Извини, Нэнси, — не своим голосом промычал Филипп. — Я должен сказать… — Кто эта женщина? — резко оборвала его Нэнси. — Ты и она… Вы с ней?.. — Глаза у нее закрылись сами по себе. Ее начало тошнить. — Вы… вы… Филипп потерянно взглянул на нее, и тут же отвернулся, почувствовав, как постыдно его поведение. — Я… — начал было он, но когда Нэнси снова зарыдала, зло заскрежетал зубами: — Да! Да! Мы были вместе. Я с нею был близок. Не разыгрывай из себя оскорбленную девицу. Мне это нужно. Мне… мне надо было выбраться из дому. Для разнообразия… Уцепившись за ветку, он повернулся к Нэнси спиной. Ветка оторвалась от ствола, и Филипп в удивлении на нее посмотрел, словно не ожидал от себя такого яростного движения. — Я все равно буду это делать, — произнес он таким тоном, будто признание в своей слабости стоило ему огромных усилий. — Я… я делаю это с первого дня нашей с тобой встречи. Нэнси показалось, что эти ужасные слова только что произнесло какое-то холодное, бесчувственное существо. — Мне… мне нужны женщины, — выпалил Филипп. — Много женщин. Самые разные, всех оттенков, всех возрастов, — прорычал он. — Привыкай! Или уезжай. 8 Нэнси была потрясена. Медленно, с большим трудом, она встала на ноги. Только чувство собственного достоинства придавало ей силы. Филипп ее предал — и при этом ничуть не раскаивается. Конечно, в его жизни было много женщин, и Николь об этом знала. Это знали все, кроме нее, Нэнси, — она слепо ему верила. Ей хотелось кричать, рвать на Филиппе одежду, царапать ногтями его каменное лицо. Но она понимала, что если потеряет контроль над собой, то просто сойдет с ума. Поэтому упрятала глубоко в себе этот непередаваемый ужас и закрыла свое сердце перед всем миром, оставив место лишь нерожденному еще малышу. И молча поклялась себе, что никогда в жизни никому и ни за что не будет доверять. Сквозь листву над головой Филиппа падали лучи солнца. Нэнси вспомнилась самая первая встреча, когда Филипп лежал в тени, как притаившийся тигр, ожидающий жертву. Да, ее первое впечатление было правильным. Этот человек очень опасен, как и его аморальный отец. — Унаследованная кровь все равно себя проявит, — произнесла Нэнси, гордо подняв подбородок. Филипп вздрогнул, как от удара хлыста. — Это не так, — пробормотал он. — Ты животное! — Нэнси… — Не желаю тебя слушать! — И она рубанула рукой воздух, словно отрезая Филиппа от себя. В ушах у нее гудело, и она изо всех сил вдавила в ладони ногти, чтобы не показать своей слабости. Нэнси отошла на несколько шагов от Филиппа, хотя каждый шаг стоил ей огромных усилий. Чувствуя бешеные удары сердца, она все дальше уходила от человека, которого так любила, которому так доверяла. Филипп нанес ей рану, которая никогда не заживет. Видно, не зря он предупреждал, вспомнила Нэнси, когда говорил, что никакую другую женщину не сможет любить так, как любил свою первую жену. А все остальные его слова, все его клятвенные заверения в любви, когда она сообщила ему об их будущем малыше, были пустой ложью. Отойдя от Филиппа на несколько ярдов, она обернулась. Даже золотистый загар не мог скрыть бледности ее лица. — Это уже второй раз в твоей жизни, когда жена не скажет тебе «прощай», — четко произнесла Нэнси. — Такой любезности ты не стоишь — ты не умеешь беречь того, кто тебе предан. На лице Филиппа не дрогнул ни один мускул. Нэнси чуть не лишилась чувств, видя, что человек, которого она безумно любила, так холоден и равнодушен. Ее тело пронзила острая как нож боль, и женщина невольно вскрикнула. Оба резко и одновременно отвернулись друг от друга. Не понимая, как она еще держится на ногах, Нэнси, пошатываясь, побрела вниз. Прошла мимо двух взволнованных женщин возле регистратуры и забралась в катер. — Убираемся отсюда! — выпалила она. Больше ноги ее здесь не будет. Когда они высадились на берег, Нэнси оттолкнула подбежавшего Мартена. Она боялась, что не сумеет сдержать набегающие на глаза слезы и разрыдается, не дойдя до спальни. Но Мартен не отставал, о чем-то тараторя, все время повторяя имя Жильбер и указывая на моторный катер, стоявший в заливе. Внезапно Нэнси осознала, о чем говорит Мартен — на веранде сидел отец Филиппа. Еле сдерживая истерику, Нэнси поднялась по деревянным ступеням и увидела худого, старого мужчину с редеющими седыми волосами. Видимо, старик был очень слаб. Он полулежал в шезлонге, ноги его укрывал кашемировый коврик. Наверное, ему было чуть больше шестидесяти, однако лицо-то какое — морщинистое, потасканное. Вокруг рта и между бровями залегли глубокие бороздки — то ли от выстраданных бед, то ли от бурной жизни. Должно быть, когда-то он был красавцем. В водянистых глазах и сейчас сохранилось что-то надменное, властное. — Филиппа здесь нет, — холодно произнесла Нэнси. — Я это вижу, — отрезал он. — Кто, черт побери, вы такая? — прохрипел старый ди Клементе. Женщина заколебалась. Внезапно она почувствовала, что никакого мужа у нее нет и никакая она здесь не хозяйка. — Я — Нэнси Гейл. — Нэнси! — Старик благодушно улыбнулся, явно чем-то довольный. — Нэнси! Я просто в восторге, наконец-то удалось встретиться с вами! Прошу вас, давайте поговорим… Гость закашлялся. Казалось, этот ужасный, раздирающий кашель сейчас его парализует. Нэнси колебалась всего какой-то миг, а потом бросилась за водой и поднесла стакан к губам мужчины. — Вы же должны быть в больнице, — пробормотала она. — Что вы здесь делаете? — Мне надо было увидеть вас, — сказал он, когда приступ кашля прошел. — Проклятые легкие! Они или проклятая печенка непременно доведут меня до смерти! Крепкая, грубая рука с пятнами от никотина на пальцах как в тиски зажала запястье Нэнси. — Мне надо было вас повидать до того, как Филипп успеет от вас избавиться. Я ни на йоту ему не доверяю! — И я тоже! — раздраженно сказала Нэнси. Тут она вспомнила, что этот старец замышлял в отношении ее, и попыталась вырвать из его тисков свою руку. Как ненавистны ей эти ди Клементе! Они считают, что могут, как хотят, манипулировать женщинами и использовать их для своих грязных нужд! — Стойте спокойно! Я хочу на вас посмотреть! — Не желаю! — с отвращением выпалила женщина. — Пустите меня! Сильная рука старика потянула Нэнси поближе, и он стал пристально изучать ее лицо. — Вы на нее не похожи. Ничуть! — На кого? — нахмурилась Нэнси. — На Кристин. Нэнси с трудом сдерживала нетерпение. Этот старик явно болен. Наверное, у него галлюцинации. — На какую Кристин? — спросила она. — На мою жену, — в полном замешательстве ответил старик. — Николь говорит, что Филипп в ярости. Думаю, он по-прежнему пребывает в мрачном настроении. Какие у вас прелестные руки. Я вижу, вы замужем. А муж ваш с вами? Это уже был чистый фарс. Надо немедленно отсюда уезжать. Однако последние слова старика зацепили Нэнси. — Нет, его здесь нет. И… и почему Филипп должен быть в мрачном настроении? — сухо спросила она. Старый Жильбер дотронулся до ее волос. Нэнси надо было бы отпрянуть, но глаза старика светились такой трогательной любовью, что женщина замерла: в теплом взгляде, устремленном на нее, не было ничего похотливого. Наверное, Филипп рассказал отцу про свой роман и про будущего ребенка, горько подумала Нэнси, и, узнав о будущем внуке, месье Жильбер к ней больше не враждебен. В душе ее шевельнулась жалость, потому что сейчас уже слишком поздно играть в счастливое семейство. — Он сходит с ума, так ему и надо! Я уже предупредил, что лишу его наследства, — старик зашелся в кашле. — Я ему сказал это в тот момент, когда меня клали в машину «скорой помощи». И после того случая у меня стало легче на душе. Я велел ему встретить вас и принять как следует, потому что собираюсь все оставить вам. Я переписал завещание на вас, Нэнси. Вы — моя наследница. Вы довольны, дорогая леди? Женщина замерла. Ди Клементе не переставал ей улыбаться, а она никак не могла осмыслить его слова. — Вы нездоровы, — мягко произнесла она. — Видимо, лекарства… — Ничего подобного! Я не принимаю их проклятых лекарств! Спросите у Николь. Она вдруг куда-то исчезла, но все знает. Я Филиппу про свое новое завещание сказал как раз в тот момент, когда закрывали двери «скорой помощи», а он бросился за машиной, кричал и барабанил в дверцу. — Старый Жильбер был явно доволен собой. — Раньше я видел его таким злым только один раз, тогда он меня ударил. Нэнси почувствовала, что вся дрожит. Она вдруг вспомнила, что Филипп говорил ей о намерениях отца оставить поместье своей любовнице. Значит, это правда. Невероятно, но правда. Она отчаянно старалась все расставить по своим местам. В момент их первой с Филиппом встречи он уже знал, что она, Нэнси Гейл, совершенно незнакомый для него человек, по какой-то дичайшей, необъяснимой причине была названа его отцом в качестве наследницы. Вот почему молодой ди Клементе пытался от нее избавиться. Именно поэтому он сделал все, чтобы подорвать ее репутацию, чтобы она от стыда и унижения побыстрее уехала домой. Но у него ничего не вышло. И тогда он… Сердце Нэнси пронзила острая боль. И тогда он на ней женился. Теперь все понятно. Женитьба была для него единственным выходом — он сохраняет за собой землю, которая ему дороже всего на свете. Не сговариваясь, оба ди Клементе сломали ей, Нэнси, жизнь. — Вы гадкий злоумышленник! — выкрикнула она, с неприязнью отпрянув от старика. — Вы хотели отомстить своему сыну и вам было все равно, кто при этом пострадает! Вы ничего не знаете и даже не представляете себе, что сделали со мной! — Нэнси! Нэнси! — только и прохрипел растерянный старик. Ничего не слушая, женщина в бешенстве бросилась в дом, к себе в комнату, и стала без разбора запихивать вещи в чемодан. Трясущимися руками она выдвинула ящики комода с нижним бельем и тут же с ужасом замерла. Поверх аккуратно уложенных шелковых вещей стояли крохотные детские ботиночки — первый подарок Филиппа их будущему малышу. Этого Нэнси уже не могла вынести. У нее больше не было сил. Она опустилась на пол и разрыдалась. Ей надо сейчас же уезжать домой, а по прибытии упросить, чтобы ее взяли на прежнюю работу. И статистики зарегистрируют еще одну мать-одиночку. У ее малыша не будет отца, и она сама проживет свою жизнь без мужской любви. Нэнси громко рыдала. Она знала, что смогла бы все это вынести, если бы Филипп не причинил ей такой боли. Но ведь он воскресил для нее огромную радость истинной любви, а она его за это проклинает. Он разбудил ее от долгого сна, а сам остался равнодушным. Спящий тигр, у которого нет ничего, кроме животных инстинктов — потребности в еде и в сексе. Филипп лгал ей с самого начала, прекрасно зная, какую она представляет для него угрозу. Единственное, что ему было нужно, это обеспечить себе будущее, вырвав все у умирающего отца, одержать победу в этой ужасной игре под названием месть, в которую нужно играть до самой смерти. Филипп так и не давал бы ей возможности встретиться с отцом, в надежде, что тот скоро умрет. Нэнси содрогнулась. Ужасно! Отвратительно! — Я пришел, чтобы отвезти вас в аэропорт, — вдруг услышала она за спиной. Женщина вскочила, подавив вздох. Мягкий, искушающий голос Филиппа проник ей в самую душу, задевая каждый нерв. Нэнси захотелось броситься к нему, в его объятия, и найти утешение. Но она заставила себя опомниться, чтобы не совершить отчаянную глупость, и пульс у нее успокоился. Только после этого она повернулась к Филиппу. — У тебя не хватило такта, чтобы до моего отъезда избавить меня от встречи с тобой? Я никак не ожидала, что ты посмеешь прийти, Филипп! — с глубокой горечью сказала Нэнси. — Здесь мой дом. Женское сердце сжалось от холодного, безразличного тона. Этот человек ничего не чувствовал. Ничего! — Я не хочу, чтобы ты приближался ко мне, — не скрывая отвращения, произнесла Нэнси. — Я же к тебе не прикасаюсь, так? И никому, ты слышишь, никому другому не разрешу, — прорычал Филипп. — А если ты хочешь отсюда уехать, то я горю желанием помочь тебе в этом. — О Боже! Ты говорил, что можешь быть жестоким и безжалостным, — выпалила в ярости Нэнси, — только я никогда и представить себе не могла, насколько же ты жестокосерден! Мне остается лишь молить Бога, чтобы мой ребенок не унаследовал твои гены! Если бы я знала, что эта девочка или этот мальчик станет таким, как ты или твой отец… — Я заберу твой багаж. Нэнси захотелось ударить мерзавца, сделать что угодно, лишь бы разрядить охватившее ее отчаяние. Ей казалось, что по ней проехал паровой каток. А у этого типа не дрогнул ни один нерв! — Ты виделся с отцом? Он все еще сидит на веранде? — как бы между прочим спросила Нэнси. Филипп напрягся. Она его хорошо знала — или только думала, что знает? — и не сомневалась, что он удивился. — Ах да, катер! Я думал, приехал кто-то из персонала… Значит, это отец? Он… он здесь? — Здесь! — резко ответила Нэнси. — Наверняка сбежал из больницы! Очень на него похоже. Упрямый осел! — разозлился Филипп. А потом вкрадчиво взглянул на Нэнси. — Он… он с тобой разговаривал? — О да! — отрезала она и сжала губы, видя, что Филипп стал тяжело дышать. — Он мне сказал, что еще до нашей с тобой встречи ты уже знал, что я должна была унаследовать поместье! Так что теперь мне понятна причина твоей враждебности и ко мне. Я знаю, почему ты решил на мне жениться. Возможно, тебе хотелось и секса, но, вне сомнения, больше всего ты стремился сохранить для себя все наследство. Так? — Да, я хочу иметь поместье. Да, мне хотелось секса, — Филипп замешкался, лицо у него вдруг сразу осунулось. — А еще… что он сказал? — Разве этого мало? Он просто не в своем уме! — чеканила слова Нэнси. — Ведь только сумасшедший может завещать плантацию совершенно незнакомой женщине, которую он собирается сделать своей любовницей! Из горла Филиппа со свистом, как избавление от чего-то тяжелого, вылетел воздух. Высокие плечи распрямились. — Ну, тебе не стоит беспокоиться, — продолжила она. — Я до этого не опущусь. Это означало бы, что я стану твоей соседкой! Ты ему скажи, что свою плантацию он может оставить себе или отдать кому-нибудь другому! Я не желаю его больше видеть! И сделай все, чтобы его тут не было, когда я выйду. — Я так и сделаю, непременно! Подожди. Я от него избавлюсь! — свирепо произнес Филипп. Когда он ушел, Нэнси ухватилась за спинку кровати, чтобы не упасть. Обуревала страшная слабость, которую необходимо побороть: надо быть сильной. Ей еще предстоит целых полтора часа трястись по дороге в аэропорт, к тому же — в обществе Филиппа. А потом лететь домой. А потом… Где-то в саду раздавался громкий голос молодого ди Клементе. Он нетерпеливо выкрикивал имя отца, будто никак не мог его найти. Еле передвигаясь под тяжестью переживаний, женщина подняла дорожную сумку и понесла ее к выходу. И тут же лицом к лицу столкнулась со старым Жильбером. — О нет! — отпрянула она. — Нэнси, — взмолился старик. — Нет, нет! — увертывалась она от протянутых к ней рук. — Уйдите от меня! Я ненавижу вас обоих! — Ты не можешь меня ненавидеть! — причитал Жильбер. — Не можешь! Я потратил все последние годы на то, чтобы тебя разыскать! Я отдал тысячи долларов… — Вы зря потратили время, если искали во мне подходящую любовницу, чтобы развлекать вас на лоне природы! — кричала Нэнси. — Меня нельзя купить. Лучше быть нищей в Англии, нежели жить с вами! — Но… адвокат Редфилд уверял, что вы безмерно хотите найти свою семью. Разве Филипп ничего не сказал вам про меня и вас? — поразился Жильбер. — Сказал, — горько произнесла Нэнси. — Я — любовница, заказанная по почте… Старик задохнулся. — Господи! Что может быть хуже этого обмана?! Я — твой отец, детка. — Вы сумасшедший! — отпрянула Нэнси. Она почувствовала, что рядом появилась чья-то высокая крепкая фигура, и резко отскочила, поняв, что это Филипп. Прижавшись к стене, Нэнси во все глаза смотрела то на одного, то на другого. Оба чуточку рехнулись. Оба терзают ей душу… — Скажи ей, Филипп! — резко приказал Жильбер. — Скажи ей, что она моя дочь! Нэнси открыла рот, чтобы выразить недоумение и гнев. Но слова застряли у нее в горле. Лицо Филиппа стало пепельным. — Нет! — прошептала Нэнси, отказываясь воспринимать реальность. — Нет! — Скажи же ей! — кричал старик. — Ты знаешь, что это правда. Я же тебе несколько дней назад говорил, что она моя дочь. Нэнси оторопела. Значит, именно тогда Филипп и исчез. — Месье Жильбер… Вы хотите сказать, что дали обо мне объявление… потому что выяснилось… — Бедняга проглотила ком в горле — произнести последующие слова у нее не хватало сил. — Вы думали, что я могу оказаться вашей дочерью? — еле выговорила она. — Именно так! — воскликнул Жильбер, — но судебные следователи нигде не могли тебя разыскать. Ты из Эдинбурга куда-то исчезла… — Мы с мужем уехали в Фалмут, когда поженились… — прошептала Нэнси. — Агентство, в которое я обратился, многие месяцы натыкалось на тупики. Наконец прибег к газетным объявлениям — торопился, потому что мне осталось жить очень недолго. Я хотел увидеть тебя владелицей своего поместья до того, как меня не станет. Женщина в шоке взглянула на Филиппа. Значит, Жильбер действительно ее отец, а… — У меня есть доказательства, — продолжал ди Клементе-старший. — Кристин, моя жена и твоя мать, сбежала двадцать пять лет назад. Она оставила записку о том, что беременна, зная, что это для меня будет незаживающей раной… До ее бегства я столько лет хотел иметь детей! — горько сказал он. — Мы проследили жизнь Кристин до дома младенцев в Эдинбурге. Детективы из агентства мне сказали, что официально ее ребенком зарегистрирована ты. Мы проверили все в двух детских домах, где ты жила, а после твоего замужества ниточка затерялась. Я потратил уйму времени, чтобы тебя разыскать, и никаких сомнений у меня нет. Ты — дочь Кристин. И моя! Нэнси в ужасе моргала, словно на нее свалилось нечто страшное. Если все верно, то она — сестра Филиппа. И сестра, и жена! — Не может быть! — растерянно проговорила она. — Это невозможно! — Никаких сомнений! — возразил Жильбер. Дрожащей рукой Нэнси дотронулась до живота. Другой рукой она начала медленно снимать обручальное кольцо. Филипп будто окаменел, его лицо не выражало никаких эмоций. А ведь он знал, подумала женщина. И был слишком труслив, чтобы все ей рассказать. Дрожа, Нэнси бросила кольцо к ногам Филиппа и пошла вниз по лестнице. В наступившей мертвой тишине ее шаги по пахучим, натертым пчелиным воском деревянным ступеням отдавали глухим эхом. Из библиотеки выбежала Николь. Она так схватила Нэнси за запястье, что та удивилась недюжинной силе женщины. — Милая моя! Подождите! Я все слышала. Но Филипп — вам не брат… — Вы так только говорите! — рыдала Нэнси, вырывая руку. — А ди Клементе знают и верят в это! — Дорогая… — Нет! Нэнси выскочила во двор, зажав уши. Она не знала, что делать. Но чисто инстинктивно хотела побыстрее скрыться от чужих глаз, спрятаться от всех, кто мог бы ткнуть в нее пальцем, шепча при этом: кровосмесительница! И Нэнси побежала. Быстрее, чем когда-либо раньше, потому что вслед за ней мчалась вся ее жизнь со всеми ужасами. Она настигала, изо всех уголков крича в уши страшные слова. Разум женщины работал лишь в одном направлении — куда ей бежать. Не разбирая дороги, она неслась по узкой тропинке среди диких зарослей, скрывавших всякую лесную нечисть. Нэнси не заметила, как на руках и ногах у нее появилась кровь от царапин и ссадин. Она не чувствовала физической боли, потому что боль в душе была сильнее остальных ощущений. Значит, она грешна в том, что любит своего брата. И у нее от него будет ребенок. Тот самый ребенок, которому она собирается посвятить свою жизнь! Малыш будет ее единственной любовью, единственным существом во всем мире, которому можно верить! Внезапная боль в боку заставила беглянку остановиться. Она без сил прислонилась к стволу дерева. У нее нет больше ничего, кроме ее будущего малыша. Но ведь… Нэнси не могла удержать слез. Она горестно вскрикнула и тотчас возник небывалый шум и гам, — крича и хлопая крыльями, со всех деревьев разом вспорхнули птицы. В просветах между ветвями синело глубокое небо, под ним на деревьях пестрели ярким пламенем цветы, словно огни разноцветного фейерверка. Красота природы лишь усилила боль женщины. Сердце у нее разрывалось. — Что же мне делать? — в полном отчаянии произнесла она вслух. — Боже, помогите мне хоть кто-нибудь! Где-то за спиной раздался треск ветвей. Нэнси знала, что это Филипп. Но она так устала и так измучилась, что у нее не было сил убежать. Хуже того, что случилось, уже и быть не может! Да и какое это теперь имеет значение? Звук шагов Филиппа замер. — Мы с тобой не брат и сестра, — услышала Нэнси его голос — уверенный, ранящий ее откровенным состраданием. Она беспомощно повернулась — ну, что еще он скажет? Николь утверждает, что мы с тобой вовсе не брат и сестра. По какой-то непонятной причине отец лжет. — Нэнси не поднимала головы. — Он так убедительно говорил, и я поверил, что ты его дочь. Это было несколько дней назад. Вот и не пришел домой. — Потому, что нашел для себя утешение в объятиях другой женщины? — жестоко оборвала его Нэнси. Пусть ему тоже будет больно! Филипп нахмурился. — Ты считаешь, что после всего услышанного я еще мог думать о любовных похождениях? — Я могла бы о тебе подумать что угодно, — мрачно ответила Нэнси. — Ты не права! — беспомощно произнес Филипп. — Я попытался найти какой-то выход, найти наилучшее решение! Когда отец мне все рассказал, я отправился в отель «Санта Лусия». Час за часом я ходил в раздумье, терзаясь, что же мне делать… — А та блондинка была просто плодом моего воображения? — съязвила Нэнси. — Нет. Одна из сотрудниц регистратуры пришла ко мне и сказала, что новая постоялица ищет моего отца. Я хотел узнать, что этой заезжей даме от него нужно, вот и оказался у нее. И в этот момент вошла ты! Нэнси вспыхнула, вспомнив подробности. — Ты же был почти раздетым! А ее вещи… — Нэнси! — разозлился Филипп. — Я же тебе говорю, что находился у себя в номере, когда мне сказали, что какая-то женщина хочет видеть моего отца. У меня не было желания переодеться или даже надеть рубашку. Ты ведь знаешь, что этот отель расположен рядом с пляжем! Она, как мне кажется, только что вышла из душевой. На мой стук она, прикрывшись полотенцем, открыла дверь. А я сразу же стал ее расспрашивать в чем дело. Когда же ты обвинила меня в неверности, я решил вести себя с тобой как можно грубее, чтобы ты захотела от меня уйти. И ты бы никогда истинной правды о себе не узнала! Я бы этого не вынес. Из двух зол версия о моей измене показалась мне меньшим злом. Объяснение Филиппа представило ситуацию в ином свете. — Значит, ты думал, что все это правда? — Да, думал. Но сейчас знаю, что все обстоит иначе! Нэнси подняла глаза: так хотелось ему верить! — Почему? — Только что за мной вслед выбежала Николь, она все время кричала, что у нас с тобой все в порядке. Что мы никакие не родственники и что нам не о чем беспокоиться. Возможно, Николь знает то, чего не знает никто другой. Она очень дружила с моей матерью, так что мы можем все у нее выяснить. Я хочу, чтобы ты вернулась и с ней поговорила. — В голосе Филиппа появились повелительные нотки. — Мы просто не можем вот так расстаться, ничего не зная наверняка. — Но твой отец во всем так уверен… — начала Нэнси. — Все во мне кричит — не верь! — выпалил Филипп раздраженно. Нэнси сжалась, лицо ее было мокро от слез. — Почему ты все время мешал мне узнать правду? — спросила она. Филипп едва заметно улыбнулся. — Потому что я тебя люблю. Так люблю, что готов на все, чтобы тебя защитить. Его мягкий, искренний голос как нож пронзил сердце женщины. — О, Филипп! — простонала Нэнси, понимая, что все еще любит этого человека, и почему-то подумала, что не могут они быть кровными родственниками. Не могут — и все тут! — Ты для меня так много значишь! — продолжал Филипп. — Я доверяю Николь, а не отцу. Я сердцем чувствую, что он в чем-то ошибся. Или ошиблись в том розыскном бюро. Но какой бы ни была истинная правда, я хочу тебя защитить и готов пойти на что угодно, лишь бы спасти тебя от мук. Слова Филиппа поколебали решимость Нэнси плюнуть на все и уехать в Англию. Мысли в голове прояснились, словно все сомнения вымели метлой. Но тут же вспомнилось, с каким отчаянием он кричал, что будет ей всегда изменять, и сердце у нее сжалось. Значит, он делал все нарочно, из любви к ней, ради нее самой. Сам себя выставил в таком свете, лишь бы ей было не так больно! — Я люблю тебя, — услышала она голос Филиппа. Нет, они не могут быть родственниками! Просто не могут! Губы у Нэнси задрожали. Ей так хотелось верить, что во всю эту историю вкралась какая-то ошибка. А вдруг это только ее слепая надежда, и никакого выхода нет? Она застонала и взглянула в глаза Филиппу. Ему было так же больно, как и ей, и при виде его страданий Нэнси, всхлипнув, бросилась к нему. Он раскрыл объятия и сжал ее так крепко, будто намеревался никогда не отпускать. — Вернись в дом, — мягко попросил он. — Попробуй порасспрашивать обо всем Николь. Надо проверить документы. Адвокаты отца привезли их больше, чем добыл мой, и это меня удивляет, ведь он человек очень добросовестный. Пошли, я расскажу тебе все, что мне известно. — Жильбер сказал, что когда его жена отсюда сбежала, она была беременна, — вспомнила Нэнси, направляясь к дому. — Да. Супруга исчезла, а он умыл руки — отделался и от нее, и от ребенка. Не интересовался ими, пока не узнал, насколько серьезно болен. Когда в последний раз я его навестил, он показал мне переписку, которую вел с розыскным агентством. Кажется, имя твоей матери было Кристин Крессон. Когда отец начал розыски женщины под такой фамилией, имевшей от него ребенка, следы привели в приют для младенцев в Эдинбурге. Там воспитывали сирот. — Филипп нахмурился. — Однако я отчеты агентства видел лишь мельком и ничего толком не понял. Теперь хотел бы просмотреть их как следует. Мы это сделаем с тобой вместе. — Господи, — тяжело вздохнула Нэнси. — А может, перепутали бирочки, которые привязывают на запястья новорожденных? Как ты думаешь? Глубоко потрясенная случившимся, женщина понимала, что цепляется за соломинку, но еще больше склонялась к мысли, что произошла какая-то ошибка. Она любила Филиппа совсем не как брата. — Кто знает? — проговорил он. — Все возможно. Ясно одно — отец использовал клиентуру адвоката Редфилда, когда давал объявления о «компаньонках». И он прибегнул к тем же людям и к тому же методу, когда искал тебя. В какой-то мере мне бы даже хотелось, чтобы ты и в самом деле была предназначена для его постели, — горько усмехнулся Филипп. — С этим я бы хоть как-то смирился! — Мне надо знать истину, — заявила Нэнси. — Мы как можно скорее сделаем тебе анализ на ДНК. Я знаю, что ожидание меня просто убьет. — Он сжал кулаки. — Я бы все отдал, лишь бы ты не страдала! Тебе так много пришлось испытать. — Тебе тоже! — взволнованным голосом произнесла Нэнси. Ее неожиданно стало подташнивать, голова кружилась, на лбу выступили капельки пота. Филипп вынул носовой платок и нежно вытер Нэнси лицо, потом взял ее на руки и направился к дому. — Что, черт побери, с нею стряслось? — раздраженно закричал Жильбер с веранды. — Это ты ее довел… — Я думаю, тебе лучше уйти, — перебил его Филипп, не скрывая ярости, — пока я тебя еще не прикончил! — Потому что она — моя дочь? — разозлился старик. — Или потому, что ты мне не сын? Нэнси почувствовала, что выскальзывает из внезапно ослабевших рук Филиппа. Ничего не видя, он опустил Нэнси на ноги. Глаза его сузились. — Что ты сказал? — с ненавистью спросил он. Жильбер усмехнулся. — Я подумал, мои слова вышибут из тебя спесь. Ты не мой сын, Филипп. Теперь, когда объявилась моя законная наследница, я могу тебе об этом сказать. Ты — внебрачный! Твоя мать и я были женаты целых шесть лет и никаких намеков на потомство у нас не было. Я очень хотел сына. Ты… В общем, мы тебя усыновили, ни я, ни моя жена не были твоими родителями. В твоих венах нет ни единой капли моей крови. Нэнси казалось, что она лишится чувств. Значит, Николь права! И — никаких проблем! — Мы… мы не брат и сестра? — спросила она. С нее словно свалилась гора, избавив от вины и отчаяния. Ей никогда и в голову не могло прийти, что она окажется законным ребенком Жильбера, а Филипп… — Милый! Но тот уже подбрасывал ее в воздух, смеясь и целуя одновременно. А потом прижал ее к груди. Сердца у них бились одинаково бешено. Они не брат и сестра. В эти минуты не было на свете более чудесных слов! — Черт побери, Филипп, что ты делаешь? Неужели ты не расстроен? — Казалось, Жильбер был разочарован. — Ничуть! — захохотал Филипп. Он гладил волосы Нэнси и не сводил с нее глаз. — Я просто счастлив! Лицо старика исказилось от ярости. — Не надейся, что я расскажу тебе, кто твои родители! Жди, пока рак свистнет! — Честно говоря, — спокойно произнес Филипп, — мне на это наплевать! — Никакого поместья в Голубой лагуне ты не получишь! — кричал ди Клементе. — Я отдам плантации и дом своей дочери и ее мужу! — Годится! — улыбнулся Филипп. Глаза его сверкали от радости, что отец не знает их с Нэнси тайны. — Я полагаю, любимая, за это надо выпить. Я очень этого хочу. Шампанского? — Шампанского! — радостно согласилась Нэнси. Боже, она снова может жить, может любить! Они ушли подальше от дома и спустились к бельведеру на пляже. Было слышно, как Жильбер громко ругается на весь дом. Потом в заливе послышался шум мотора отплывающего катера. Когда он стих, Филипп зажег разноцветные фонари, специально заготовленные для торжественных случаев. — О, Филипп, я никак не могу поверить свалившемуся на нас счастью! — воскликнула Нэнси. — И я тоже! — Голос его дрожал, а глаза стали подозрительно мокрыми. Нэнси проследила, как он открывает шампанское, и вдруг снова подумала — может быть, его мать — Николь? Но тут же вспомнила, что той во время его рождения было только пятнадцать или шестнадцать лет. — Забавно, — произнесла Нэнси, — что после стольких лет поисков я наконец-то нашла своих родителей, по крайней мере — одного из них! Даже не знаю, принесло ли мне это радость или нет. Ты же потерял обоих родителей и нисколько об этом не жалеешь! — Это потому, что мы с тобой едва не потеряли то, что для нас теперь гораздо важнее, — заметил Филипп. — Я имею в виду — друг друга. — Он наполнил бокалы. — Ну а сейчас, когда этого не случилось, все остальное не имеет никакого значения. — Не скажи! — вздрогнула Нэнси. — Когда я подумала, что ты мне изменил, весь мир обрушился. Никогда не забуду, что я тогда почувствовала. Такой шок… — Прости меня, любимая! — горячо произнес Филипп. — Мне больно даже подумать, что я причинил тебе такие страдания. Но я не мог сказать тогда правду. Не мог позволить тебе жить с той ужасной мыслью. Я решил, что будет лучше, если ты меня возненавидишь, станешь презирать. А может быть, найдешь кого-нибудь другого и полюбишь его. Но сердце у меня разрывалось! Нэнси протянула руку к его щеке, пытаясь разгладить суровые морщинки, появившиеся при воспоминании о той страшной минуте. — Сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь смогла снова кого-нибудь так полюбить, как тебя! Филипп сжал ее в объятиях. — Признание отца подтвердило мое опасение, которое одолевало меня с того самого момента, как я понял, что полюбил тебя. Поверь, этот страх постоянно преследовал меня во время нашего медового месяца, — прошептал он ей на ухо. — Но мне тогда казалось, что у нас с тобой все слишком хорошо, а этого просто не может быть! И я все время боялся, что однажды утром проснусь, а тебя нет, что ты просто игра моего воображения! — То же самое чувствовала и я! — поразилась Нэнси. Они взглянули друг на друга, радостно улыбаясь. — Я просто никак не могла поверить своему счастью. Для меня ты был всем на свете. Я даже и думать не смела, что ты меня любишь так же сильно, как я тебя. — Но именно так я тебя и люблю! — Филипп коснулся ее волос, которые под светом цветных фонарей сверкали, как красное дерево. — Когда я думаю о тебе, я невольно улыбаюсь. — То есть хихикаешь, это ты хотел сказать? — поддразнила его Нэнси и сделала вид, что обиделась. Филипп взял обе ее руки в свои и нежно поцеловал ладошки. — Улыбнись, — попросил он. — Ты ведь видишь, как я счастлив, как все время улыбаюсь тебе! Ты меня опять заставила рассмеяться… — Нэнси непонимающе подняла брови, и Филипп чуть щелкнул ее по носу. — Ты знаешь, о чем я говорю! — Знаю, знаю. — Женщина счастливо залилась смехом. Она тоже обрела способность заразительно, от души смеяться после стольких горьких лет. Филипп нежно коснулся губами ее щеки. — Сознание, что ты моя жена, наполняет мне душу счастьем. Когда я от тебя вдалеке, я стремлюсь поскорее вернуться, — страстно проговорил он. — А когда я с тобой, я спокоен. — Ты для меня друг, возлюбленная, жена, мать моего будущего ребенка. Я так тебя люблю, Нэнси! Я никогда, никогда тебя не оставлю! — клятвенно произнес он и предложил тост за их вечную любовь. — А я никогда не уйду от тебя. Мы с тобой половинки одного целого. У нас есть богатое поместье в Голубой лагуне. И у нас будет ребенок. Филипп кивнул. — А у меня есть «Монтего-Ривер». Но самое главное богатство — это ты! Я чувствую себя с тобой так спокойно. — Как наевшийся меда медведь, — усмехнулась Нэнси. — Так накорми же меня медом, — подзадорил Филипп. — Мне так хочется его отведать! Пусть будет сладко! Он нежно поцеловал жену в шею, а потом в ложбинку между грудей. Нэнси вздрогнула и сдалась в прекрасный плен, подчиняясь страсти горячо любимого человека.