Скептицизм Я'Ли Адавила относительно возможности появления в Эльнадоре черных колдунов был совершенно напрасным. Такие люди в столице были. И появились они здесь намного раньше, чем сам Адавил впервые шагнул под своды Академии.

Принято думать, что настоящего чернокнижника проще всего сыскать в какой-нибудь глухой деревне, вдали от тех мест, куда могут дотянуться взгляды порядочных магов, блюдущих волю Совета.

Странно даже. Разве сможет черный колдун долго скрывать свою деятельность от соседей в маленьком поселении, где он виден как на ладони? Где, пустив ветры на одном конце улицы, можно увидеть, как зажимают носы люди на другом? Где чей-то случайный – но, скорее всего он таким не будет – взгляд может поставить крест на честолюбивых планах, для воплощения которых в жизнь понадобилась черная магия?

Нет. Не сможет.

Как труднее всего бывает отыскать предмет, лежащий прямо на виду, так и преступнику легче всего спрятаться от закона на чердаке городской тюрьмы. А злому кудеснику – среди своих врагов, белых магов. Просто маскируясь под одного из них…

Да, ни один чернокнижник не пришел к Мраку сразу, едва начав заниматься магией. Путь каждого пролегал через позиции Света. Кто-то, как, например, глава Черного братства, Лангмар, разочаровался в идеалах, оплотом которых служили эти позиции. Кто-то был зол от природы и не смог ужиться в обществе, где запрещалось творить дурные дела. А кто-то выбрал черную стезю из обычной корысти, при этом даже не сделав слишком широкого шага за пределы дозволенного.

К последней категории относился лысеющий красноносый толстяк Харнулл. Он не солгал менторам, заявив о своей принадлежности к белым волшебникам. Формально так оно и было – пару десятков лет назад Харнулл вышел из Академии с дипломом целителя в руках. С тех пор, однако, многое изменилось. К черному пути Харнулла подтолкнули не идеологические сомнения, не врожденная жестокость, и даже не увещевания забредшего на огонек адепта Мрака. Это сделали обыкновенные люди, обитавшие по соседству. Ну и собственная жадность, конечно…

Именно клиенты, которых Харнулл избавлял от хворей при помощи магии, первыми начали предлагать ему задействовать и обратную сторону волшебной силы. Очень многие жители Эльнадора стремились причинить кому-либо неприятности, но боялись сделать это самостоятельно. Ведь расследовать обычные преступления гораздо легче, чем те, в подготовке или совершении которых замешаны маги. А стало быть, и раскрываемость здесь гораздо выше. Лучше уж попытаться найти нечистого душой волшебника, готового за тугой мешочек с монетами нарушить священные законы своего "цеха"…

Так что, вскоре после начала его частной волшебной практики, на Харнулла как из дырявой бочки посыпались весьма однозначные предложения, суть которых была весьма далека от деяний, полезных для общества. Кто-то хотел отомстить давнему обидчику, который уж и забыл давно, кого и как он обидел. Другому нужно было ускорить течение болезни пожилого родственника, получение наследства от которого решило бы массу финансовых проблем. Третий был одержим запретной страстью к своей малолетней сестре и мечтал лишь о том, чтоб добиться от нее взаимности. Четвертый же являлся насквозь прогнившим завистником и был готов заплатить за чужие страдания, не имея в том никакой личной выгоды…

Много их было – этих бесчестных искусителей. Пораскинув мозгами, Харнулл пришел к выводу – принимая хотя бы десятую часть этих предложений, можно зарабатывать в три раза больше, чем оставаясь обычным магом-лекарем.

Он колебался совсем недолго – всегда ведь был весьма корыстолюбив. И прежде, чем начать творить волшебное зло, Харнулл всерьез обдумывал только один вопрос – как ему делать это, не превращаясь в законченного адепта Мрака, а оставшись своего рода "черно-белым" или же "серым" кудесником? Ведь в противном случае он обречен был злодействовать всю оставшуюся жизнь, лишившись возможности зарабатывать исцелениями. Жадность не позволяла сделать столь решительный шаг.

К огромной радости Харнулла, спектр методов, используемых белыми волшебниками, оказался достаточно широк, чтоб оставаться в его рамках, одновременно с этим значительно отдаляясь от областей, где пахнет добром. Правда, знали об этом далеко не все волшебники. Большинство из них ведь были специалистами узкого профиля, и даже помыслить не могли о том, чтобы использовать свои умения во зло.

То, чем стал заниматься Харнулл, являлось лишь злоупотреблением Силой, а не тем злом, о котором принято вспоминать, когда речь заходит о чернокнижниках.

Харнулл в совершенстве изучил черную магию, но ни разу не пускал ее в ход. Для того чтобы подстроить кому-нибудь незапланированную встречу с грабителями или бешеным псом, либо вконец иссушить и так уже больного старика, было достаточно и традиционных средств, имеющихся в арсенале всякого белого мага.

Вот если бы Харнулл совершил ритуальное магическое убийство, обратная дорога в чертоги Света была для него закрыта. Пришлось бы до гробовой доски истязать кошек, да крутиться в окрестностях скотобоен, чтобы иметь хотя бы возможность зажечь взглядом свечу. Но Харнулл знал обо всех подстерегавших его на этом пути "подводных камнях" и был осторожен. Он не выполнял вредоносных обрядов сам, но мог при этом обучить их тонкостям любого желающего. Ведь ритуалы, используемые чернокнижниками, в отличие от эффектных приемов, доступных лишь белым магам, были вполне по силам и самым обычным людям. Такой человек, правда, не получит от своих действий ни толики магической силы – придется ему удовлетвориться мучениями или же гибелью персоны, против которой был направлен ритуал. Такова она, суровая правда жизни. Бок о бок с нами, скрываясь под личинами близких друзей, часто обретаются злейшие враги. Мы можем полагать при этом, что преследующие нас неприятности происходят по воле нашей собственной злой судьбы или же, напротив, по чистой случайности. На деле же эти гнусные события вполне могут оказаться проделками того, кто каждый воскресный вечер клянется нам за бутылочкой красного в вечной дружбе и преданности…