— Отец не был сумасшедшим, — напористо подтвердил Митч, — я работал с ним изо, дня в день в течение последних нескольких лет. И ты бы это знал, не сбеги тогда, — как всегда закончилась детским упреком тирада младшего брата.

Надя энергично закивала, решив прибавить к сказанному пару своих бесценных суждений:

— Папа, конечно, был невыносим, он был бесчувственен и, случалось, даже аморален, но не безумен… нет.

— Спасибо, за экспертное мнение, — раздраженно бросил Рэнд. — Только кому вы этим помогли? Себе? Сомневаюсь.

— Но в чем смысл твоих протестов, я не понимаю. Ты отказываешься быть исполнительным директором «Круизных линий Кинкейд»? Только из-за того, что отец всегда видел преемником только тебя?! — с нескрываемой обидой воскликнул Митч.

Рэнд презрительно посмотрел на младшего брата.

— Ты всегда был любимчиком отца, — уязвлено продолжил тот. — Его первенец, его правая рука… Вот только на каком основании? Я работал с ним, год за годом, молча сносил его гневливый характер, бесконечные огульные обвинения, мелочные претензии, терпел превозношение тебя как единственно возможного преемника на посту директора. А где в это время был ты, брат?! Спорт, женщины, развлечения?! Как же вы с ним, на самом деле, похожи!

Рэнд перевел брезгливый взгляд с брата на сестру, которая заметно сникла, предчувствуя очередную бурю на семейном полигоне, и процедил:

— Это биение себя в грудь — просто бесстыдная ложь. Если кого-то злит, что лавры можно получить, и не выслуживаясь, то зачем же тогда выслуживаться? Но вы оба надеялись, что старый мракобес оценит вашу жертвенность. И я бы только порадовался, случись это так. Но трагедия в том, что если бы он был способен ценить такие вещи, то уже не являлся бы тем, каким мы все его знали. Если бы вы не сосредоточили всю свою ненависть на мне, то поняли бы, что с ранних лет Эверетт занимался тем, что методично нас сталкивал.

— Но, по-моему, ты сам себе противоречишь, — объявила Надя. — Из его завещания ясно лишь то, что он добивается нашего воссоединения посредством осознания взаимной ответственности, а малосущественное условие о сохранении за Тарой Энтони ее поста говорит о том, что он таким образом хочет гарантировать прежний порядок управления.

Ричард, порядком подуставший от пустопорожних препирательств наследников, зычно кашлянул, привлекая к себе их внимание.

— Последние годы, — декларативным тоном начал он, — Эверетт последовательно приходил к осознанию многих своих просчетов. Вас троих он считал своими преемниками на пути их устранения.

— Он странно это демонстрировал, черт возьми! — вновь вспыхнул Рэнд.

Все за столом смолкли, уставившись на него. В этот миг только от решения Рэнда зависела судьба династии и семейного бизнеса. Однако ему это не льстило. Вне зависимости от его желания Эверетт заставил-таки старшего сына влезть в свою шкуру.

— Хорошо, — сократив время пытки до минимума, сказал он. — Я возвращаюсь в «КЛК», и яне позволю Таре Энтони отказаться от должности персонального помощника исполнительного директора.

Звон дверного колокольчика эхом отдавался в обширных пространствах двухуровневого фойе. Хозяйку дома он застал за расстегиванием босоножек цвета слоновой кости, которые она аккуратно отставила в сторону, намереваясь игнорировать сигналы в дверь.

Ей было известно, кто видел ее входящей в дом полминуты назад и кому она так настоятельно понадобилась. Звон в фойе не только не унимался, но и становился все более требовательным. На подобное упорство и невоздержанность был способен только один человек среди известных ей.

А незваных гостей она не терпела…

Тряхнув головой и воинственно выпрямившись, Тара все же распахнула дверь коттеджа.

— Что тебе нужно, Рэнд?! — враждебно бросила девушка.

Вечерний бриз, впорхнувший в дом, взъерошил волосы цвета темного шоколада, а глаза Рэнда, сузившись пристрастно, оглядели девушку с головы до ног.

— Могу я пройти? — несвойственно деликатно спросил Рэнд Кинкейд и переступил порог.

Голос Рэнда, его насыщенный тембр, богатый эмоциональными модуляциями, мог звучать, как ему заблагорассудится. И слышалось в нем одновременно разное: попытка быть серьезным и обходительным, насмешка над условностями, резкость и холодность — почти детское стремление отстоять право на независимость…

Неужели он вновь будет тратить мое время, испытывать мое терпение, терзать мои нервы? — ужаснулась Тара. Девушку коробила его уверенность в том, что ей никуда не деться, что она все равно сделает то, чего он от нее хочет.

Рэнд подтолкнул ногой дверь, и она послушно закрылась. Затем он столь же непринужденно положил руки на ее бедра.

— Рэнд, что ты делаешь? — спросила Тара Энтони, заметно робея.

— Аргументирую, — шепнул он ей на ухо.

— Я соболезную твоей утрате, но это излишне, — аккуратно возразила шатенка.