— Я знаю, знаю, — Домби провел рукой по курчавым волосам. Он понимал, что Захария доложит о разговоре кому следует, а потому ему следовало занять более сбалансированную позицию. — Они очень меня пугают. Если кто посмеет применить такое оружие, так это китайцы. Или Северная Корея и Ирак. Безумцев, стоящих у власти, хватало всегда. Нам остается только одно — укреплять собственную безопасность. Я в это искренне верю. Но иногда… у меня возникают вопросы. Пока мы стараемся обгонять наших врагов на шаг, не становимся ли мы такими же, как эти узкоглазые? Не становимся ли тоталитарным государством, которое так нам претит?

— Возможно.

— Возможно, — повторил Домби таким тоном, будто у него сомнений в том нет.

— А какой у меня выбор?

— Думаю, никакого.

— Посмотри, — Захария указал на окно.

— Что там?

— Стекло очищается. Там теплеет.

Оба ученых вновь посмотрели в камеру-изолятор.

Истощенный ребенок шевельнулся. Повернул голову, посмотрел на них с больничной койки, на которой лежал.

— Это чертовы глаза, — пробормотал Захария.

— Пронизывающие, не правда ли?

— Когда он так смотрит… у меня мурашки бегут по коже. Словно из них выглядывает кто-то еще.

— Ты всего лишь чувствуешь себя виноватым.

— Нет. Если бы только это. Его глаза такие странные. Они не были такими, когда он появился здесь годом раньше.

— В них теперь боль, — в голосе Домби слышалась печаль. — Много боли и одиночества.

— И не только, — покачал головой Захария. — Что-то еще… что-то такое, чего словами не выразишь.

Он отошел от окна. Вернулся к компьютерам, которые, это он знал точно, ничем ему не грозили.

Улицы Рено в основном оставались сухими и чистыми, несмотря на прошедший снегопад. Хотя кое-где на мостовой поблескивала корочка льда. Элиот Страйкер вел автомобиль осторожно, не отрывая глаз от дороги.

— Мы почти на месте, — доложила Тина.

Проехав еще четверть мили, по левую руку они увидели то самое место, где жил и работал Лучано Белликости. Большая вывеска в черной рамке говорила о том, какие он оказывал услуги: «ПОХОРОННЫХ ДЕЛ МАСТЕР И СОВЕТНИК ПРИ УТРАТЕ». Большой дом, построенный в псевдоколониальном стиле, стоял на вершине холма, на участке в три или четыре акра, примыкающем к кладбищу. Длинная подъездная дорожка, поднимаясь, уходила направо — черная траурная лента, брошенная на белизну засыпавшего лужайку снега. Каменные столбы и фонари указывали дорогу к парадной двери. В некоторых окнах первого этажа горел теплый, приглашающий свет.

Элиот уже собрался включить поворотник и свернуть к дому, но в последний момент все-таки проехал мимо.

— Эй, нам же сюда! — воскликнула Тина.

— Знаю.

— Так чего ты не повернул?

— Ворвавшись в парадную дверь, требуя ответы от Белликости, мы получим моральное удовлетворение, продемонстрируем нашу смелость, решительность и глупость.

— Но они не могут ждать нас здесь. Они же не знают, что мы в Рено.

— Нельзя недооценивать противника. Они недооценили нас, вот почему мы смогли добраться до Рено. Незачем нам допускать ту же ошибку и возвращать им инициативу.

Проехав кладбище, он повернул налево, на улицу, застроенную жилыми домами. Припарковался у тротуара, выключил фары, заглушил двигатель.

— Что теперь? — спросила Тина.

— Я пойду к похоронному бюро. Через кладбище, вкруговую, подкрадусь с черного входа.

— Мы подкрадемся с черного хода, — уточнила она.

— Нет.

— Да.

— Ты подождешь здесь, — настаивал он.

— Ни за что.

Бледный свет уличного фонаря через ветровое стекло проникал в салон. И одного взгляда на полное решимости лицо Тины хватило, чтобы понять, что отступать она не намерена.

Элиот тем не менее попытался разубедить ее:

— Будь благоразумна. Если что-то произойдет, ты можешь мне помешать.

— Знаешь, Элиот, о благоразумии лучше бы помнить тебе. Я — из тех женщин, кто может помешать?

— Снега на земле шесть или восемь дюймов. Ты без сапог.

— Ты тоже.

— Если они ждут нас, устроили засаду в похоронном бюро…

— Тогда тебе, возможно, понадобится моя помощь. А если засады нет, я хочу присутствовать при допросе Белликости.

— Тина, мы попусту тратим время, оставаясь в автомобиле…

— Попусту тратим время. Именно так. Я рада, что ты со мной согласен, — она открыла дверцу и вышла из «Шевроле».

Сунув пистолет с глушителем в глубокий карман пальто, Элиот последовал ее примеру. Не стал запирать дверцы, чтобы при возвращении не открывать их: счет мог пойти на секунды.

На кладбище снег доходил Элиоту до середины голени. Он промочил брюки, носки, вода хлюпала в туфлях.

Тина была в кроссовках на резиновой подошве с парусиновым верхом, и, конечно же, тоже промочила ноги. Но не жаловалась и не отставала.