Настало время просто убивать.

Настало время охоты.

Ребята тронулись в путь в девять вечера, когда на небе исчезли последние отсветы закатившегося солнца. Им предстояла сложная задача: они должны были преодолеть большое расстояние пешком, увешанные оружием, боеприпасами, маскхалатами, ножами, водой и белковыми батончиками, ориентируясь в темноте с помощью навигаторов Джи-пи-эс, срезая через холмы и овраги, чтобы достичь прямоты птичьего полета, прибыть на место еще в сумерках, проползти последнюю тысячу ярдов, зарыться в землю, замаскироваться и застыть в полной неподвижности на четыре-пять часов в ожидании возможности сделать выстрел. Это была уже не работа, а испытание, которое с трудом бы вынес воин-спортсмен на пике своей формы, на протяжении многих лет по два часа в день проводящий в тренажерном зале и пробегавший по пять миль.

Энто остался дома один. Его нисколько не радовала ближайшая перспектива: ему предстояло в течение длительного времени находиться совершенно раздетым в суровых погодных условиях и быстро ехать на проклятом квадроцикле по пересеченной местности, трясясь и зажимая яйца. На улице было жутко холодно, температура поднялась не выше тридцати градусов по Фаренгейту. Значит, пальцы у него окоченеют и станут синими, а когда он наконец доберется до места, начнется новая игра, его будут гонять туда-сюда командами по рации или сотовому телефону с целью привести на позицию для стрельбы, где он окажется так близко от своего врага, что малейшая ошибка в положении приклада или нажатии на спусковой крючок — и ему придется носить в себе пулю калибром 7,62 мм до конца жизни или последние восемь секунд, через которые он умрет от потери крови.

Энто собирался намазать свое тело, в первую очередь руки и ноги, толстым слоем масла, чтобы хоть как-то противостоять холоду, и надеть перчатки и носки: определенно, старый козел не станет на это жаловаться. Также надо наглотаться амфетаминов, этих лучших химических приятелей солдата, поддерживающих агрессивность, быстроту реакции и внимание на высшем уровне до тех пор, пока не дадут о себе знать естественные соки боевого возбуждения.

Энто попытался заснуть, но не смог; он схватил одну довольно сальную книжонку, но и та его не успокоила; ему не хотелось мешать спиртное с таблетками, которые он примет перед выходом, поэтому он просто сидел, стараясь утешить себя воспоминаниями обо всех, кого когда-то убил.

Лучшее воспоминание: шайка арабов устроила засаду в трущобах Басры, их выдал тот иракский подполковник, не устоявший перед водными процедурами. И вот Энто с Имбирем двигаются с востока, Реймонд атакует с запада, а Джимми сидит с биноклем. Для настоящего снайпера это было ни с чем не сравнимое удовольствие. Всего за пару минут Энто завалил девятнадцать человек: он стрелял, находил новую цель, снова стрелял, молниеносно передергивал затвор, каждый раз наблюдая, как плохой парень разворачивается к нему, получив пулю, затем превращается в обмякший куль, после того как смерть отправляет его душу в небо, и валится на землю с глухим стуком безжизненного мешка костей и мяса. Бежать врагам было некуда, такой уж они придумали план: взорвать английский «хамви» в месте, все выходы из которого перекрыты, а затем перестрелять оставшегося в живых противника. Ха! Ребята подорвались на собственной мине, это точно.

Черт побери, именно ради такого дня и живет снайпер. Энто сомневался, что даже Свэггер в лучшие годы поражал столько целей с такой скоростью. Возможно, ему и приходилось убивать больше за один день, однако это было растянуто во времени, сопряжено с необходимостью передвигаться, держась впереди тех, кто охотился за ним, — совершенно другая история. Но Свэггер точно не сталкивался с такой молниеносной стрельбой. Возможно, нечто подобное испытывает пулеметчик, однако опять же у него все по-другому: быстрые размытые силуэты, частая дробь пулемета, дождь стреляных гильз, вспышки, вырывающиеся из дула, и сплошной грохот выстрелов. Энто же слышал лишь приглушенные хлопки винтовки «экьюреси» с глушителем, и каждый образ, увиденный в перекрестье прицела, запечатлелся у него в памяти.

Являлись ли эти арабы повстанцами? Энто стрелял так быстро, а Имбирь так ловко менял ему магазины, что не было времени определить, у каждого ли за спиной красноречивый «Калашников»; но какое это имело значение? На самом деле, никакого, и пусть всякие сердобольные дамочки вопили «зверство», «побоище», «преступление» и что там еще. Цель заключалась в том, чтобы дать сволочам по полной вкусить уничтожение, которое бы преследовало их в кошмарных снах. Возможно, именно после того случая положение в Басре стало круто меняться, однако группе Энто никто не сказал спасибо, а вскоре за них взялась Клара Бартон.

Энто взглянул на часы: половина пятого утра. Он убил достаточно времени. Пора начинать намазываться маслом.

Никто не сломался, хотя Имбирь, не отошедший до конца от легкого сотрясения мозга, был не в лучшей форме. Он дышал отрывисто, зажимал бок и низко пригибался. Пошатываясь, Имбирь клялся, что с ним все в порядке, но Джимми ему не верил. Восемнадцать миль по пересеченной местности — нелегкое испытание, вдвойне сложное из-за тяжелого снаряжения за плечами, а также дополнительного груза в виде винтовки Грогана и его рюкзака с одеждой, которой, правда, было по минимуму. Ирландцы поднялись наверх, спрятали вещи Энто там, где он велел, и застыли у самого гребня, глядя вниз на широкую долину, погруженную в темноту. Сверхосторожный Джимми снова сверился с Джи-пи-эс и убедился, что перед ними та самая долина, которую выбрал Энто, южное стекло тех очков, что были на карте.

Имбирь жадно глотнул воды из трубки, идущей от рюкзака.

— Полегче, приятель, — предостерег его Реймонд. — К полудню она тебе очень понадобится.

— Да со мной все в порядке, — заверил Имбирь. — Просто у меня раскалывается голова, твою мать. Этот козел славно меня отделал.

— Да, это точно, он свое дело знает, — согласился Реймонд.

— Завтра мы увидим в траве его труп.

— Непременно увидим.

— Отлично, ребята, пора помочиться в последний раз, а затем начинать маскировку.