— Тебе нужно остыть, провести в полном безделье долгий спокойный год.

— Было бы неплохо. Может, как-нибудь попозже. Во вторник мне надо в последний раз съездить в Вашингтон и все уладить. Затем я собираюсь заскочить в Чикаго. У меня есть пистолет, принадлежавший одному полицейскому, который хотелось бы вернуть его вдове.

— Утомленные не знают покоя, — усмехнулся Чак. — Послушай, Боб, больше тебе никто этого не скажет, так что придется довольствоваться мной, а я не умею произносить речи. Не повезло тебе. Но ты не позволил так обойтись с Карлом Хичкоком и, если смотреть шире, с нами, со снайперами, убийцами, мерзавцами, с винтовкой где-то там, за передовой; мы никогда не попадаем в учебники истории, даже если нам удается вернуться к своим. Так что как снайпер снайперу, проклятье, у меня просто нет слов, молодчина, герой, ты порадовал всех маленьких ковбоев.

Свэггер улыбнулся. Для него такой похвалы было достаточно. Внезапно он ощутил волну усталости. Надо идти.

— Брат Чак, мне пора на боковую.

— Я все понял.

— Разбудишь меня утром, и мы решим, куда направиться и что делать дальше.

— Хорошо.

— Значит, до завтра.

— Ганни, один маленький вопрос. Иначе я не засну. Черт побери, как тебе удалось сделать этот выстрел? Дистанция почти шестьсот ярдов, у тебя обычная трубка с тысячными делениями, а у ирландца навороченный суперкомпьютер. Но ты его опередил и уложил прежде, чем он успел нажать на курок. Как? Во имя всего святого, это был лучший выстрел из всех, о каких я только слышал.

— А, это, — произнес Боб таким тоном, словно речь шла о потерявшемся носке. — Энто думал, что охотится на меня, но на самом деле это я охотился на него. Я понимал, что, если дело дойдет до Одинокого дерева, стрельба будет быстрой, на большом расстоянии и исход войны определит один патрон. Я провел ночь в этой долине, до твоего приезда, еще до того, как отправился в дом. Я исходил ее вдоль и поперек, изучил карту, стараясь хорошенько все запомнить. Я определил, откуда пойдет — или поползет, неважно — ирландец, если направится по прямой от первой долины, потому что он должен был догадаться, где развернется представление. Это было самым главным. Дальше я постарался прикинуть, откуда он будет стрелять. Я обнаружил у него на пути точку, где нет ветра. Объясняется это тем, что ярдах в двухстах справа есть неприметный глазу бугор высотой футов двадцать, естественная преграда для ветра. И я рассудил так: если Энто будет спускаться по склону, он выстрелит, когда окажется в этой безветренной точке. Так поступил бы на его месте любой снайпер. Зачем рассчитывать поправку на встречный ветер, если этого можно избежать? Я измерил лазерным дальномером расстояние от этой точки до дерева. Получилось пятьсот тридцать семь ярдов. Взяв твою винтовку, я установил прицел на пять тридцать семь, строго по центру, без смещения. После чего просто смотрел и ждал, и как только Энто почувствовал, что ветер затих, он замер, всего на мгновение, осмысливая ситуацию, после чего приготовился стрелять. Но я его опередил где-то на полсекунды и сделал свою ставку, хотя и попал чуть правее. Пуля прошла в пяти дюймах от середины груди. Вырвала руку из плеча. Зрелище получилось не из красивых, но, с другой стороны, в этой игре вообще красивого мало. А теперь знаешь что? Сейчас я выпью виски с Чаком Маккензи, Чаком-Чаки-Чакити-Чаком, великим снайпером морской пехоты, моим другом, человеком, подстрелившим трех ирландских мерзавцев и трижды за три секунды спасшим мою никчемную жизнь пьяницы. Ты составишь компанию старику, Чакити-Чак, долбаный убийца-снайпер?

— Ганни, я выпью за тебя, за себя и за всех снайперов, устроим славную попойку!

План Ника получился блистательным, и последнее крупное препятствие было преодолено в воскресенье утром, после долгой ночи, когда команда Ника выслушала исповедь Билла Феддерса и получила федеральный ордер на арест Томаса Т. Констебла; преступления, реализованные наемниками, были совершены в нескольких штатах, что и придало расследованию федеральный статус. До суда было еще очень далеко, значительную часть улик в виде писем по электронной почте на различных переносных компьютерах еще предстояло добыть, однако самым главным было то, что на основании уже имеющихся киноматериалов власти Массачусетса смогли предъявить Констеблу обвинение в убийствах, совершенных в 1971 году.

Помимо федерального ордера на арест Нику также были выданы ордера на обыск, каковых оказалось семь: три на конторы Констебла в Нью-Йорке, Атланте и Лос-Анджелесе, один на ранчо в Монтане (и на дом охранников), один на самого Констебла, включая все вещи, которые будут при нем находиться, один на изъятие жесткого диска с компьютера Джека Стронга и, наконец, один на все имущество, принадлежавшее покойным Джеку Стронгу и Митци Рейли.

Все действия необходимо было тщательно скоординировать, поскольку ни у кого не вызывало сомнений, что Констебл, проявивший себя психопатом, представляющим опасность для общества, склонным к насилию и жестокости, обладает громадными ресурсами, которые дают множество возможностей для бегства, в том числе в его особняки в Коста-Рике, на юге Франции, в Швейцарии, в болотах Шотландии и на индонезийском острове Бали. Кроме того, имелись опасения, что правительства Кубы, Венесуэлы, Китая, Ливии и Индонезии в случае необходимости предоставят Констеблу убежище. Поэтому все обыски были назначены на семь часов вечера, когда Констебл, по имеющейся информации, будет находиться на земле, на взлетно-посадочной полосе аэропорта Сиэтла, куда он прилетит на личном самолете, чтобы выступить с речью на ежегодном собрании сотрудников компании «Амазонка». Туда и отправилась специальная группа задержания ФБР, вооруженная до зубов; опасения вызывали не трое телохранителей Констебла из «Грейвульфа», которые, когда получали разрешения на ношение огнестрельного оружия, принесли присягу подчиняться правоохранительным органам, а сам Констебл: кто мог предсказать, как он поведет себя, когда поймет, что загнан в угол? Возможно, затеет перестрелку, выбрав в качестве способа самоубийства смерть от руки полицейского. Ник хотел взять Констебла тихо и спокойно, до того как тот осознает всю тяжесть выдвинутых против него обвинений. Определенно, Нику не нужна была стрельба на банкете «Амазонки»; для карьеры подобные задержания — провал гигантских масштабов.

Подобно всем блистательным планам, план Ника блистательно начался, и, подобно всем блистательным планам, далее последовал блистательный провал. Кто-то в Нью-Йорке перепутал время и подумал, что семь часов вечера — это по тихоокеанскому поясному времени; усугубило дело то, что в нью-йоркском отделении ФБР плохо ориентировались в часовых поясах и решили, что семь вечера в Сиэтле означает три часа дня в Нью-Йорке.

— О господи, — пробормотал Ник, когда эта путаница открылась.

Чьи-то головы непременно слетят с плеч, но сейчас это не важно. Главное, узнает ли Констебл о случившемся? Если да, то есть вероятность, что Констебл сбежит. Если ему удастся добраться до своего личного самолета, он направится в Коста-Рику или еще куда, и что тогда делать Бюро?

— Гм, — кашлянул Рон Филдс с присущими ему тонкостью и политической проницательностью, — мне кажется, нужно поднять в воздух пару Ф-восемнадцать, перехватить где-нибудь над водой, выпустить ракету «воздух — воздух» и сбить мерзавца там, где это не наделает бед.

Присутствующие рассмеялись, а Ник проворчал:

— Спасибо, Рон. Ты, как всегда, очень помог. — Он помолчал и продолжил: — Хорошо, действуем. Мы немедленно выступаем, арестовываем Констебла там, где он сейчас находится, пока он не получил никаких известий. Где он?

Только тут до блистательного Ника дошло, что он сам совершил блистательную ошибку. Он сознательно отказался от наблюдения за подозреваемым, поскольку подобный шаг мог преждевременно спугнуть такого параноика, как Констебл. И время появления в Сиэтле было настолько железобетонным, что из всех возможных вариантов лучшим однозначно представлялось задержание в аэропорту, тщательно подготовленное и тщательно спланированное.

— Так где же он? — снова поинтересовался Ник.

— Можно запросить спутниковый перехват координат через сигнал его сотового телефона, — предложила Старлинг, как всегда самая сообразительная.