Шрифт:
— Благодарю вас, сержант, только не нужно обобщать на меня ваш предыдущий неудачный опыт. Ваши отношения с прошлым начальником меня нисколько не интересуют, как и ваша личная жизнь, потому когда вас спрашивают, извольте отвечать по форме и на заданный вопрос. Вам ясно, сержант Кроуфорд?
— Так точно, сэр.
— Ну и отлично. А теперь слушайте и запоминайте. То, что было раньше — забудьте. Хватит уже, база Нью-Перт давно превратилась в посмешище всех ВКС, и назначение сюда иначе как заключение никто не рассматривает. Настало время все изменить. Мы превратим эту базу в образцовый военный городок, укрепим, обновим и перестроим, но наша первостепенная задача — поднять боевой дух личного состава, и делать это нужно в первую очередь личным примером! Младший лейтенант фон Геленберг, вы что-то хотите спросить?
— Нет, сэр. Я хочу сказать.
— Ну говорите.
— Сэр, позвольте дать вам один совет… Дружеский… То, что вы только что сказали… Даже не пытайтесь. Я не как саботажник говорю, а как опытный офицер, который, простите за откровенность, повидал на своем веку больше, чем вы. Уже многие пытались… Провести, перестроить, поднять… Да то там — захватить, удержать, и храмы Христу по всем Мертвым Землям, ручейки и безмятежные олени… Ну так вот, сэр — они плохо кончили. И, чтоб вы не обольщались… Вас сюда не назначили — вас сюда тоже сослали. Так что если хотите вернуться… нет, я не буду ничего говорить. Вы тут осмотритесь, и потом, если захотите, мы продолжим этот разговор. И еще, сэр — не переживайте, мы будем исполнять все ваши приказы, тут нет саботажников, только вот… Ничего это не даст, сэр. Пробовали. Спасибо, что выслушали, сэр. Прошлый комендант перебил меня почти сразу…
— И что с ним случилось? — к всеобщему удивлению, Эдвард лишь улыбнулся.
— Сошел с ума, сэр. Ушел за стены. Предположительно — погиб.
— Вот видите. Он не дослушал — и погиб, значит мне это не светит. Ваша речь была очень убедительной, младший лейтенант, я всегда с удовольствием выслушаю ваши советы, более того — я прошу их давать, если вам будет казаться, что я совершаю ошибки. Только делать будем по-моему. И для начала вот что — в ближайшие дни нам нужно сделать по базе следующие изменения…
Разговор выдался долгий и тяжелый. Нет, сержанты не мешали, они выслушивали все идеи Эдварда, только вот реакция… Ирвин Эрнет — абсолютно ко всему безразличный, "будет сделано", и все тут, мол, "мне нет до этого никакого дела, но если очень прикажете, начнем завтра прямо с утра". Генрих — нервный, у него оказался не только глазной тик, а еще и заикание, по лицу время от времени начинали ходить красные пятна, но советы давал дельные и толковые. Элис все воспринимала в штыки, не женщина, я противная и настойчивая язва с явными признаками феминизма, в каждом предложении Эдварда ей чудилось ущемление ее прав, и ей казалось, что специально для нее, как для девушки, он подбирает то ли самые легкие, то ли вообще невыполнимые задания. Только Эрик вел себя так, как должен вести британский солдат — спокойно, уверенно, здраво, он лейтенанту сразу понравился, и Эдвард уже мысленно прикидывал, что одного старшего сержанта на базу слишком мало. Марк вел себя тише воды, ниже травы, вникая в обстановку, Клаус Отто… Вел себя так, как должен вести отставной космодесантник, бывший майор, самый старший и опытный в этой компании. То есть как родитель, что наблюдает за играми детей в песочницу. Сложные люди достались Эдварду, но других нет, и они понимал, что именно с ними и придется работать… Уживаться… И как-то вести дела.
Уже за полночь совещание закончилось, все основные вопросы были решены. Сержанты разошлись, а Эдвард, под тусклый свет люминесцентной лампы, засел за письмо. Доставивший подкрепление корабль уходил завтра рано утром, и капитан любезно согласился взять с собой письмо молодого лорда. Хоть это и не было предусмотрено инструкциями, более того — любая личная переписка не то, чтоб запрещена, но должна проходить суровый контроль соответствующих служб, чтоб ни дай Бог, никто не выдал секретной военной тайны. Но иногда Эдвард плевал на устав. Потому что его письмо было предназначено только для одних глаз. Ровные строчки ложились на желтоватый лист — романтика древности, когда мнемонические детекторы еще не научились напрямую превращать мысли человека в электронный текст. Романтика, которой сейчас так не хватало…
"Катрин, любимая!
Как же я по тебе скучаю!
Сейчас, когда ты читаешь эти строки, я служу далеко-далеко, на краю земли. Тут очень интересно, со мной вместе служат интересные люди, но каждую свободную секунду я вспоминаю о тебе. Я вспоминаю твою улыбку и тонкие ямочки в углу твоих губ, твои голубые глаза, и аккуратный носик. Мне хочется зарыться в твои густые волосы, как тогда, на вершине Артур Сит. Но жизнь тут очень суровая и я прячу эти воспоминания в самое сокровенное место своей души, где они будут храниться вечно, до конца моих дней"…
Письмо заняло всю ночь, трижды Эдвард его писал, рвал и переписывал, пока светлеющее небо не заставило его поставить точку. Последняя весточка домой на следующие месяцы — и начало службы.
Лейтенант Эдвард Гамильтон приступил к исполнению обязанностей коменданта базы Военно-Космических сил в Нью-Перте, полуостров Таврида, Мертвые Земли.
Год Лисы и Медведя, середина осени
— Ведун вернулся!
— Ведун!
— Ведун, Ведун!
Весть о ведуне мигом разлетелась по всему городу. Каждый, и стар, и млад, знал, что к Верным Псам вернулся ведун. Древний старик, ему уже было далеко за тридцать, а может, чем Али-обманщик не шутит, шел и пятый десяток — над теми, кого избрал путь знаний, время имеет иную силу. Когда приходит их время, ведуны покидают город — они идут в странствие, и никому неведомо, какими путями крутит их земля. Ведуны иногда возвращаются уже через неделю, иногда их нет несколько месяцев, иногда год… А иногда уже не возвращаются никогда. Но Верные Псы их не хоронят — ходят легенды про ведуна, который ушел из города двенадцатилетним мальчишкой, а вернулся через двадцать пять лет седовласым мудрецом, и только древние беззубые тридцатилетние старухи признали в нем друга детства. Возвращаясь, ведуны рассказывают Верным Псам истории своих странствий, потому каждое возвращение ведуна считается великим праздником.