Шрифт:
— Выходи! Стрелять буду!
И он снова выстрелил вверх. И вдруг из-за куста вышел один из них, плюгавенький, сморчок, которого атлет Соколов уложил бы одним ударом кулака. Мелькнула мысль: «Видел его вместе с Мотуновым». Так это же Зубарев! А тот расстегнул рубаху и шел навстречу Соколову:
— Стреляй!
Огромным усилием воли Николай сдержался и не послал пулю в лоб этому ублюдку. Нет, стрелять нельзя.
— Ни с места! Бросай нож!
Но в это время Соколов почувствовал тупой удар сзади. Те двое, пользуясь темнотой, обошли его. Теряя сознание, Николай прижал к себе пистолет и стрелял, стрелял… Он еще расслышал, как кто-то из них сказал:
— Пори его!
И под рубашкой разлилось теплое, горячее.
Собрав уходящие силы, Николай раскидал с себя бандитов, поднялся и кинулся за одним из троих. Пистолета в руках уже не было. Николай схватил первое, что попалось под руку. Это был костыль, принадлежащий безногому инвалиду, которого только что раздевали эти подонки. Костылем он еще успел ударить одного из убегавших преступников и повалился на землю.
Подбежавшим девушкам и парню он сказал телефон дежурного милиции. Несмотря на поздний час, собирались люди, встревоженные выстрелами. Кто-то обмывал Соколову лицо, делал примочки, тряс его за плечи.
— Николай Алексеевич, не узнаете меня? Это же я, Юрка Михайлов. Хотел вас предупредить. Звонил в отдел, а вас не было. Я случайно узнал, что они затевают.
Соколов узнал своего старого знакомого. Кивнул ему головой, слабо улыбнулся.
— Ничего, Юра, они от нас не уйдут.
— Вот гады, сволочи! — сказал Михайлов. — Душить за это их надо. Без суда и следствия.
Одновременно подошли две машины: милицейская и «Скорой помощи».
— Берите группу Мотунова, — сказал Соколов и слышал, как Юра Михайлов назвал адрес, и тут силы совсем оставили его…
…Долго Сергей не видел настоящего папу. Все время был только тот, другой, на фотографии. Они с мамой ходили в больницу. Но там им показали тоже не настоящего папу. Он стоял высоко наверху, смотрел на Сергея из окна и не хотел его брать на руки.
И День милиции Николай встретил в больнице. К нему пришли друзья из райотдела, пришла шумная ватага дружинников, их не пускали, но они все-таки сумели пробраться. Натащили фруктов, цветов. «Что я, девушка, что ли?» — протестовал Николай.
Но самый большой подарок он получил вечером. По местному радио передавали концерт по заявкам работников милиции. И вдруг он услышал:
— А сейчас по просьбе токаря Юрия Михайлова исполняем для лейтенанта милиции товарища Соколова его любимую песню «В далекий край товарищ улетает».
С особым волнением Слушал Николай в этот раз знакомые слова: «Любимый город может спать спокойно…» Для него они имели очень большой смысл.
Из больницы Соколова направили на курорт. Могучий молодой организм, огромная жажда жизни помогли ему выбраться из самого края пропасти.
И опять у юного гражданина Сергея Николаевича Соколова два папы. Правда, теперь Сергей Николаевич очень вырос, стал тяжелее, и даже настоящий папа никак его не может поднять. Но зато они гуляют вместе в детском парке, держась за руки. И встречные папины знакомые дяди и тети улыбаются им и дарят Сергею конфеты…
А вечерами настоящий папа, а не тот, который на фотографии, придя с работы, долго сидит, читает книги, пишет. У папы скоро экзамены. Он студент третьего курса юридического института.
На экзаменах Николаю Соколову, возможно, придется рассказывать о мерах борьбы с преступным элементом, с тунеядцами и паразитами. Он хорошо ответит на этот вопрос.
…Суд приговорил бандита Мотунова к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведен в исполнение.
Остальные участники бандитской группы приговорены к разным срокам тюремного заключения.
СЧАСТЬЕ ДАРИТЬ СВОБОДУ
Вот уже в который раз перечитывал Николай Федорович Полозков, прокурор района, вникал, как говорят юристы, в суть самой фабулы: «На основании изложенного обвиняется…» Это объемистое дело в коричневой папке поступило к нему от следователя Управления охраны общественного порядка Шумилова. Обязанность прокурора— утвердить обвинительное заключение и направить в суд. Или не утвердить, вернуть на доследование.
Дело лежит на прокурорском столе. Не однажды им прочитано. Но Николай Федорович не спешит принять решение. Перелистав густо исписанные листы, он еще раз отыскал протокол допроса обвиняемого Сорокина. «Виновным себя признаю полностью», — таковы его показания.
Итак, преступный результат налицо. Обвиняемый известен. Более того, он признал свою вину, раскаивается в совершенном. В деле фигурируют показания десятка свидетелей. Прокурор не усмотрел какого-либо нарушения закона. Стало быть, следствие проведено объективно. Можно утвердить обвинительное заключение и дать делу законный ход.
Но Николай Федорович почему-то никак не может взять ручку и поставить свою подпись. Снова и снова проходят перед ним все детали дела.
В эти ранние утренние часы, когда еще в кабинетах царит тишина, ничто не мешало ему сосредоточиться.