Когда мы попадаем в сферу влияния чужой культуры, как здесь — малайской, то первое впечатление оказывается сильнее, чем то, которое мы получим в результате долгого пребывания и изучения. Внезапность, «le coup de foudre» [94] , потрясает душу.

Здесь это был солярный блеск с его покоем и сверканием и одновременно сильным, угрожающим демонизмом, непредсказуемым нападением, как нападение тигра из камышей. Индуистская основа дремлет и просыпается под наслоениями, привнесенными Буддой, Мохаммедом и Христом, арабскими и европейскими завоевателями. Этот мир с исторической и литературной точки зрения считается двойственным. Коррупция относится к правилам игры, более того, является удовольствием; только европеец гибнет от нее как от болезнетворного микроба. Джозеф Конрад настолько точно схватил ее в своих романах, что даже их чтение помогает перенести эту инфекцию.

Я надеялся, что Александер сводит нас в один из китайских ресторанов, куда зазывают вывески с ярко-красными крабами. Он же посчитал более уместным поехать в большой, построенный в колониальном стиле 1880 года отель, в чрезвычайно высоком обеденном зале которого прислужилавала вереница китайских официантов. Картины, висевшие там, тоже соответствовали эпохе: площадь Святого Марка в Венеции, faraglione [95] на Капри и, предназначенный, видимо, для охлаждения взора, портрет Наполеона на Березине. «Crabs» мы все-таки получили; после того как мы расправились с адски острым супом, они были фламбированы рядом со столом.

Но прежде — в маленькой современной мечети на речном берегу. Сняв обувь, я прошелся там между группами спящих, беседующих и молящихся. Мне снова бросилось в глаза, сколь основательно устраиваются здесь посетители. В рамадан, как мне случилось наблюдать в Дамаске, это превращается в почти непрерывное присутствие.

В саду мечети отдельные могилы, между ними кусты цветов, среди которых самая большая орхидея из когда-либо виденных мною: вытянутая на манер наших вечнозеленых роз, орхидея-ванда с сотнями цветов, свисающих фиолетовыми метелочками. При виде ее мне пришел в голову диалог, который много лет назад состоялся у меня с Доном Каписко [96] , когда мы рассматривали похожую метелку в витрине цветочного магазина в Штеглице.

«Взгляните на нее — разве это не максимум эротической силы?»

«Да, отвратительно», — ответил он.

После трапезы — к Банту-Кавес, большим сталактитовым пещерам в окрестностях столицы; слово bantu по-малайски означает «камень». Более трехсот ступеней ведут наверх к скалистой вершине. Внизу индийские нищие собирали милостыню в латунные тарелки.

Штирляйн и Райнхард (так зовут стюарда) предприняли подъем, в котором я не участвовал, поскольку обнаружил внизу небольшой пруд, флора и фауна которого сулили мне многое — ожидание, которое не разочаровало. Здесь же летал китайский скакун [97] . Я принес из машины сачок, хотя солнце палило так жарко, что я, что случается редко, по возможности держался в тени.

Дальше перед нами предстало природное зрелище: пятиногий буйвол, который пасся на лугу. Пятое бедро кожистым пузырем прикреплялось на высоте лопатки; нога вяло свисала вниз и заканчивалась копытом, которое, поскольку оно не использовалось, выросло до ненормальной длины. Как и большинство таких аномалий, эта тоже вызвала смешанное чувство изумления и отвращения.

В надежде на освежающее купание мы через тропический лес по скользким тропинкам поднялись к водопадам храмового парка. Как будто шел дождь или в теплице с высоких деревьев на папоротники капала вода. Водопады — одно из излюбленных мест для загородных прогулок жителей Куала-Лумпура; лес был наполнен мелодиями их транзисторных приемников. Какой-то студент, черный, как ночь, раскачивался на лиане над ущельем. Я видел, как при приземлении он часто жестко падает на камни; его тело, казалось, было эластичным и нечувствительным, как тело резиновой куклы.

На вершине мы достигли гранитного бассейна, в котором собиралась низвергающаяся вода. Купание было свежо и прохладно. Становиться под такие струи небезопасно, потому что они могут нести с собой камни; тем не менее, мы несколько раз рискнули подвергнуть себя этой процедуре.

На гладкий гранит котла налип какой-то темный покров. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что состоял он из головастиков. Показалось странным, как они могли здесь держаться; взяв одного в руку, я увидел, что его тело обладало полостью для присасывания. И не только в нем природа додумалась до этого трюка — личинки стрекоз, крошечные лягушки и прочие существа держались точно так же. Удивительный пример того, как среда, особенно опасная, унифицирует виды и расы. Однако ж лишь в габитусе.

На борту мы встретили наших американцев, две супружеские пары, которые были постоянно заняты бесконечной игрой в бридж, если только не выходили в гавань для shopping. Штирляйн предположила, что это могло бы стать неплохим началом романа — например: «Две супружеские четы преклонных лет из Флориды, устав от бесконечной игры в бридж, отправились в кругосветное путешествие».

Впрочем, они всегда достигали цели благодаря любезности, основанной на воспитании или богатом жизненном опыте. Они искушены в искусстве легких, приятных контактов. Например: «Одежда, в которой вы были вчера — it was very, very nice [98] ». Или как только что: «То, что вы взяли с собой в Куала-Лумпур молодого стюарда — that was а wonderful idea [99] ».

Сегодняшнему человеку хватает недостаточного и даже отвратительного, более того, он этим восхищается. С этим можно было бы примириться, когда б он ценил достаточное, а его-то он как раз ненавидит. Его предшественники — футуристы. Взорвать Венецию, чтобы уничтожить образец, было одним из их сокровенных мечтаний [100] . То, что казалось парадоксальным тогда, тем временем претворилось в жизнь недраматическим, почти незаметным образом — архитектурно, литературно, теологически — куда ни глянь. Стирание городов бомбами было лишь подтверждением этого, жестокой аббревиатурой.