Барбара резко обернулась. Люций стоял совсем рядом. От неожиданности она растерялась, но справилась с желанием выкрикнуть очередную порцию оскорблений – так прекрасно было его благородное лицо.

Подобрав юбки, Барбара впорхнула в карету. Лакей подождал минуту, предполагая, что и мужчина сядет рядом, но убедившись, что он не собирается этого делать, захлопнул дверцу и вспрыгнул на козлы рядом с кучером. Оба они нисколько не удивились, увидев, как их госпожа появилась из развалин с хорошо одетым мужчиной. Они давно привыкли к тайным свиданиям при самых странных обстоятельствах. Сейчас они обрадовались, что могут наконец возвратиться домой.

Выглянув в окно кареты, Барбара увидела Люция. Он стоял, освещенный лунным светом, сняв шляпу. Вид безмятежного красавца вызвал в ней новый прилив негодования, высунувшись в окно, она крикнула:

– Вы еще пожалеете обо всем, что случилось, когда узнаете, что произошло с вашей кузиной Пэнси. Она не будет вашей!

Последние слова он, возможно, не расслышал, как раз в это время кучер хлестнул лошадей, и они помчались.

Однако Барбара была вознаграждена вполне, увидев, как изменилось его лицо. Все-таки она добилась своего, вывела из равновесия Люция. Он метнулся в сторону уезжающей кареты, поднял руку, как бы повелевая кучерам остановиться, но было слишком поздно. Барбара удалялась!…

«Какое у него было лицо! Я ему отомстила!» – ликовала Барбара, корчась от охватившего ее смеха. Но это был уже не смех – судорожные рыдания душили ее, и она не могла с ними справиться.

Спустя какое-то время Барбара достала платочек, вытерла слезы, а потом стала рвать его на мелкие кусочки, с треском уничтожая крепкое плетение кружев и тонкую ткань батиста.

– Хорошо я его проучила, – сказала она громко. – Пусть помучается из-за своей худосочной куклы!

Но это служило ей слабым утешением. Люций предпочел другую женщину, и удар был настолько силен, что она чувствовала себя разбитой. Ломило кости, болели мышцы, и ей казалось, что ее уничтожили физически, а не морально.

Барбара и предположить не могла, что ее, первую красавицу королевства, отвергнет какой-то разбойник. Она уже и памяти не доверяла, помнила лишь, что ринулась ему навстречу, не ожидая оскорбительного отказа. Нет! Она не ошиблась, не могла ошибиться! Он действительно грубо пренебрег ею! Перебирая в памяти подробности встречи, Барбара пришла к этому неутешительному выводу.

Ну почему, почему он отверг ее? Она так хороша, так молода! Мысль эта не давала ей покоя.

И вдруг впервые Барбара осознала, что молодость действительно не вечна, и… ужаснулась. Придет время, и мужчины перестанут обращать на нее внимание. Уже не будет надобности просить лакеев выставить из покоев особо надоедливых. А король? Король тоже мужчина! Ее место займут свеженькие красавицы. Разве она сможет удержать его рядом? Она не питала иллюзий: король никогда не будет ей опорой и надеждой. Хотя и родила ему двоих детей! И он еще без ума от нее, от той страсти, какую она вызывает в нем! Но что ее ждет впереди? Мысли Барбары путались и перескакивали с одного на другое. Допустим, родит ему третьего ребенка… А зачем? Мужчины неблагодарны. Они хранят верность до тех пор, пока не появится кто-нибудь помоложе и покрасивей.

То, что случилось сегодня – начало конца. Ее уже отвергли, отдав предпочтение молодой. Ей уже осмелились объяснить, что такое любовь. И совет дали, как нужно себя вести. Что ж, если он и прав, однако она все равно будет жить, как жила до сих пор! Будет хватать все и вся! Мужчина, драгоценность, стул, картина – какая разница! Ей это нравится, и она возьмет! – распаляла себя Барбара. А то, видите ли, разум должен брать верх над чувствами!… Как бы не так!…

В душе Барбара понимала, что Люций прав, но ей было обидно и жалко себя, и ненависть захлестнула все ее существо. Никто в жизни не ранил так ее душу. Даже Филипп Честерфилд. Они все-таки любили друг друга.

Впервые в жизни Барбара почувствовала, что боль сегодняшнего поражения никогда не изгладится из памяти, она всегда будет помнить о нем и терзаться.

Карета проехала около пяти миль, отдохнувшие лошади летели, почуяв близость дома. Вдруг карета резко остановилась, и Барбара скатилась на пол. Громкий голос велел кучерам заложить руки за голову. Поднявшись и выглянув в окно, она увидела направленное прямо в сердце дуло пистолета.

Ей понадобилась минута или две, чтобы понять, что рядом с каретой на вороном скакуне гарцует Люций. На разбойнике была маска, но ошибки быть не могло – на груди его колыхались ослепительно белые кружева.

– Что вам угодно? – спросила Барбара.

Обычно эту фразу она произносила с легкостью и нараспев, а сейчас слова застревали в горле.

– Выходите! Я хочу кое о чем вас спросить.

Белоснежное Горло соскочил с коня и, ожидая, пока Барбара выберется из кареты, направил на нее оба пистолета.

– Что вам угодно? – повторила она вопрос.

– Распорядитесь, чтобы ваши люди не двигались с места, пока я буду разговаривать с вами!

– С какой стати я должна вам повиноваться?

– Я так хочу. И поторапливайтесь! У меня очень мало времени.

Недоумевая, но уже придя в себя, Барбара отдала приказание кучерам и с усмешкой обратилась к Люцию:

– И что теперь? Я всю жизнь только и мечтала вам повиноваться.

Он не повел и бровью.

– Отойдите от кареты. Ваши люди не должны слышать то, о чем мы будем говорить, – приказал он.

Она отошла довольно далеко и, убедившись, что их не будет слышно, резко повернулась к нему, взметнув юбками:

– Ну, в чем дело? Жалеете, что отослали меня прочь?