Наконец они снова вышли из лесу на дорогу, или на то, что служило здесь дорогой, и перед ними возник город Бельведер. Запах селения весьма отличался от запаха леса. В воздухе ощущался аромат сваренной еды, горящих дров, заплесневелых бревен, мокрой ткани и очень, очень зрелый аромат переполненных свинарников. Бельведер ничем не отличался от дюжины других поселков, выросших вокруг фактории, построенной изначально для скупки шкуру индейцев и трапперов. Почти все дома нуждались в побелке, некоторые позеленели от плесени, хотя кое-где какая-нибудь работящая душа и приложила к делу кисть. Но все крыши и стены были на месте, и дома выглядели обитаемыми, потому что трубы у них дымили. Стены длинного дома с террасой были оббиты яркими индейскими одеялами, а на вывеске над дверью красной краской виднелась надпись: «Торговый пост Бельведер». На крыльце сидели на стульях два человека, посасывая длинные глиняные трубки, рядом с ними на полу — мальчик, и все трое смотрели на вновь прибывших — Прохожий впереди, сзади Мэтью поддерживает Тома.

Прохожий направился не в торговый пост, как ожидал Мэтью, а вошел в калитку штакетной изгороди одного из беленых домов. Мэтью заметил над входной дверью деревянный крест. Индеец постучал, дверь открылась и появился высокий мужчина лет пятидесяти с густыми седыми волосами, подстриженной бородой и в очках.

— А! — сказал он, озабоченно хмурясь. — Заводите их сюда, давайте. Сара! — позвал он. — Они здесь!

Это был обычный дом с обычной скупой меблировкой, но Мэтью увидел женскую руку в кружевных оконных занавесках, в букете полевых цветов, стоящем в глиняной вазе на каминной полке. А потом появилась и сама женщина — вышла из другой комнаты. Изящная, с пышными локонами седых волос, она казалась на несколько лет моложе этого мужчины, и на ее лице, когда она вышла встречать посетителей, было выражение встревоженной святой.

— Пойди приведи доктора Гриффина, — велел ей мужчина, и женщина тут же вышла. — Ведите его сюда, — сказал он Прохожему и провел их по короткому коридору в маленькую, но чисто прибранную спальню.

— Я не болен! — Том увидел часть картины, и это ему не понравилось. Впрочем, он едва мог стоять и был не в том положении — да и не в той силе, чтобы сопротивляться. — Я здоров!

С таким протестом он обратился к Мэтью, но Мэтью помог ему лечь на кровать, и на это много сил не потребовалось. Оказавшись на коричневом домотканом одеяле, Том сообразил что-то и снова попытался встать.

— Послушай, что я скажу. — Прохожий приложил руку к его груди. — Ты останешься здесь. Тебе понятно? Сейчас придет врач. Тебя надо лечить.

— Нечего меня лечить. Я здоров, мне врач не нужен!

— Сынок! — наклонился к нему старик. — Лучше тебе остаться здесь и отдохнуть недолго.

— Я вас знаю. — Решимости у Тома почти не осталось, да и глаз видел все хуже. — Да? Знаю?

— Я преподобный Эдвард Дженнингс. Прохожий По Двум Мирам мне рассказал, что случилось с тобой и преподобным Бертоном.

— Рассказал?

— Да. Теперь лежи тихо и отдыхай.

Мэтью понял, что пока они с Томом добирались до ручья, Прохожий успел сходить в Бельведер и обратно. Это был его ответ на вопрос, что будем делать с мальчиком.

— Не хочу лежать тихо. Надо встать… надо не останавливаться. — Но как бы он того ни хотел, двигаться ему сейчас было невозможно. Он почти с мольбой поднял глаза на Прохожего — точнее, туда, где туманящееся зрение рисовало ему Прохожего. — Я с вами. Найти этого человека. Я не буду… не буду здесь оставаться.

— Ты останешься здесь, — ответил Прохожий. — Сейчас ты дальше идти не можешь. Можешь сопротивляться, конечно, но только еще больше себя измотаешь. Скоро придет доктор, лежи тихо.

Все время, пока он говорил, Том мотал головой — нет, нет. И потом прохрипел:

— Ты мне не командуй, что делать! — Он попытался ухватиться за жилет Мэтью, чтобы встать, но хватка оказалась слабая, а демонстрация воли стала последней вспышкой угасающего пламени. Речь завершилась стоном. — Я его убью, — сумел он прошептать.

Даже всепоглощающая жажда мести имеет свои пределы — пальцы Тома разжались, голова опустилась на соломенную подушку, и его тут же сморил сон. Ровно вздымалась исполосованная бритвой грудь, но свет погас.

Прибыл доктор, сопровождаемый Сарой Дженнингс и собственной женой. Гриффин оказался серьезным молодым врачом всего лет на десять старше Мэтью. Острым взглядом карих глаз из-под светло-каштановой шевелюры он окинул раны Тома и тут же велел Саре принести чайник горячей воды. Мэтью и Прохожий вышли, успев еще заметить, как жена Гриффина достает бинты, а доктор готовится зашивать раны.

— Спасибо, что приняли мальчика, — обратился Прохожий к Дженнингсу у выхода. Возле изгороди собралась кучка народу, жадно разглядывая, что там происходит на дворе у священника. — Доктор его вылечит, я надеюсь?

— Насколько возможно, — ответил Дженнингс. — Ему очень несладко пришлось.

— Это да. И вы с ним будете хорошо обращаться?

— Конечно. Даю вам слово.

— А что с ним будет? — спросил Мэтью.

— Когда он сможет встать, полагаю, у него будет выбор. Есть люди, которым нужны работники на фермах, но есть и дома для сирот в Филадельфии и Нью-Йорке.