— Люба, по телевидению показывали всего двух девушек, которые стояли рядом с Мовсаром Бараевым. Они вообще не похожи на Заиру!

Она бормочет что-то невнятное. 1:0. Продолжаем очную ставку.

— Люба, как вы думаете, ее совершенно случайно похитили или это были люди, которых она знала? Все было рассчитано заранее?

— Если бы дочка никого не знала в этой машине, она бы в жизни туда не села!

— В какой машине, Люба? Ее же посадили в автобус?

— Так этот автобус посреди дороги остановила черная «Волга». И Заира в нее пересела.

Я в недоумении.

— Ну, так говорят. Люди, которые были в автобусе. Да и Ахмед Хамзаев, который приходил ко мне с запиской, он так и сказал, что она сама села в эту «Волгу». Что ее позвала Мадина Дугаева, ее подружка — она там была, в той машине. Вот поэтому Заира туда и села не боясь.

Маленькое пояснение: чтобы вы немного поняли, что же происходило на самом деле. Заира действительно села в черную «Волгу», которая преградила путь автобусу. За рулем машины сидел, как вы уже могли догадаться, бывший сотрудник британо-американской разведки Руслан Эльмурзаев, который 30 сентября 2002 года ездил по Чечне и собирал «человеческий материал» для теракта.

Заира села в машину оттого, что увидела выглядывавшую оттуда подругу и одноклассницу Мадину Дугаеву.

Оказывается, когда шел активный поиск женщин, которые должны были участвовать в теракте, Мадина, ярая ваххабитка, посоветовала одному из вербовщиков Заиру. «Правильная, хорошая девочка».

— Моя девочка была очень доверчива. Наивна. Если с ней начинали говорить о Боге, она просто замолкала, сидела и слушала. Разговорами о Боге ее можно было повести куда угодно.

— Но кто вел с ней такие разговоры? Кто потащил ее туда?

Она на секунду замолкает.

— Мадина Дугаева часто к нам приезжала в гости, они подолгу могли разговаривать. Она потом и адрес наш дала тем людям… И Мадина, и Заира! носили закрытый платок. — Она явно намекает, что они сдружились на почве религии.

— Давно Заира его носить стала?

С нее вмиг слетает суетность — громкий голос, эмоциональные жесты.

— Как пацана моего убили, так она его и надела. В 2000 году это было, мы так искали его, по тюрьмам, по знакомым. А потом мне принесли его паспорт весь в крови. Убили моего пацана.

Как я выясню потом, Ахмед Юпаев воевал на стороне ваххабитов, был очень религиозным человеком. В 2000 году его убили в бою под Урус-Мартаном.

Она просит младшую дочь принести какой-то пакет. Потом бережно достает оттуда потрепанный паспорт. Титульный лист залит кровью, на нем — отпечаток чьего-то большого пальца.

— У нее, наверное, обида осталась?

— Да. Боль какая-то. Она часто вспоминала брата. Других ребят, с которыми дружила и которых убили потом. Книжки религиозные читала. Платок носила. Изменилась она с той поры. А в последнее время, незадолго до своего исчезновения, она просила меня: «Мамочка, если меня похитят, чтобы замуж забрать, не оставляй меня! Найди обязательно!». Так часто она мне это повторяла, так умоляла. Подойдет, обнимет: «Мамочка, ты найдешь меня, если меня увезут?».

— А почему она так говорила? Ее что-то беспокоило?

Люба на секунду замолкает.

— Да нет вроде бы. Она веселая была, когда так говорила. Но, видно, что-то ее беспокоило, о чем она не хотела говорить. Может, ее Мадина уговаривала, — и Люба тут же спохватывается: — Ну, в смысле замуж выйти за кого-то, а она не хотела.

В соседней комнате неожиданно появляется высокий чеченский старик в папахе из седой овечьей шкуры. Прихрамывает, опирается на трость. Пока мы разговариваем, он неслышно, словно тень, ходит по комнате и что-то ищет.

Тут я понимаю, что он не просто что-то ищет, он еще и вслушивается в нашу беседу. Настороженно, напряженно, не произнося ни слова.

Наконец выходит, обувается и закрывает за собой дверь. И Люба произносит то, что, видимо, так боялась произнести при муже:

— Мне бы найти ту женщину, которая передавала записку. Ту, взрослую. Если бы я ее встретила, я бы из нее котлету сделала.

— Какую женщину?

— Ту, которая их обманула, ездила собирала их. Полная такая, лет сорока. Я поехала искать ее в Беркат-Юрт, но не нашла. Там я так реветь стала, схватила этого Хамзаева — он там же был — и давай его трясти: верни дочку!

А он меня отшвырнул и так грубо сказал: чего орешь, вон у мужика из Беркат-Юрта (речь идет о Наби, отце Марины Бисултановой. — Авт.) тоже дочку увезли, так он не орет и не дергается! Ой, как я на него кидалась. Говорю ему: ты войны хочешь? Ты хочешь, чтобы я из ФСБ кого-нибудь привезла? А он мне в ответ: «Не поднимай шум, а то и дочке твоей будет плохо, и тебе тоже». Я и замолчала и вернулась ни с чем.

— Почему?! Ведь Заира вас просила найти ее, если что-то случится.

Люба, нерешительно разводя руками: