Шрифт:
В этих домах живут по несколько готовящихся к смерти женщин и их наставники. Внешне все выглядит вполне обычно, ничего демонического.
Обычный сельский дом, обычные занавески на окнах, обычные половики — все обычное.
Безусловно, эти дома находятся в не совсем обычных селах — в тех, в которые не рискнут ехать без подкрепления даже спецподразделения МВД. На въезде в такое село стоит какой-нибудь мальчишка, который, заметив незнакомую машину, тут же «сигналит» по рации ее приметы. В селе машину уже встречают «хвостами», окружением, а потом, заметив что-либо подозрительное, могут открыть огонь с разных сторон.
Названия этих сел вам назовет любой сотрудник ФСБ, да что там — любой житель Чечни. Эти села знают. Не могут не знать.
Итак, женщин привозят в один из таких населенных пунктов. Обычно они живут по две-три. Смертницы и их наставницы, выступающие в роли «подруг». Мужчины обязательно будут рядом — новые мужья, друзья убитых родственников, инструктор по «пропагандистской работе». Бежать жертва уже не может. Ее охраняют и днем, и ночью. Все время она находится под бдительным оком наставницы и инструктора.
Если женщина попала в руки к этим людям, с ней можно попрощаться. Назад она уже не вернется.
Как проходят ее дни в этом заточении?
С будущей шахидкой почти круглосуточно общаются, вспоминая убитых (если они есть), накручивая жертву эмоционально; если убитых нет и ярко выраженных мотивов, соответственно, тоже — с жертвой говорят о священной борьбе, рае, покое, долге.
Женщинам очень много читают вслух Коран, ваххабитскую радикальную литературу, цитируя и повторяя избранные места.
Пять раз в день смертница молится — за этим всегда следят наставники, которые молятся вместе с ней, вдохновляя своим примером.
Кроме Корана, звучащего даже из магнитофона на арабском языке, будущие шахидки обязательно слушают самого известного в Чечне «вдохновителя и идеолога шахидизма» певца Тимура Муцараева.
Этот боевик из отряда Доку Умарова обладает весьма незаурядным, с жесткой хрипотцой, голосом и поет сильные эмоциональные вещи.
Все его песни — о рае, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы. О райских птицах, о прекрасных гуриях, которые ждут праведников в раю. О том, как трудно и тяжело бороться. Как горько хоронить братьев и сестер. О том, что «орел войны кружится над нами». О боли, о долге, о памяти.
Я, человек безумно далекий от джихада и мусульманской веры, услышав эту песню в первый раз, замерла. Что-то всколыхнулось — там, внутри. Что-то зашевелилось. У меня не было убитых на войне братьев. Но у меня, как и у каждого из вас, была своя трагедия в этой жизни.
Похороны деда. Похороны друга.
Частицы света вводят в шевеленье, Лишь только тьма покажется им нудной, Внезапно раздается голос трудный: Всевышний воскрешает нас в день судный. Для дачи воздаяния ступеней, Где грешники получат муки ада, Низвергнутся в геенну с ними черти, Другие ощутят Эдема тверди. Лишь будут порываться к новой смерти Все, кто погибли на стезе джихада. С пророками в одном ряду шахиды, И им обещан горизонт покоя, Они же не хотят уйти из строя, Бойцов Аллаха призывая к бою, Своих друзей, и слышен ритм нашиды… Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… Я не забуду никогда Тот смут и бесконечный хаос И вспоминаю, задыхаясь, Друзей, ушедших навсегда, Героев падших череда, Камней надгробных галерея, Но в памяти моей всегда Живут их лица не старея. Но… Кличет командира связь. В ответ — молчание эфира, Его судьба оборвалась, И он уже не в этом мире… Сквозь боль, обугливаясь враз, Он вскрикнул, заживо сгорая: «О, милосерднейший Аллах! Позволь мне наслаждаться раем!» Но… Кличет командира связь. В ответ — молчание эфира, Его судьба оборвалась, И он уже не в этом мире… Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… Оставшись Господу верны, Пройдем мы жизни круговерти. А те, кто бросил вызов смерти, Уходят в лучшие миры… В сердца проник Сквозь артиллерии раскаты Клич, вдохновлявший наших братьев: «Аллах един, Аллах велик!» В глаза нацелена война, И гибло множество амиров, Но в памяти лишь имена, Что часто слышались в эфире: «Муджаит, Кибарт, Халифат, Барс, Янычар, Марат и Сокол», Их голоса уже молчат, Иссякли их земные сроки. Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица… И павших братьев хороня, Мы не забудем эти лица, И вновь суровые гробницы Растут из пепла и огня. Печаль на бесконечье лет: Один дотла сгорел в мечети, Второй в сраженьи пал, а третий Погиб, нарвавшись на снаряд. С душ соскоблив земную грязь, Ушли два брата, И никогда уже на связь Асхаб не вызовет Заката, Не шутит больше и Афган, И Ягуар не в мире этом, С улыбкою ушел Аслан, Навечно озаренный светом. Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространства И за пределами земли приобретают постоянство, Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы, И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…Вспоминала и я. Лица тех, кто был дорог и кого уже не будет со мной никогда. Мои друзья, прослушав привезенную из Чечни кассету, так же угрюмо и задумчиво слушали эти песни.
Я поняла их силу: в каждом из нас под слоем цинизма, заскорузлых обид, побед живет маленький наивный ребенок. И он хочет верить в то, что после смерти мы не умрем. Что живут — там, на небе — наши близкие и любимые. И что мы встретимся с ними — там.
Разве не так?
Сила этих бесхитростных стихов — поистине великая. Эти песни, исполненные под гитару, ложась на музыку, приобретают совсем иное — мощное, как напор воды, звучание.
И во-вторых, да будет вам известно, все имена, все позывные вот в этой, к примеру, песне — настоящие.
А у каждой чеченской женщины есть свой мотив для мести. У каждой из них за последние несколько лет в доме были похороны. У сестер Хаджиевых пропал без вести брат, которого забрали при зачистке. У актрисы Зары и у Заиры Юпаевой погибли братья-боевики. Асет похоронила мужа. Райман, у которой не было детей, всю свою жизнь болела сердцем за других…
Возможно, каждая из этих женщин услышала в этой песне что-то свое. Свое родное имя. До боли родной радиопозывной.
И они, считая себя сильными, решили «бросить вызов смерти».
Они ведь считали, что это геройство. Что это подвиг. Бросить вызов и уйти в райские сады.
Песни, на которых воспитывают шахидов, — а я доподлинно знаю, что именно на песнях Муцараева их воспитывают и готовят, — будят в нас маленького ребенка.
Заглушают разум. Подавляют волю. Будят чувства, обиды, эмоции.
Женщины, которых готовили в смертницы «Норд-Оста», сутками слушали Муцараева на этих самых «базах» (где они готовились, я расскажу чуть позже).