Сокровища Шумера, сохранившиеся до наших дней, в довольно больших количествах можно увидеть в главных музеях мира, в частности в Британском музее, в Лувре, в Берлинском музее, в Чикагском институте Востока, в музее университета Пенсильвании и в Багдадском музее. Даже удивительно, как много дошло до нас за четыре-пять тысяч лет: ведь в почве Месопотамии, в отличие от почвы Египта, легко разрушаются ткани, дерево и даже металлы; к тому же приблизительно в 2000 г. до н. э. завоеватели, захватившие и разграбившие крупные шумерские города Ур, Урук и Лагаш, забрали все, что представляло, по их мнению, ценность, а остальное разбили и уничтожили. История конца великих городов передана в трогательной поэме под названием «Плач о разрушении города Ура»:

«Святым царем» здесь назван Ибисин [16] , последний из царей Ура, обожествленный при жизни монарх. Но, как видим, божественный статус не спас его от нашествия эламитов с востока, которые пересекли Тигр, вторглись на территорию Шумера, разрушили Ур, Урук и другие шумерские города и взяли в плен «святого царя». Они также разграбили храм Иштар [17] , шумерской Афродиты, и даже похитили саму статую богини. Но ее культ был укоренен слишком глубоко, чтобы народ мог легко позабыть его или отказаться от него. В той или иной форме богиня любви продолжала занимать видное место в иерархии языческих богов, пока отцы христианской церкви не покончили с ней раз и навсегда, хотя остатки этого культа встречаются даже в наше время.

Утверждать, что древний народ действительно известен нам, можно, только если помимо лицезрения статуй и изображений мы имеем возможность прочитать то, что написали люди в те далекие времена, и узнать, что они сами думали о себе и своих делах. Поэтому считается, что у нас есть полное представление об образе жизни греков и римлян, тогда как народы, наподобие финикийцев и этрусков, остаются чем-то вроде теней на заднем плане истории. К сожалению, от литературы древней Месопотамии до нас дошло немногое, в частности, по той причине, что немногое было и записано. Правда, имеются многочисленные деловые и официальные документы, но они не представляют особого интереса ни для кого, кроме историков и филологов. Собственно, литература Шумера, Вавилонии и Ассирии состоит из нескольких разрозненных эпических поэм, нескольких «элегий» вроде «Плача о разрушении города Ура» и некоторого количества народных сказок и поговорок. Более того, из-за языковых трудностей эти немногие произведения порой нелегко понять как неспециалистам, так и экспертам. Эти трудности весьма мешают переводчикам и часто приводят к довольно странным и своеобразным результатам. Что, например, можно понять из следующего перевода отрывка шумерской поэмы под названием «Энкиду и Нинхурсаг»:

Что-то явно здесь не то, ибо стал бы поэт, пусть и живший четыре тысячи лет назад, описывать процесс родов как «добрый царственный жир»? Об этом подозревал и переводчик, доктор Крамер, который в последующих вариантах заменил «жир» на «сливки», так что рождение Нинкурры описывалось следующим образом:

Порой приходится признать, что шумеры, такие «симпатичные», с лысыми головами, милыми лицами, скрещенными руками и округлыми животами, писали своего рода тарабарщину (судя по тому, что мы вынуждены читать), которая считается поэзией только среди псевдодадаистов наших дней. Как, например, прикажете понимать следующий отрывок:

Опять же непонятно, скрывают многоточия какие-то неприличные слова или они говорят лишь о том, что переводчик не мог сообразить, о чем идет речь. Однако, несмотря на все эти огурцы и тому подобное, на то, что Энкиду приносит Утту «в их…», не кажется, что заполнить все пропуски такой уж большой труд, даже если у шумеров не было эвфемизмов для обозначения половых отношений и не было никаких запретов на их описание.

Еще больше нас сбивают с толку те переводы, в которых сохранены некоторые изначальные слова, либо по причине их непереводимости, либо потому, что они неизвестны. Неспециалист вряд ли поймет, о чем говорят такие строчки:

Следует сразу отметить, что эти примеры приведены здесь не для того, чтобы поставить под сомнение труд шумерологов, которые с таким упорством копировали, расшифровывали и переводили тысячи глиняных табличек, пролежавших в земле несколько тысячелетий. Вряд ли можно ожидать, что филолог, занимающийся малопонятным языком, грамматика и синтаксис которого до сих пор неизвестны полностью, окажется поэтом-переводчиком или талантом масштаба Эдварда Фицджеральда [19] . Но можно надеяться, что когда-нибудь некий переводчик сделает то же для шумерской литературы, что Фицджеральд сделал с произведениями Омара Хайяма или 47 переводчиков короля Якова – с текстом Библии. [20]

В действительности уже было несколько смелых попыток подступиться к такой трудной задаче. Среди них стоит упомянуть попытку Р. Кэмпбелла Томпсона сделать поэтическое переложение «Эпоса о Гильгамеше» еще в 1928 г. Кэмпбелл Томпсон, довольно известный шумеролог, так говорит о собственном переводе:

«Нет нужды распространяться о поэтической красоте эпоса. Будучи написан языком, обладающим простотой и не лишенным неуклюжести, более похожим на еврейский, чем на гибкий греческий, он тем не менее вполне может описать человеческие эмоции любого рода… Вопрос о том, стоит ли брать на себя риск и перелагать его тяжеловесным английским гекзаметром, остается открытым, но в процессе я делал все возможное, чтобы сохранить абсолютно дословный перевод».