— Мистер Мак–Намара, вам скоро идти. Вы хорошо помните инструкцию?

— Не дергайтесь зря, старина, у меня самая замечательная память во всем Томинтуле!

— Тем лучше… И самое главное, ни под каким видом не уклоняйтесь от намеченного маршрута, иначе… Короче, когда дело касается наркотиков, мы становимся крайне недоверчивы и склонны ко всякого рода ложным интерпретациям. Будет очень печально, если мои люди, которым поручено наблюдать за вами, вообразят, будто вы собираетесь прикарманить товар…

— А что бы я с ним делал?

Дункан вздохнул. Слышать от человека, что он не знает, куда девать целое состояние, которое тащит под мышкой, было почти нестерпимо. В комнату неслышно проскользнул Питер Дэвит.

— Вы, как обычно, слушали под дверью? — недобро усмехнулся Джек.

— Как же иначе я мог бы быть всегда в курсе дел?

Мужчины в упор взглянули друг на друга, и легкий смешок странно противоречил их горящим ненавистью взглядам. Дункан думал, что настало время расстаться с Дэвитом (на языке хозяина «Гавайской пальмы» это слово имело ужасающе конкретный смысл), а Питер, в свою очередь, представлял себе, какая рожа будет у его патрона, когда тот узнает, что героин увели у него прямо из–под носа. Не говоря уж о том, что Дункану придется объясняться с «большим боссом» Сохо и объяснение это очень даже может закончиться погружением на дно Темзы, и такая перспектива более чем радовала Дэвита.

— Вы, конечно, не будете спускать глаз с нашего друга, Питер?

— Разумеется.

— Но вы сумеете устроить так, чтобы ваша… дружеская забота не напоминала слежку?

— Я не новичок, Джек.

— Тогда, джентльмены, мне остается лишь пожелать вам удачи!

— Ну, сегодня мы ничем не рискуем. Это же просто проба!

— Она будет иметь смысл только в том случае, если вы, Питер, будете расценивать ее как настоящую операцию.

Когда Мак–Намара поднялся, Дункан заметил рядом с его креслом чемодан необъятных размеров. Малькольм взял его за ручку.

— Это еще что такое?

— Моя волынка.

— Но вы, надеюсь, не намерены тащить этот инструмент в Дроу–док?

— Это мой талисман. Без него я теряю половину способностей.

Как и было условлено, Мак–Намара вышел из «Гавайской пальмы» с видом туриста, болтающегося по Лондону без определенной цели, и пошел далее размеренным шагом. Он пересек Ромилли–стрит и Комптон–стрит, не обращая внимания на уличное движение. Это, естественно, вызвало яростную брань таксистов, а Малькольм, не желая оставаться в долгу, отвечал в том же духе. Все это происходило на глазах удивленного и перепуганного Дэвита, который следовал за шотландцем на расстоянии сотни шагов. «Решительно, у этого олуха довольно странные представления о способах не привлекать к себе внимания», — думал он. На углу Шафтсберри–авеню крыло какой–то машины зацепило юбочку шотландца, и тот счел своим долгом проучить наглеца шофера. Вынужденный вмешаться полицейский объявил, что Малькольм неправ, но Мак–Намара ответил, что у них в Томинтуле никто не гоняет с такой сумасшедшей скоростью. Полисмен оказался человеком миролюбивого склада.

— Где находится это место, о котором вы говорите, сэр?

— В Шотландии, в графстве Банф.

— Так, понимаю. И значит, в Граминтуле…

— В Томинтуле!

— Простите, сэр. Так в Томинтуле вас не научили, что желательно пересекать улицу по пешеходным дорожкам?

— Нет.

— Вы меня удивляете, сэр.

— Дело в том, старина, что в Томинтуле вообще нет проезжей части, а стало быть — ни машин, ни пешеходных дорожек. И все–таки Томинтул — очень неплохое место. Вам стоит туда съездить.

— При случае не упущу возможности, сэр.

Глядя вслед удаляющемуся шотландцу, полисмен приподнял каску и почесал голову, что служило у него признаком растерянности.

Добравшись до Черринг–Кросс, Малькольм спустился в метро, не преминув заметить контролеру, что цена кажется ему просто скандальной, сел на «Метрополитен энд дистрикт лайнз», сделал пересадку в Уайтчепеле и наконец добрался до Блумсбери, где его ожидало такси. Машина доставила его на перекресток Саундерс–Несс и Гленгарнок–авеню и остановилась как раз напротив Дроу–дока. Дальше шотландец пошел пешком. Он сразу же заметил «Звезду Индии» и матроса, со скучающим видом облокотившегося на борт. Малькольм увидел, как матрос, едва взглянув на него, быстро спустился по мостику и стал ждать. Вскоре моряк подошел к Мак–Намаре.

— Простите, сэр, но вы, конечно, шотландец?

— Точно!

— Тогда, может быть, вы знаете мою кузину Элспет из Стирлинга?

— Нет, но очень об этом жалею, потому что слышал, какая она красотка.

— О'кей, пошли опрокинем по маленькой.

И они бок о бок направились в «Разочарованного пирата», где, заказав две порции виски, матрос вышел в туалет. Оттуда он вернулся с объемистым пакетом и вручил его Малькольму.

— Мое дело сделано. Теперь очередь за вами, приятель.

Они вышли и стали прощаться. Уходя, матрос сказал:

— Завтра в это же время.

Чтобы вернуться в Сохо, Малькольм снова сел в ожидавшее его такси, потом спустился в метро и вышел на Черринг–Кросс. По–прежнему следовавший за ним Дэвит уже решил, что дела идут наилучшим образом, и стал прикидывать, как бы ему завтра уничтожить жителя Томинтула и отобрать драгоценный пакет. Но тут его размышления были нарушены самым неожиданным образом: на углу Шафтеберри–авеню Малькольм вытащил волынку и заиграл «Берега Аргайла». Это тут же вызвало в толпе взрыв самых разнообразных чувств. Одни, застыв, смотрели вслед шотландцу, другие двинулись за ним по пятам. Совершенно сбитый с толку Питер спрашивал себя, уж не рехнулся ли часом Мак–Намара. Наконец произошло то, чего и следовало ожидать. Перед Малькольмом, скрестив руки, вырос полисмен, тот самый, с которым он уже имел дело в начале прогулки.