В комнате была поистине спартанская обстановка, стены ванной потрескались и облезли. Хорошо еще, что хоть одно из окон выходило к Тигру. Можно представить, какой шум стоял в тех номерах, что располагались со стороны Саадун–стрит.

Малко прошелся щеткой по голубому костюму, побрызгал щеки одеколоном, надел темные очки и вышел.

Тед Хейм предупреждал его: стоит новому постояльцу отлучиться, как баасисты тут же обыскивают номер. Что ж, добро пожаловать! Малко забрал с собой даже фотографию своего Лиценского замка. Во–первых, она не вязалась с его журналистской работой, а во–вторых, могла показаться просто провокационной. Партия Баас свято исповедовала марксизм. Правда, арабский – неряшливый и неэффективный, но все же марксизм, и почти вся частная собственность в Багдаде подверглась безусловной национализации.

Когда за Малко закрылись двери лифта, он осторожно ощупал верхние зубы с левой стороны челюсти. Зубной врач из ЦРУ укрепил на одном из коренных зубов капсулу с цианистым калием – последнее средство «пассивной обороны». Разрушить капсулу можно было, лишь до хруста сжав челюсти, а при случайном попадании в желудок ее оболочка не поддавалась кислотному разрушению.

И все же во время еды Малко старался жевать поаккуратнее.

Он спустился в вестибюль. У окошка администратора прохаживалось несколько усатых типов, похожих на того, с которым он встретился в аэропорту. Стоило кому–нибудь из иностранцев заговорить с местным жителем, как один из агентов начинал вертеться неподалеку, стараясь уловить, о чем идет разговор.

Малко отдал свой ключ. Накануне в гостинице у него попросили его фотографию – якобы для того, чтобы наклеить на карточку и по ошибке не выдать ключ другому жильцу. На самом деле фотографии отсылали в баасистскую службу безопасности – грозную соперницу армейской полиции.

Словом, вокруг царила милая гестаповская атмосфера!

Отказавшись от такси, он зашагал по Саадун–стрит. Прежде всего нужно было встретиться с доктором Шавулем. Только крупные улицы Багдада имеют названия, поэтому Малко бережно хранил в своей феноменальной памяти план того места, где жил человек, на которого возлагались все надежды. Он уже «привязал» этот план к карте Багдада.

Нужный дом располагался по другую сторону Саадун–стрит, за кинотеатром «Аль–Наср», в старом, почти заброшенном еврейском квартале. Ориентиром служила одна из немногих синагог, чудом избежавшая разрушения.

Малко бегом пересек Саадун–стрит, на секунду задержавшись на «островке безопасности»; автомобили ехали на большой скорости и безостановочно сигналили.

Сориентировавшись на другой стороне, он свернул на узкую грунтовую улочку без названия, начинавшуюся перпендикулярно Саадун–стрит напротив агентства швейцарской авиакомпании «Суиссэр». Пока что указания Теда Хейма были абсолютно точны.

В ресторане под открытым небом предлагали полусырых цыплят. Посетителей не было, и повар упоенно слушал транзисторный приемник, из которого на полной громкости сыпались националистские лозунги вперемежку с египетскими песнями. Весь день, сменяя друг друга, дикторы столичного радио призывали народ к уничтожению врагов, – главным образом, израильтян.

Со времен Шестидневной войны иракским евреям было разрешено, пожалуй, только дышать, да и то в умеренном темпе. Они были лишены практически всех гражданских прав, и иракский Красный Полумесяц – эквивалент Красного Креста – в порядке цензуры регулярно конфисковывал посылки, которые им присылали из–за рубежа. Ведь любому человеку ясно, что колбаса «кашер» в руках противника может стать опасным подрывным оружием!

Поэтому, участвуя в сопротивлении, доктор Шавуль был достоян всяческого уважения.

Малко несколько раз останавливался, проверяя, не следят ли за ним, но не заметил ничего подозрительного. Он надеялся, что слежка начнется только после его визита в Министерство информации. До этих пор нужно было успеть как можно больше.

Через пять минут Саадун–стрит скрылась из виду, и он очутился среди низеньких домиков в окружении зеленщиков, предлагавших целые пирамиды разноцветных овощей и фруктов. Здесь почти не ездили автомобили, а прохожие смотрели на него с враждебным любопытством: европейцы сюда заходили не часто. Малко же, благодаря своему высокому росту и светлым волосам, не оставлял никаких сомнений на этот счет.

Ему было не по себе среди людей, пораженных ксенофобией [17] . Ему не улыбались даже дети: они тоже были отравлены пропагандой, ежедневно внушавшей иракским жителям, что все иностранцы – враги.

Вдруг он резко остановился: в том месте, где должен был находиться нужный ему дом, виднелся лишь пустырь и какие–то руины. Он мысленно обругал Теда Хейма. Американец ошибся, и его оплошность могла повлечь трагические последствия. В Багдаде не было ни сети ЦРУ, ни американского посольства, у которых можно было бы попросить поддержки.

Для верности он еще раз обошел квартал, но безрезультатно. На дверях не было написано ни одной фамилии. Какой–то местный житель, протиравший мокрой тряпкой машину, с подозрением посмотрел на Малко, когда тот прошел мимо него во второй раз.

Малко призадумался. Если он уйдет, никого ни о чем не спрашивая, то возвращаться сюда будет уже опасно. Но кого же спросить?

Пока он размышлял, к нему подошел багдадец и что–то спросил по–арабски. Малко ответил по–английски, что ищет нужного ему человека. Тот что–то крикнул, и откуда–то мигом появилось еще несколько мужчин. Все они были небритые, с расстегнутыми воротниками рубашек, они стояли, держа руки в карманах. Безработные. Пока что эти люди ничем ему не угрожали, но настроены были явно враждебно.