– Ты, Саша, слишком рассудителен!

– А ты, Генрих, слишком романтичен!

– А вы, господа офицеры, будьте любезны к перископам! – вмешался в наш разговор штабс-капитан Ильин.

Казимирский прикурил очередную папиросу, поглядывая на нас с Литусом с молчаливой насмешкой. Видно было, что наш разговор его позабавил, но от комментариев он воздержался.

Вздохнув, я взобрался на порог и прильнул к окулярам… Сразу у наших окопов местность слегка понижалась, так что на выходе образовалось подобие «мертвого пространства», где огонь стрелкового оружия нам не опасен. Для наступающих это было как раз «живое» пространство – шагов пятьдесят шириной, – а дальше бугорок и чистое, изрытое воронками поле, по которому надо пройти еще две сотни шагов до передовой немецкой траншеи.

Я внимательно оглядывал вражеские позиции, пытаясь в уме увязать увиденное с информацией, нанесенной мною на карту.

Получилось не сразу.

Пришлось дважды сверяться с планшетом и усиленно вертеть верньеры настройки стереотрубы, прежде чем я обнаружил наконец ориентиры.

Почти незаметная верхушка бетонного дота. «Pillbox» – коробка для пилюль, как их называли англичане. Небольшой, примерно два на два метра, бетонный параллелепипед.

Ага! Судя по отметкам, их должно быть два.

А вот и второй.

Я вновь посмотрел на карту и наконец «прозрел» – все стало на свои места. Схема немецкой обороны накрепко отпечаталась у меня в мозгу.

Теперь не пропадем!

По возвращении в блиндаж мы узнали подробности предстоящей атаки. Артиллерийская подготовка начнется в четыре часа утра и будет продолжаться почти двенадцать часов, то есть до 16–00, когда наступит наш черед идти в атаку.

До этого в передовых окопах будут только секреты и пулеметные команды 6-го финляндского полка. Наш полк будет рассредоточен на запасных позициях до пятнадцати часов, чтобы не попасть под упреждающий огонь немецкой тяжелой артиллерии, который непременно будет. Как только противник поймет, что с нашей стороны это не обстрел, а артподготовка, он начнет бить по окопам и по местам вероятного сосредоточения резервов, чтобы расстроить атаку.

В ответ специально выделенная с нашей стороны артиллерия начнет контрбатарейную стрельбу, а в воздух будет поднят отряд бомбардировщиков «Александр Невский» [37] для подавления обнаруженных германских батарей.

Роты занимают исходное положение: 9-я в передовом окопе, наша – 10-я – во второй параллели, 11-я в третьей и 12-я в четвертой.

Как только 9-я рота выходит, 10-я ходами сообщения сразу же идет на ее место и, не задерживаясь, выходит за ней в поле, следом 11-я, за ней 12-я.

Таким образом, в указанную минуту, безо всяких дополнительных приказаний, весь боевой порядок начинает движение одновременно. Наступаем вслед за огневым валом.

Порядок выдвижения таков – в авангарде саперная команда, за ней 9-я рота повзводно.

Потом – наша 10-я рота двумя полуротами по флангам, а вместе с нами приданные четыре «максима» и две траншейные пушки Гочкиса. Следом – 11-я рота развернутой цепью, с нею – телефонисты и артиллерийские наблюдатели. Замыкает 12-я рота, тоже цепью. В арьергарде – минометная команда: два 4-дюймовых «стокса», санитары и подносчики боеприпасов.

– Вопросы? – Командир батальона, как всегда, предельно лаконичен. – Если вопросов нет – отправляйтесь в роты готовиться к завтрашнему дню. С Богом, господа!

Тяжелый артиллерийский снаряд летит очень шумно и страшно. Когда он пролетает над головой на высоте нескольких сотен метров, его вибрирующий гул напоминает проносящийся мимо автобус. Звук рассекаемого снарядом воздуха накатывает подобно волне, а затем медленно удаляется. Если постараться, летящую смерть даже можно увидеть, глядя ей вслед. Черное веретено падает с неба, описывая дугу куда-то за переделы видимости, а через несколько секунд долетает раскатистое «гда-да-а-ах».

Страшно от мысли, что вот эдакий «чемодан» ухнет тебе на голову, и тогда – все. Совсем все!!!

Артподготовка длится уже шесть часов.

Через наши головы непрерывно долбят орудия всех калибров. Очень утомительно слушать всю эту многодецибельную какофонию, а еще более утомительно – сидеть и ждать. Пока стреляла только наша артиллерия – было еще ничего, но около девяти утра немцы начали встречный обстрел. Для начала досталось выгоревшему лесу, отделявшему нас от передовых позиций, а потом германские двадцативосьмисантиметровые гаубицы стали бить по предполагаемым районам сосредоточения резервов.

Вот тут-то я страху и натерпелся.

Этот страх двойной – подсознательный и иррациональный, который испытывает тело, и сознательный, с которым пытается бороться разум, понимая опасность.

Одиннадцатидюймовые снаряды перелетали через наши позиции и взрывались где-то в пятистах метрах позади.

Тем не менее сотрясение земли ощущалось всем телом.

Это вам не минометный обстрел, под который в 95-м угодил на Кавказе…

Я посмотрел вверх. Там, на значительной высоте, шли большие четырехмоторные бипланы – русские бомбардировщики несли свой смертоносный груз, предназначенный немецким артиллеристам. Шесть групп по три самолета. На некоторой дистанции от бомбовозов мелькали шустрые истребители.