Каждой эскортной группе был отведен соответствующий район для патрулирования, где корабли располагались с промежутком в полторы мили, постоянно прощупывая воду своими «асдиками». Отсутствие противника вскоре сделало нашу жизнь монотонной и очень скучной. В то же время условия для работы гидролокаторов были достаточно сложными, поскольку кругом в изобилии водилась рыба. Косяк сельди посылает отраженный сигнал, весьма схожий с эхом от субмарины, поэтому приходилось некоторое время следить за передвижением каждого косяка, прежде чем можно было с уверенностью констатировать, что это не вражеская подводная лодка. Тем не менее случались и ошибки. И только появление на поверхности воды большого количества оглушенной взрывами глубинных бомб рыбы указывало нам на то, что цель была выбрана ошибочно.

Нашей новой базой, куда мы время от времени возвращались, чтобы пополнить запасы топлива и продовольствия, стал Плимут. Здесь мы были чужими, и нам постоянно давали это почувствовать. Наши требования на доковый ремонт всегда подвергались сомнению и выполнялись весьма неохотно.

Хорошо помню, как меня возмутил отказ выполнить требование на поставку свежих овощей, который был мотивирован их недоступностью – и это в июне! А когда я пришел в офис местного руководителя, обязанного обеспечивать наши потребности, то был принят весьма одиозной личностью, которая имела наглость проинформировать меня о том, что идет война и что люди на берегу (в Плимуте) имеют такие же права, как и моряки, на свежие продукты и т. д.

В процессе произнесения этой высокопарной тирады чиновник время от времени отдавал должное спелой клубнике, тарелка с которой стояла у него на столе. Надо полагать, таким образом он желал продемонстрировать, что в очереди за свежими овощами и фруктами я занимаю место где-то в самом хвосте. Конечно, это были мелкие неприятности, но они раздражали и портили настроение. К тому же они наглядно показывали, каким болотом стал порт Плимут и Девенпорт, когда центр войны в Атлантике сместился ближе к Ливерпулю.

Забавный случай произошел во время одного из моих визитов в подземный штаб Плимута с докладом о ходе патрулирования. Там я встретил немного знакомого мне очень высокопоставленного офицера, который поинтересовался, как идут дела. Я начал подробно объяснять ему, какие трудности нас подстерегают при использовании «асдиков» в проливе, где имеется множество подводных помех и каждую приходится проверять, не окажется ли это лежащая на грунте субмарина. Внимательно выслушав мой рассказ, этот всеми уважаемый и очень влиятельный офицер важно кивнул.

– Да, – изрек он, – ваши трудности понятны. Но вам ведь наверняка очень помогают в этой работе гидрофоны.

Я не стал объяснять такому большому начальнику, что гидрофоны не используются для охоты за подводными лодками со времен Первой мировой войны.

К счастью, позже мы получили разрешение заходить за топливом и продовольствием в Белфаст. Там работали люди, с которыми мы говорили на одном языке.

Время шло, немецкие подводные лодки не проявляли особой активности, и нам было приказано перейти дальше в пролив. Там мы впервые встретились с одной из новых вражеских субмарин.

Ранним утром 15 июня 1944 года стояла изумительная погода. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась голубая зеркальная водная гладь. На ясном чистом небе сияло яркое солнце и не было видно ни облачка. Мне доложили, что в нескольких милях от нас над водой замечена струйка дыма. Вскоре стало ясно, что, скорее всего, мы впервые столкнулись с субмариной, использующей шноркель. А то, что мы видим, – след, оставляемый отработанными газами дизелей.

Корабли группы заняли такую позицию, чтобы охватить «асдиками» максимальный район поиска. Я только молился, чтобы условия для работы гидролокаторов оказались подходящими.

Приближаясь к вражеской лодке, я постоянно помнил о наличии у нее акустических торпед. У меня было две возможности обезопасить себя от нападения. Я мог приказать кораблям задействовать CAT – шумопроизводящиее устройство, буксируемое за кормой, чтобы отвлечь акустические торпеды от шума гребных винтов. Другой выход – снижение скорости хода до 7 узлов или меньше. Считается, что при низкой скорости производимый винтами шум недостаточен, чтобы активировать наводящие устройства торпеды.

Создаваемый САТами шум в значительной мере снижал эффективность «асдиков», заглушая даже самые отчетливые отраженные сигналы. Я решил, что никогда себе не прощу, если мы упустим такую отличную возможность разделаться с лодкой, руководствуясь только соображениями безопасности. Поэтому я приказал: «Скорость 7 узлов!» – и на этой черепашьей скорости мы поползли вперед.

Вскоре мы приблизились к лодке на такое расстояние, на котором ее уже должны были услышать наши гидролокаторы. Напряжение нарастало. И тут раздался сигнал с «Морна», находящегося в миле от меня по левому борту: «Есть контакт! Атакую!» Это был последний сигнал, переданный кораблем. Несколькими секундами позже раздался сильный взрыв, разнесший «Морн» на мельчайшие обломки. От корабля не осталось практически ничего.

С мостика «Бикертона» мы, оцепенев от ужаса, наблюдали за происшедшей трагедией. Невозможно было не думать о друзьях, которых нам теперь уже никогда не увидеть. Но мы не имели возможности предаваться скорби слишком долго. Следовало принимать срочные меры, потому что, придерживаясь прежнего курса, мы, скорее всего, встретились бы с остальными торпедами. Я приказал флотилии покинуть опасный район с тем, чтобы затем вернуться с другой стороны и продолжить охоту за лодкой. Проходя мимо места гибели «Морна», мы заметили нескольких человек, уцелевших после взрыва. Они пытались карабкаться на плавающие вокруг обломки. Было бы чистым безумием застопорить машины и заняться спасательными операциями, явившись тем самым отличной мишенью для вражеских торпед, для полного удобства еще и неподвижной. Поэтому мы прошли мимо, хотя, должен признаться, такое решение далось мне очень тяжело.