Интерес Тибета к корням детских песенок увел его в несколько иную сторону. После народных сказок братьев Гримм он погрузился в легенды Северной Европы, стремясь добраться до их языческих истоков, изучал обе Эдды и исследовал руны. Поддерживая растущий интерес Тибета, Хилмарссон познакомил его с Фрейей Асвинн, посвященной жрицей Одина и одной из ведущих британских специалистов в скандинавской мифологии и магии. Кроме всего прочего, в ее лондонском доме на Тафнелл-парк имелась свободная комната, и скоро Тибет уютно устроился в бывшем храме Одина, который стал его спальней.

В скандинавской мифологии богиня Фрейя встречала души убитых воинов и пировала с ними после смерти. Вполне соответствуя такой роли, земная Фрейя привечала в своем доме целый ряд травмированных личностей. «Это была огромная, довольно ветхая конструкция, наполненная странной и вечно меняющейся компании зануд, шизофреников, мегаломанов, наркоманов и даже нескольких гениев», пишет Тибет в аннотации к пластинке The Arian Aquarians Meet Their Waterloo. В комнате по соседству поселился Дуглас Пирс, а дальше по коридору жил человек, претендовавший на корону графства Норфолк, считая себя потомком монарха Уэссекса, и делавший копии меча короля Артура. Ян Рид, музыкант и исследователь скандинавских мистерий, жил в комнате прямо напротив, и они с Тибетом быстро сдружились. Позже Рид описывал Тибета как «христианина, которого мог уважать даже язычник».

«В доме было полно психов — вспоминает Роуз Макдауэлл. — Каждый его житель являлся либо членом ковена, либо целителем, либо шарлатаном, который притворялся целителем. И все же самыми большими психами были Тибет и Дуглас Пирс. Однажды вечером мы надрались водки, и Тибет решил сложить пирамиду из своей коллекции Нодди, облил их водкой и поджег. Едва не спалил весь дом. Дуглас был убежден, что его преследуют волки, и постоянно говорил, что видит, как они заглядывают к нему в окно». Вскоре поползли слухи о происходивших в доме оккультных явлениях. Когда Тибет жил там, у него был краткий роман с Лоррен Лав, знакомой ему еще по Ньюкаслу. «Помню, как однажды мы с Тибетом сидели в той квартире на Тафнелл-парк, и одна женщина обнажила грудь и начала вырезать на себе символы, распевая хвалу Одину или еще кому-то, — рассказывает она. — А в другой раз, когда друзья Тибета мило болтали о нацистских коллекционных вещах, на заднем плане играл какой-то шум и грохот. В их компании я чувствовала себя очень неуютно, что называется, чужой. Я тогда подумала, что лучше бы пошла на гей-дискотеку».

Несмотря на свою мощную ауру, Асвинн была совершенно не от мира сего. Однажды приятель одной из квартиранток остановил ее у двери в ванную и сказал, что ей не следует туда входить, потому что у его подружки «очень плохая привычка». «Ты что имеешь в виду? — взревела Асвинн. — Она что, пердит в ванной?». Распахнув дверь, она увидела девушку, лежащую на полу без сознания с иглой в руке.

«В то время меня преследовала какая-то темная фигура, — говорит Макдауэлл. — Она возвращалась каждые девять лет, и я сказала об этом Фрейе, а та ответила, что число 9 — это число Одина, и поинтересовалась, как эта фигура выглядит. Почему-то она решила, что меня преследует Один, и принялась носиться по дому, топать ногами и орать: „Один, чертов ублюдок! Я — твоя жена, а ты мне никогда не показывался!“. Я подумала: может, ей не надо так на него ругаться?».

«Когда Тибет жил у меня дома, его друг Хилмар был жрецом Асатру, и однажды я начала петь руны, чтобы выпендриться, — вспоминает Асвинн. — Хилмар взглянул на Тибета и сказал: „Тебе надо это записать“. Я решила, что они издеваются, но Тибет действительно записал эти песни, внеся большой вклад в мой успех и дальнейшее духовное развитие. Он — катализатор. Если Тибета встречает человек со скрытым потенциалом, что-то происходит, и его сознание меняется». Позже голос Асвинн прозвучит на Swastikas For Noddy, а ее заклинание, «проклятие всех, кто сейчас в правительстве», будет открывать концерты Death In June.

Многочисленные удивительные обитатели дома пытались жить как единая коммуна, однако Тибет исключил себя из графика приготовления пищи, поскольку оказался в этом совершенно безнадежен. «Он был очень милым и преданным, — говорит Асвинн, — но никогда не готовил. Однажды пришла его мама и сделала обед для всех нас». «Мы отлично ладили, — вспоминает Тибет. — Фрейя — замечательный человек, но ее дом был диким местом. Иногда, если у нее возникало игривое настроение, она спускалась в два часа ночи и начинала колдовать, колотить в барабан, призывать Одина или вырезать на себе руну. Интересные были времена». В дом регулярно заходили гости, в том числе жившие неподалеку Стэплтон и Роджерс, Роуз Макдауэлл, Пол Хемпшир, Энни Энкзайети и Хилмар Хилмарссон.

Это было время наркотиков. Тибет жил на спиде пополам с кислотой и спал так мало, что постоянно галлюцинировал. Однажды ночью, когда он стоял на крыше дома Роуз в Мазвелл-хилл, ему явилось видение — Нодди, распятый в небе над Лондоном. «Нетрудно понять, какое это на меня произвело впечатление, — признавался он мне в 1997 году. — На следующий день я просто на нем помешался. До того момента я интересовался Нодди не больше, чем любой, кто в детстве читал о нем книги. Я принимал тогда столько спида, что у меня была тьма энергии, и вот я начал ездить по магазинам и рынкам и возвращался оттуда с мешками для мусора, набитыми всем, что было с ним связано. Коврики, кружки, тарелки — скупал все, что видел, и в конце концов начал болтаться по Лондону в красном колпаке Нодди с колокольчиком. Что, конечно, было не лучшим решением с точки зрения моды…. В общем, так я увлекся Нодди». После того откровения Тибет начал формировать свою безумную «кукольную теологию», согласно которой Нодди как символ невинности и условной идиллии детства страдал до скончания веков за грехи взрослого мира. Это стало основой Swastikas For Noddy, значимого альбома Current 1987 года, где Тибет разорвал последние связи со своим «индустриальным» прошлым и начал активное вхождение в апокалиптик-фолк и образ певца менструаций.

«Для меня, — продолжает Тибет, — Нодди являлся совершенным символом невинного детства. Какой самый неподходящий предмет можно было ему подарить? Мне тогда казалось, что свастику. Потом все это превратилось в Swastikas For Goddy, поскольку я начал думать, что Нодди был… хм, я тогда принимал много наркоты… в общем, что на самом деле он был гностической иконой. Примерно в то же время я заинтересовался Панчем и Джуди и серьезно думал, что… может, я тогда не слишком хорошо соображал, но решил, что Нодди — это гностическое божество, после чего нетрудно было себе представить поклонение Панчу и Джуди. Я долго увлекался Христом, потом увидел Нодди распятым на небесах, а раз Иисус был Богом, следовательно, Нодди тоже Бог, и так он стал Goddy. Мое сознание начало ветвиться — возникла целая кукольная теология».