Обмахиваемый веером Василий миновал двух дюжих стражников в чалмах и безрукавках на голое тело, с обнаженными персидскими саблями [24] на плечах. Сквозь целиком откованные из меди, начищенные до золотого блеска двери он попал в большой зал, центр которого занимал длинный стол, покрытый скатертью, некогда белоснежной, но уже несшей на себе следы грязных пальцев — так для утирания и была постелена. Некоторые из сидевших за столом визирей, правда, утирались по старинке о чалму и одежду, но за это можно было сурово поплатиться — Ширван-шах железной рукой прививал в своем государстве чистоту и порядок.

На скатерти громоздились яства, коих в своей жизни видал мало кто из подданных шаха, не говоря уж о том, чтоб попробовать.

Сам шах, стройный, не старый еще мужчина с ухоженной бородкой и жгучим взглядом черных глаз, восседал во главе стола. Лениво развалясь в мягком кресле, он тонкими пальцами изредка отщипывал виноградину от большой грозди. Внимательно осмотрев со всех сторон, отправлял янтарную ягоду в рот и долго, с наслаждением ее пережевывал. Пышность дворца научила его ценить простые житейские радости.

Василий к пирам с сильными мира сего был привычен, поэтому вошел в зал тихонько и скромно втиснулся между двумя визирями. Напустив на себя грустный вид, потянулся за наливным яблочком. Надкусил. Не доев, положил на стол. Серебряной вилкой с затупленными концами подцепил ломтик бастурмы, пожевал с отсутствующим видом, проглотил.

Меж тем слуги начали разносить бешбармак, который подавался по частям и в строгой последовательности. Сначала жаш шорпо — крепкий бульон, приправленный горным луком, затем куйрук-боор — печень и курдючное сало, нарезанные небольшими ломтиками и приправленные специальным соусом, затем кабырга — ребра с толстым слоем мяса и сала. Затем каждому гостю поднесли устукан, имеющий свое значение и распределяемый в зависимости от возраста гостя, богатства и степени почетности. Наконец на большом блюде принесли сам бешбармак — мелко накрошенное мясо, смешанное с лапшой и луковым соусом.

Василий, отщипнув от каждого блюда по маленькому кусочку, незаметно для окружающих сглотнул слюни. Он был большим любителем кабырги. Но ради дела пришлось терпеть, и терпение его было вознаграждено.

Шах заметил его кручину и спросил на фарси:

— Что невесел, посол? Что не ешь? Или наше угощение не по вкусу?

— Стол твой роскошен, шах, — ответил Василий. — А грущу я оттого, что единоверцы мои пришли. — Посол деланно вздохнул.

— Так почему ж ты печалишься? Радоваться надо, — приподнял тщательно выщипанную и напомаженную бровь шах.

— Нет для радости повода, — снова вздохнул Василий. — Худые то люди, недобрые.

— Так выгони их, — предложил шах.

— Не могу, они в отместку сочинят на меня моему правителю лестное [25] письмо. А он тогда сильно осерчает и может даже голову мне отсечь.

— Так хочешь, я им отсеку? — предложил шах.

— Тогда слух пойдет, что я не заступился за соплеменников, опять меня виноватить будут. Пропал я совсем. — Василий схватился за голову и чуть не треснулся ею об стол.

Шах был разумным и трезвым человеком, но в то же время кровь от крови, плоть от плоти Востока, где изъясняться было принято вычурно, а досаду и радость выставлять напоказ.

— Иди сюда. — Шах поманил Василия пальцем. — Садись рядом. Расскажи, что за люди и зачем в наши края пожаловали?

— Хитрые они люди, мошенники. Придумали дело такое: сказываются купцами, коих ограбили от города вдалеке, на самой границе владения, чтоб проверить было тяжелее. Потом приходят к правителю и челом бьют, мол, напали люди твои на нас, покрали товар да лодку утопили или верблюдов забрали. Возмести, мол, убыток.

— И что, многие попадаются на их уловки? — спросил шах, меж бровей которого залегла суровая складка.

— Не все, но самые добрые, мягкосердечные и великодушные правители, отзывчивые к горю людскому, — запричитал посол.

— Пользуются, значит, доверием?

— Ой пользуются.

— Тогда тем более следует головы отрубить, или сварить в масле, или содрать с живых кожу и… — Голос шаха, набирая силу, птицей взлетел к потолку.

Визири за столом испуганно втянули головы в плечи.

— Что ты, что ты, батюшка, не губи! — замахал руками Василий. Он с удовольствием избавился бы от нежданных гостей, но брать на душу грех убийства тоже не хотел. — Не надо их убивать. Спровадь только подальше от своих земель, хоть куда. И повелитель мой, — добавил Василий, видя колебания шаха, — будет восхищен твоим милосердием и справедливостью.

— Что ж, ладно, скажу людям своим, чтоб их погнали взашей из Ширвана.

Василий облегченно выдохнул и украдкой перекрестил под скатертью пуп.