Многие носили с собой свой маленький алтарь. Иные выражали свою любовь к богу очень странными способами — сметали мелких и ползучих гадов, что выползали пред ними на дорогу, специальными метелками, дабы никого не подавить насмерть, или до крови хлестали себя плетьми по обнаженным спинам. Сидели под деревьями и не обращали внимания ни на что вокруг, а некоторые замирали в странных позах, достигая одним им ведомого просветления. Сколь Афанасий ни пытался выяснить, что ж это такое — просветление, так и не смог понять. Может, в том было виновато его незнание местных языков, а может, и сама идея недоступна русскому пониманию.

За те дни, что они шли до Аланда, он изучил несколько сот слов, но понимать сложные и многослойные понятия, описывающие тонкости отличий одних верований от других, конечно, еще не мог.

Ярмарка шейха Ала-ад-дина была всем ярмаркам ярмарка. На бескрайнем поле с затвердевшей в камень грязью, идеально уровненной дождями, раскинулись сотни цветастых шатров со всех стран света. Каких только товаров на ней не было! И золото слитками и россыпью, и бриллианты редкой чистоты горстями и поштучно, и ткани парчовые отрезами и кусками величиной с ладонь. И специи, за наперсток коих деревеньку не жалко отдать. И тонкая китайская бумага листами. Та, что чистая, — дешевле, исписанная буквами их кривыми да сложными — дороже. Даже русские собольи и куньи меха попали сюда неведомыми путями. Не было только никакого оружия. Даже плуги и серпы не встречались. За несколько дней Афанасий обошел все, не увидев ни одного, даже самого завалящего клинка. Все, что он нашел, — это скобы, колышки металлические, которыми доски друг с дружкой скрепляли, да иной для постройки товар, не длиннее полуаршина.

Дойдя до конца кузнечного ряда, который и кузнечным-то назвать язык не поворачивался, он остановился возле одной лавчонки, наскоро собранной из скрепленных меж собой кольев, переплетенных не то лыком, не то стеблями каких-то растений. На прилавке лежали кованая кухонная утварь, подсвечник, сработанный явно для какого-то храма, несколько подвесных замков с ключами, серпы. Сделано все было простенько, но очень добротно и изящно. Каждая линия продумана, каждая неровность зашлифована. Видно, что мастер любит свою работу и умеет ее делать. Может, тут отыщется что?

— Здравствуй, дедуля, — обратился он к сухонькому старичку, дремавшему за узким деревянным столом, исполняющим роль прилавка.

— И ты будь здоров, — ответил тот, приоткрыв неожиданно молодые глаза с веселыми морщинками в уголках. — Купить чего хочешь?

— Хочу, да только того товара нет в твоей лавке, — вздохнул Афанасий. — Хотя то, что есть, на совесть сделано, зрю.

Афанасий взял с прилавка замок, провел пальцем по дужке, взвесил на руке, вынув ключ, заглянул в скважину.

— Да, семейное наше дело — ковать, — с гордостью произнес старик. — Кое-что — моих рук дело, кое-что — сыновей моих работа. Подрастают в знатных мастеров.

— Не из Парвата, часом, ваше семейство?

— Из тех краев, а что? — насторожился кузнец.

— Да хочу в подарок хану клинок добрый купить, парватской работы. Больно хороши они, говорят. Да не нахожу вот. Будто совсем делать их разучились.

— Не разучились, — вздохнул старик. И, посмотрев на Афанасия, раздумчиво добавил: — Не дают мечи ковать ни в Парвате, нигде в другом месте.

— Кто ж может запретить кузнецу меч стоящий отковать? — удивился Афанасий.

— Из далеких ты земель, видно, — ответил тот. Купец заметил, что в его деснах не хватает нескольких зубов, как раз тех, что чаще других в драке выбивают. — Мало про нашу жизнь понимаешь.

— То верно, из земель далеких. Они на севере, за Хорасаном лежат. Русью называются. Тверское княжество. Там зимы бывают снежные. Видал снег когда?

— Нет, слышал только, — кивнул старик. — Думал, сказки, а оказывается, нет, и оттуда люди до нас доходят. Давно по нашим краям путешествуешь?

— Да уж больше двух лет, почитай, хожу. По торговой надобности. Здесь какой товар купить, дома продать.

— И что, не сыскал подходящего товара за пару лет?

— Да не то все. Дешево и нам не нужно, а серьезного товара, который с немалой выгодой сбыть можно, не встретил, либо пошлины такие, что дешевле в море вывалить.

— Что ж за товар-то такой? Мечи да сабли, судя по всему? — спросил старик. — Армию свою хочешь вооружить?

— Не свою, но в корень зришь. Нужно нам оружие. Так, слыхивал я, в Парвате его делают как-то по-особому. Думал, может, на ярмарку привезут — приценюсь. Да, видно, не судьба. А чего, говоришь, их делать-то не дают?

— И как тебе здешняя жизнь? — вопросом на вопрос ответил кузнец.

— Ну… — протянул Афанасий осторожно. Как знать, что на уме у старика. — Кое-что успел посмотреть.

— Тогда видеть должен был, что правят тут всем хорасанцы. И воюют тоже хорасанцы. У них оружие, у них сила. А нам нельзя.

— Что нельзя? — не понял купец. — Силу иметь?

— Оружие держать.

— Боятся хорасанцы, что порежетесь вы им, как дети неразумные? — хохотнул Афанасий и осекся, увидев в глазах кузнеца настоящую боль.