– Уходят! – донеслось до нас. – Теули уходят!

На воде озера стали появляться лодки, множась с каждым ударом сердца. Вопли же и стрелы, расчертившие воздух, напугали лошадей. Я видел, как встал на дыбы жеребец и поскользнулся второй на ненадежном мосту. Как рухнули они в воду, увлекая за собой троих солдат, и как забились, пытаясь выплыть. Мост же покачнулся и покачнулся снова, стряхивая всех, кто был на нем. А после и вовсе перевернулся.

И люди, отчаявшись, ринулись в воду. Всякий, кто не умел плавать, погибал. А многие из тех, кто умел, также погибали, потому как до последнего не желали расставаться с золотом. В воде же образовалось великое месиво из людей, лошадей и лодок. Мешики отлавливали плывущих и, оглушив, связывали.

Со всех сторон слышались крики о помощи. Но не было никого, кто рискнул бы помочь. Кое-кто сумел перебраться через головы и тела своих же товарищей… План Кортеса и диспозиция, столь тщательно им разработанная, были забыты. Сам Кортес, капитаны и солдаты, которые перешли за авангардом, неслись вперед, стараясь выбраться как можно скорее из Мешико и спасти свои жизни.

Да и что могла конница? Даже сойдя с дамбы, очутились мы меж домов, и из каждого в нас летели копья и стрелы. Мы стали толпой, каковую вела лишь одна мысль – выжить.

И мы выжили!

Мы вырвались из этой западни, покинули проклятый город едино милостью Господа нашего Бога.

Но сколь жалким стало наше войско! Две сотни испанцев и тысячи тлашкальцев пали в ту ночь либо же были принесены в жертву разгневанным богам. Мы же, собрав всех, кому суждено было спастись, оказались в положении ужасном – без оружия, израненные и утомленные. Мы брели по малолюдным дорогам, направляясь в Тлашкалу, и не чаяли дойти.

Мешики же шли по следу, то и дело нападая на нас, но не спеша раздавить. На пятый день пути состоялась большая битва, в которой мы, цеплявшиеся за жизнь с отчаянием корабельных крыс, опрокинули свежие отряды мешиков и убили их полководца. А также захватили штандарт и тем самым доказали и себе, и тлашкальцам, и мешикам, что ночь печали не сломила наш дух.

Однако, говоря о потерях, следует сказать, что за пять дней с нашего выхода из Мешико на мостах, на дорогах и дамбах, и во всех стычках, и при Отумбе у нас убили и принесли в жертву восемь с половиной сотен солдат. Многие из погибших были из вновь прибывшего отряда Нарваэса, и сгубила их жадность. Они взяли столько золота, что оно сковало их движения и сделало легкой добычей.

В тот миг, когда пересекли мы ручей, ступив на земли Тлашкалы, войско наше состояло из четырех сотен человек, двадцати лошадей, дюжины арбалетчиков и нескольких аркебузников, причем все были изранены, запасы пороха истощились, тетивы у арбалетов взмокли…

Ягуар, слушавший меня с прежним отстраненным вниманием, сказал:

– Ваш бог силен, если сумел сохранить вам жизнь.

И это признание далось ему нелегко. Он же продолжил мой оборванный рассказ.

Та ночь принесла много радости. Это было время мести, и кровь, смешавшись с водой озера, сделала ее красной. Но откуда знать нам было, что цвет этот – лишь предзнаменование еще большей крови?

Утро люди встретили плясками и песнями.

– Ушли! – кричали они, хохоча от счастья. – Ушли теули! Свободен Теночтитлан!

И стали призывать к тому, чтобы очистить город от яда, вами оставленного.

Я же уговаривал друга моего поспешить. Собрать войско и ударить по вам, пока вы слабы.

– Раздави эту змею, – умолял я. – Пошли меня. Позволь отсечь ей голову. Позволь сделать так, чтобы ни один теуль не дошел до Тлашкалы. А после пошли на побережье, и я привезу тебе пленных. Снова покорится Тлашкала. Падет на колени Семеапола. И предатели кровью заплатят за нашу боль.

– Так и будет, – говорил мне Куаутемок, заверяя, что вы стали слабы и нет нужды посылать по следу большое войско. И Куитлауак, чье слово отныне было для нас всех законом, сказал так:

– Они не вернутся.

Но как же ошибались они! И Ягуар, вновь вернувшийся в мои сны, ярился. Он хлестал себя хвостом по бокам, рычал и прижимался к земле, точно готовясь к прыжку. Погони желал он, сражения и победы.

А мне приходилось оставаться в Теночтитлане.

Многие славные воины погибли, и оттого не желал Куаутемок допускать гибели прочих. Сердце его разрывалось от боли за павших, а душа жаждала мести.