Шрифт:
Прослезилась старушка.
— Спасибо, Юрашка, что не забыл.
А Юрий тянет туда, к уже позаросшему «корню».
— Мама, пойдем к землянке.
Подошли: мать приложила к глазам концы своего платка, отец кепчонку сдернул с виска.
Только яма одна и осталась от горькой той памяти, да ромашки по ней лохматые, да гусиные лапки здешней травы.
Приобнял Юрий мать.
— Не горюй, теперь все позади, самая жизнь началась, мамулька.
— Самая, Юра, конечно, самая… Такая, что лучше и не придумаешь. Да только мало годков впереди.
— Ну вы еще с батей у меня молодые, — как можно бодрее ответил Юра. Но сам-то видел: состарились, гнутся что мать, что отец.
И тут впервые подумал: «А сам-то как дальше?» И этот вопрос уже никогда не покинет его. И чаще всех задавать его будет Гжать. И после того как в феврале 62-го земляки выдвинут Юрия кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Сычевскому избирательному округу, и когда представителем Советской власти он будет приезжать в этот город каждый год по нескольку раз. Как он порадуется построенным не без его участия и заботливости центральной больнице, городской поликлинике, средней школе и кинотеатру. Расти Гжатск на здоровье, на радость землякам!
Летом 1966 года трудящиеся трех областей: Смоленской, Калининской и Брянской — единогласно изберут его депутатом Совета Национальностей Верховного Совета СССР.
И всю жизнь неотступно будет преследовать Юрия один и тот же вопрос, как оправдать столь высокое доверие, всенародную славу?
Москва бурлила, рокотала людским океаном вытекала шумными, радостными потоками на Красную площадь.
Но это Юрий видел сейчас на экране телевизора — повторяли передачу о торжественной встрече в Москве первого в мире космонавта. Они приехали с Валей в гости к Королевым. Дотянувшись из своего кресла, Юрий с раздражением выключил телевизор. Но и в приемнике звучало одно и то же: «Гагарин, Гагарин, Гагарин…»
Юрий повел руками, со смущением взглянул на жену.
— Я даже не предполагал, что будет такая встреча, Ну, думал, слетаю, ну вернусь… А чтобы вот так…
Вошли Сергей Павлович с Ниной Ивановной.
— Ну вот, видишь, Юрий Алексеевич, когда-нибудь через тысячи лет, глядишь, придумают люди какую-нибудь новую легенду о Дедале и Икаре только со счастливым концом. А ведь мы — простые смертные люди, со своими слабостями, грешками… Конечно, ты, я уверен, человек с головой…
На людях Королев всегда называл Юрия по отчеству. И Валю — Валентиной Ивановной, когда говорил с ней при Юрии.
Понимая, к чему Сергей Павлович клонит, Юрий встал.
— Напрасно вы так. Ведь для меня сейчас наступает самое трудное: доказать вам, всем этим людям, что я действительно такой, каким они меня представляют…
Королев задумался, проговорил медленно, подбирая и взвешивая каждое слово:
— В решительные минуты, Юрий Алексеевич, жизнь находит наилучшего исполнителя своих замыслов… А человек, он ведь, как бы это тебе сказать… он состоит из поступков порой незначительных. Ну вот… Когда отрабатывали действия космонавтов при ручном спуске, один из вас будто невзначай обронил фразу: «Пустая трата времени. Автоматика сработает как часы». А другой возразил: «Автоматика не подведет, но если я буду уверен, что в случае аварии смогу приземлиться сам, с помощью ручного управления, то веры в благополучный исход полета у меня прибавится вдесятеро». Лететь-то надо было только с безграничной верой в успех…
И Королев многозначительно подмигнул Валентине.
— А все-таки почему первым полетел Юра? — спросила та простодушно прямо.
— Его выбрал еще Циолковский, — пряча улыбку, сказал Королев. — Он так и предсказывал: «Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство… Он русский. Он — гражданин Советского Союза… По профессии, вероятнее всего, летчик. У него отвага умная, лишенная дешевого предрассудка… Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола…» Каково угадал?
Марши гремели по радио. И, поуменьшив громкость, Гагарин внезапно спросил — отчетливо, на всю комнату:
— А что дальше, Сергей Павлович?
— Как ты сам думаешь, Юра? — спросил Королев.
— Когда летчик — ясно. Сегодня полет, завтра — и так каждый день…
— Он же «космическая звезда», Колумб Вселенной, — поддела Валя.
— Я еще хочу слетать в космос, — твердо сказал Гагарин.
— Согласен, — кивнул Королев. — Но с куда более сложным заданием. Не так ли? Пойдешь в академию Жуковского. Я сам мечтал туда в юности попасть.
— Никак ты, Сережа, начинаешь лепить из Юры себя? — подтрунила Нина Ивановна.
— А почему бы не иметь продолжателя? — серьезно сказал Королев. — Юрий Алексеевич, Нина, очередная ступень нашей общей ракеты. Ракеты по имени «Мечта». Вот я отработаю свое, отвалюсь, а он потянет выше… Так, Юрий Алексеевич?
— Ты действительно сгоришь на работе, это точно, — тяжело вздохнув, промолвила Нина Ивановна.
Новые корабли стояли на звездных стапелях. И в свете яростного пламени восхищенно переглядывались Гагарин и Королев, для которых Байконур стал вторым домом. И вдруг… Стихли ракетные громы. Бетон стартовой площадки перелился в матовый линолеум больничного коридора, где по-военному «в ногу» шли в наброшенных на плечи халатах Юрий Гагарин и Андриян Николаев. Они открыли дверь одной из палат: в кресле сидел Королев, напротив на стуле — Нина Ивановна.