— Как настроение, Паша?

— Настроение отличное, все идет хорошо. Вижу Землю. Какая она красивая!

— Вместе с тобой любуемся этой красотой, — восторженно поддержал Юрий, вспоминая, что сам видел из иллюминатора «Востока». Потихоньку, как бы про себя, но зная, что Павел услышит, на полурусском, полуукраинском напел его любимую песню: — «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю…»

Королев строг, нельзя допускать такие вольности на радиопереговорах, но смеется:

— Устарела, Юра, песня. Боже дал крылья не только «Соколу», но и «Беркуту»…

— А что, Сергей Павлович, сдерживаю я свою клятву? Помните, сказал, что не буду спать спокойно, пока не слетают все ребята из первого отряда?

Через год на орбиту спутника Земли был выведен космический корабль «Восток-5», пилотируемый Валерием Федоровичем Быковским. Ему предстоял самый длительный по тем временам полет. И снова в наушниках ободряющий голос Юрия:

— «Ястреб», у тебя произведено измерение физиологических функций. Все показания хорошие, так держать!

Потом еще:

— «Ястреб», будьте готовы.

И самое заветное:

— Подъем! — звонким обещающим благополучие выкриком.

Через день к «Ястребу» подлетала по своей орбите «Чайка» — Валентина Терешкова. И опять, прежде чем ракета устремилась ввысь, Земля спросила голосом Гагарина:

— «Чайка», как самочувствие? Начинаем проверку аппаратуры, включите глобус.

— Я «Чайка», я «Чайка», включаю аппаратуру.

Ее успокаивал, ей придавал силу тот узнаваемый среди сотен других, ставший близким голос.

Октябрь 1964 года. Новой мощной ракетой-носителем впервые в мире выведен на орбиту трехместный пилотируемый космический корабль «Восход». На борту корабля целый экипаж: командир летчик-космонавт инженер-полковник Владимир Михайлович Комаров, научный сотрудник-космонавт, кандидат технических наук Константин Петрович Феоктистов и врач-космонавт Борис Борисович Егоров.

По справедливости говоря, Юрий Гагарин провожал этот экипаж еще с того момента, когда после хирургической операции Комарову запретили тренировки и даже хотели отчислить из отряда. Юрий отстоял товарища. Его уверенность помогла Комарову преодолеть недуг, снова оказаться в группе непосредственной подготовки. Он был дублером у Поповича. И вдруг еще одна беда: во время одной из медицинских проб на ленте электрического прибора появился всплеск кривой. «Экстрасистолы», называют его в медицине. Казалось бы, ничего особенного. Но нет, врачи твердо сказали: «Негоден». Юрий не давал впасть в уныние.

— Володя, ты же сам любишь повторять: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!»

Комаров побывал у виднейших армейских врачей. Его принимали старшие начальники. Многим звонил Юрий, упрашивал лично. Было решено: наблюдать Комарова на тренировках… И вот они, долгожданные выстраданные испытания. Сначала пробная прокрутка на центрифуге, еще увеличение скорости, — годен!

— Когда Володя снова пришел в спортивный зал, — рассказывал Юрий, — у нас у всех был праздник. Я вспоминаю сейчас шутку о композиторе Листе. На одной странице нотной записи он пометил: «Быстро, как только можно», а на следующей написал: «Еще быстрее!» Вот это можно сказать и о Володе, когда он вернулся к занятиям. Он и раньше был образцом целеустремленности, трудолюбия, организованности. А тут у него все пошло «еще быстрее».

Полет многоместного корабля-спутника «Восход» был завершен благополучно. «Ну вот, — сказал Юрий, обнимая Комарова, — ничто, Володя, нас не вышибло из седла!»

1965 год. На орбите «Восход-2», пилотируемый Павлом Ивановичем Беляевым и Алексеем Архиповичем Леоновым.

Такое могло только присниться. Вынырнув из корабля, словно его подтолкнула невидимая рука, Алексей Леонов парил над бездной, не в силах дотянуться до кромки спасительного люка. Внизу, в умопомрачительной глубине, туманился округлый бок планеты, а он не падал на него, как бывало, с парашютом, а плыл, поддерживаемый неизвестно чем, кувыркался, обреченный на вечное скитание среди холодных, бесстрастно взирающих на него звезд.

Еще никто за тысячи лет существования на Земле человека не парил так высоко над планетой один на один с космической пустотой, вне корабля, дающего спасительное ощущение земной опоры… Никто…

Крутнулся на фале и тут же услышал знакомый, неизвестно как проникший в наушники голос Гагарина:

— Как настроение, Леша? Как Земля, спрашиваю?..

Не может быть! Ах да! Это же командир подключил к его проводу трансляцию с пункта управления.

— Красота! — сказал, запинаясь от волнения, Леонов: гагаринский голос словно прибавил зоркости. Теперь он уже другими глазами взглянул на Землю.

На семнадцатом витке они должны были включить тормозную двигательную установку. Но что-то случилось с системой солнечной ориентации.

— Разрешается ручная… разрешается ручная посадка, — после недолгих колебаний передала Земля непривычно взволнованным голосом Гагарина.

Командир взялся за черную ручку и впился глазами в приборы.

Теперь только от него зависело, быть им на Земле или, отскочив от плотных слоев атмосферы, подобно камешку, брошенному вскользь по воде, уйти на другую орбиту и уже, быть может, никогда не вернуться. Корабль начинал восемнадцатый, не предусмотренный программой виток.