И залпом выпил вторую кружку самогона.

— Ты лучше скажи, где мы?

— В брянских лесах, — за Евпатия ответил Григорий Арсеньевич. — Ты лучше скажи, что происходит.

— То и происходит, — вздохнул великан. — Красной Армии не видать, повсюду фашисты командуют. Людей бьют, аки клопов…

— Ты скажи, до фронта далеко? — встрял капитан.

— Далече будет! — вздохнул Евпатий. — Немцы красноперым хорошо под зад дали. Говорят, и Москва уже пала…

— Врешь! — капитан рванулся, попытался схватить великана за грудки, но Василий удержал его.

— Ты поосторожней, парень, а то зашибу, — продолжал Евпатий, отодвигаясь. — А что до Москвы, то иль уже немцы ее захватили, иль на днях захватят. Не поймешь их толком. Я-то ихнюю тарабарщину не понимаю, а все эти толмачи-брехуны… — он только рукой махнул. — Только в народе как говорят: чтобы Россию спасти, надо Москву отдать.

— Это ты брось! Это ж агитация настоящая! — начал кипятиться капитан, однако его уже никто не слушал.

— Ты лучше скажи, к фронту нас выведешь? — вновь взялся за свое Василий.

— Да где ж я тебе, мил человек, фронт сыщу? — хохотнул великан. — Ты лучше дурью не майся… Наливай… Ну, а ежели тебе приспичит фронт искать, то иди на восток, может, и догонишь защитничков наших.

— А ты что предложишь? — поинтересовался Григорий Арсеньевич, положив руку на плечо лесовика. — Знаю я тебя, ты ж не просто так все это говорил, а?

— Что я… — человек открытый… Только вот мужики наши сначала немцам рады были, а как дальше, так уж — нет, и решили в леса податься. Старое вспомнить, попартизанить, чтоб фашистам жизнь медом не казалась… А вы, судя по машинам, там, на дороге, парни боевые. Пойдете фронт искать — пропадете, а так с нами повоюйте.

— Тут подумать надо, — протянул капитан.

— А мне все одно надо к нашим, — вздохнул Василий.

— Думаешь, Третий отдел без тебя не справится? — поинтересовался Григорий Арсеньевич.

— Думаю… Не думаю… Там за меня начальство голову снимет.

— Да не волнуйся ты так. Сейчас все чуть поутихнет, и связь с Большой землей мы установим, доложишься.

Василий тяжело вздохнул.

— Эх, кабы точно знать, что все так и будет.

— А ты не сумневайся, — заверил Евпатий. — Тут как: ежели сумневаешься, то ничего хорошего не получится. А ежели уверен в себе, то все и идет, как по маслу.

— Ага… — печально протянул Василий. — Если б…

— Ты слушай, вот она, мудрость народная, — усмехнулся Григорий Арсеньевич. — Слушай, вникай. Ведь именно ради этого народа мы во все тяжкие ввязались… — а потом, резко сменив тему, продолжал: — Ладно, раз здесь гнездо кулачье, то разбирай все, что пригодиться может. Пойдем с Евпатием, посмотрим, что за партизаны тут такие, а не понравится, отправимся дальше.

— Но… — попытался было возразить капитан.

— Насчет Ленинграда и Москвы я вам точно не скажу, но что у наших дела плохи, так это уж точно, — объявил Григорий Арсеньевич. — А посему, заканчивайте ваш пир, за работу и до ночи уходить отсюда надо, а то еще кто нагрянет.

— Что, так и будем по лесам прятаться? — не унимался капитан.

— Не прятаться, а скрываться, нанося противнику неожиданные удары.

Капитан тяжело вздохнул.

— Кстати, а что делать с пленными?

— С пленными? — нахмурился Григорий Арсеньевич. — Видимо, я чего-то пропустил?

— Пока вы были в отключке, мы взяли двух пленных, хотели выведать у них… — начал было Василий.

— Все понятно, — остановил его Григорий Арсеньевич. — Сходи, приведи. А остальные за дело. Вам еще могилы копать.

Горница мигом опустела, а через несколько минут втолкнули двух немцев. Вид у них был сильно помятый.

Григорий Арсеньевич обратился к ним. Один, тот, что маленького роста, отказался отвечать наотрез. Второй бубнил нечто невразумительное. Наконец Григорию Арсеньевичу это надоело.

— Не хотят они говорить нам ничего дельного, — протянул он. — Пнуть бы их по-хорошему, да смысла нет.

В общем так, капитан, выведи эту сладкую парочку в чистое поле и, как говорится, по законам военного времени. Все равно они ничего не знают.

Капитан довольно усмехнулся.

— Ну что, фрицы, пошли. А то наших пленных вы стрелять…

Неожиданно один из фашистов, тот, что мелкого роста, шагнул вперед и разразился длинной речью.

— Чего это он? — удивился Василий.