Веселились мы, правда, до экватора, а дальше — шторма начались. Зима все же — Игры закончились восьмого декабря. Многих укачало — до Владивостока лежали в лежку.

Во Владивостоке такое началось! Встречали нас, как героев. Как я уже отмечал: к футболистам наиболее восторженно относились. Все хотели нас поздравить, поговорить с нами.

Новый, пятьдесят седьмой год мы встречали трижды: по-дальневосточному, по-сибирски и по-московски.

На Комсомольской площади, у трех вокзалов, когда поезд с олимпийцами пришел, был митинг многотысячный.

И дальше — сплошные торжества. Нас орденами наградили — меня и Кузьму «Знаком Почета».

Забывались существенные подробности давних матчей с его участием, плохо укладывалась в информацию, вернее в ее стандарты, неповторимость его манеры, но раннюю славу Стрельцова помнят и подчеркнуто датирую, не без намека, что в приметах того времени — объяснение и взлета, и падения его.

Отчасти так оно и есть, но только лишь — отчасти.

Не в каждом времени (в заметном, ощутимом всеми временном отрезке — так скажем для определенности) существует талант спортивный, символизирующий что-то новое, примечательное для тех, кто занят совсем в других областях, отраслях, дисциплинах.

Конечно, футбол (как мы уже говорили, приносящий популярность в укрупненной, заранее заданной популярности самого жанра) — особая статья.

Великим игроком становятся в молодые годы — и величие лимитируется возрастом очень уж заметно и жестоко.

Слава и вообще-то, наверное, лестница, где ступени, ведущие вверх, незаметно для самого шагающего начинают вдруг сводить его неумолимо вниз.

В славе, особенно в славе молодых людей — а в футболе, в спорте только молодые, — верных и надежных ориентиров вовсе мало, много видимых в дни восхождения друзей, но спасительные советы редки.

Для славы не существует опыта. Советы дают в большинстве случаев те, кто сами знаменитыми никогда не были.

В славе трудно приходилось, по свидетельству знаменитостей, всем без исключения.

Возвращаясь сейчас к лучшим годам Эдуарда Стрельцова, нам хотелось бы, конечно, многое списать на медные трубы Желание не оригинальное — существует расхожее мнение про «груз славы», оказавшийся непосильным.

Ко отмени кто-нибудь, появись такая возможность, медные грубы — выиграл бы от этого футбол?

Реален ли праздник удачи, праздник самой игры — пусть даже игры случая — без этих труб?

Нет, ведь трубы эти почти так же нужны, как мяч.

Поэтому ничего не будем на них списывать — ни на трубы, ни на мяч.

Трубы, между прочим, и до Стрельцова звучали, и после…

И многие, да и сам-то Стрельцов в конце концов (о чем и книга) с честью дошли до завершения своей спортивной карьеры.

Можно, конечно, попробовать обвинить в некоей педагогической беспомощности людей, руководивших Стрельцовым на том этапе его судьбы, сказать, что они не уберегли…

Но так ли оно?

Константин Бесков, когда пришел в «Торпедо», где верховодили Иванов со Стрельцовым, еще только начиная как тренер, но вряд ли он был тогда (в недавнем прошлом знаменитейший игрок московского «Динамо») менее тверд и самолюбив, чем теперь? Известно, что он не побоялся вступить в конфликт с ведущими игроками «Торпедо», хотя влияние их в тот момент казалось бесспорнее, чем тренерское.

«Дед», Маслов, умел быть очень крутым, когда человек не отдавал футболу того, что обязан был, по мысли Маслова, отдать.

И Морозов вряд ли поступился своими тренерскими требованиями ради сохранения хотя бы дипломатических отношений с любым талантом, посягнувшим на его авторитет.

Да нет, ни в клубе, ни в сборной, где трезвая воля Гавриила Качалина была непоколебимой, Эдуард Стрельцов в молодые годы не сталкивался с тренерами, нетвердыми в собственных или общепринятых педагогических принципах.

Нет, все здесь необратимо просто. И необратимо грустно. Вернее, так все повернулось вдруг, что ситуация оказалась грустной, как тогда представлялось, необратимо, а сложности, встречающиеся в жизни тех, кто у всех на виду, привыкли объяснять просто.

Но легче ли оттого было Стрельцову, легко ли нам теперь разбираться в сложностях — пусть и объясняемых — спортивной жизни, все-таки скрытой от большинства, хотя она и происходит на виду у всех?

При всех видимых (и много-много раз подтвердившихся) опасностях ранней славы и неизбежно связанных с нею перемен в образе жизни, перемен небезразличных для любой психики, для любой нервной системы. Стрельцов не останавливался в своем движении, не впадал в грех самодовольства Он, очевидно, опять же для всех (и специалистов, и профанов), шел все дальше в утверждении своей игры Радость всеобщего признания расковывала его действия на футбольном поле еще больше.