Человек я отходчивый. И особенно строгим педагогом меня, при всем моем желании иногда таким быть, никак не назовешь. Конечно, с этим симпатичным мне парнем прежде, чем так вот поступить, я не раз по-хорошему, по-домашнему беседовал, спрашивал: «Что тебе, Миша, нужно? Все же тебе дано — занимайся, играй».

А он ко мне после всех моих разговоров подходит, показывает перебинтованное колено и говорит: «Я, Эдуард Анатольевич, не могу сегодня тренироваться…» Вечером выхожу — вижу, он с девчонками сидит возле леса: и бутылки при них… Ну, я и прогнал его. Жалко было, но прогнал окончательно — не мешай, не порть мне здесь остальных.

Но помню, как будучи вторым тренером «Торпедо», я поспорил с Кузьмой, который был старшим тренером, когда он принял подобное решение насчет способного, молодого (но постарше, конечно, Миши) парня, нарушившего режим.

Я Кузьме тогда сказал: «Будь ты с теми беспощаден, кто не умеет и не хочет играть, а пьет, но подумай о тех, отнесись как умный старший, виды повидавший человек, к тем, кто нужен футболу, кто не может без футбола, кто хочет стать игроком, но вот по молодой глупости сорвался — выпил».

Я привел два примера и ожидаю теперь вопроса: «А сами то вы, Эдуард Анатольевич, если не секрет?..»

Не секрет — и я не безгрешен.

Но рискну утверждать, что во всем, с вином связанным, я перед самим собой бывал виноват в большей степени, чем перед футболом, перед товарищами, с которыми вместе играл.

Никогда футболу я ради вина не изменял.

Один-единственный раз по-настоящему я оказался виноват перед футболом из за вина — тогда в Тарасовке, весной пятьдесят восьмого года. И как был за это наказан!

Конечно, вред, наносимый нашему здоровью вином, на футболе рано или поздно обязательно сказывается и любая, даже малейшая необязательность наша по отношению к режиму в конечном итоге вредит нашей игре.

Но настоящий игрок тем и отличается от ненастоящего, что знает себя и знает, как надо готовить себя к игре. Как себя перебороть в слабостях, когда того требует дело.

Знаю, позиция моя покажется спорной. Особенно тем, кто привык говорить вслух только категорически.

Но я-то сказал, вступая в этот разговор, что не буду обходить тему, которую и без меня достаточно часто затрагивают, коснусь проблемы, которую люди поумнее меня никак не решат.

Про вино, разрушающее жизнь, столько сказано — от анекдотов до диссертаций. Новое что-нибудь и придумать трудно. Я хочу только к общим мыслям и тревогам добавить кое-что из личных своих волнений по этому поводу.

Пьяниц справедливо презирают, жалеют, в лучших случаях.

Когда же вино губит таланты, всему народу известные, любимые целым народом, — из уважения к их памяти приходится вслух называть другую причину.

А как быть? Я ненавижу алкашей, что называется, а друзей своих, погубивших себя тем же вином, люблю по-прежнему — и не разлюблю никогда.

Часто слышу, что про хороших людей говорят — они были слабыми людьми…

Но вот я не понимаю, как человека спорта разделяют надвое.

Сначала утверждают, что на поле он совершал чудеса. А потом удивляются, но говорят совершенно определенно: а вне поля он слабый…

Так не бывает, я во всяком случае не верю.

В газетах пишут: отдал для победы все. Не я же это придумал, что все. Ну, пусть не все, а многое. Многое — время теперь надо, чтобы восстановиться. А времени вдруг нет. Нет терпения ни у кого подождать, пока он снова себя обретет. А он же сам мучается — вдруг не обретет, не станет прежним. Вот где вино с ним и справляется запросто — и он прежним так и не становится. Плохо, конечно, виноват он.

Только плохо, что в пример ему ставят иногда тех, кто для победы себя пожалел, но зато перед вином устоял — и в итоге молодец.

Обвинят меня теперь, наверное, что я пьяниц оправдываю.

А я только хочу, чтобы мы сберегли талантливых, любящих спорт людей, которые вдруг оступились, не ставили в один ряд с теми, для кого вино — единственное и главное.

Если сильный, по вашему мнению, вдруг ослаб, — помогайте ему, а не клейте на него ярлык, не клеймите его. А то ведь и впрямь — не увидит он обратной доро1и. Сорвался раз — срывайся дальше. Мы тебя заменим менее талантливым, но зато насчет выпивки надежным.

Да вы напомните сильному лишний раз, как он силен. Помогите ему сберечь силы.

Я же не говорю: нянчитесь с каждым, каждому все прощайте.

Но не надо давать достойному человеку понять, что устал он навсегда.

«Навсегда» в большом спорте и так за каждым углом подстерегает.

Настоящим-то алкашам — и тайным, и явным — всегда хочется, чтобы в их рядах числилась какая-нибудь знаменитость, какой-нибудь стоящий человек, что им не ровня, а в похмелье вдруг сравнялся, приблизился. Вон чего радуется такая публика — все, мол, мы одним миром мазаны, всем миром поем. Никаких там секретов и тайн — истина в рюмке. Все в ней будем.