— Черт возьми! Извини, — сказал он, закрывая дверцу машины за Кэтрин. — Я должен был лучше знать, куда тебя веду.

Девушка откинула с лица волосы и повернулась к своему спутнику.

— Не глупи, я ведь сама хотела сюда пойти. Кроме того, эти люди довольно милые.

— Они не всегда милые, — пробормотал он, уже выехав на шоссе.

— Конечно, я довольна, что мы удрали. Фанаты иногда забывают, что мы тоже из плоти и крови.

— Поэтому они хотели получить по ломтику нашей плоти, чтобы отнести домой.

— Да, — сдержанно сказала Кэтрин, — помню, я видела по телевизору твой концерт несколько лет назад. Фанаты смели охрану. Казалось, они не кусочки оторвут от тебя, а проглотят целиком. Это было ужасно!

— О, они так любят меня, что готовы сломать мне парочку ребер.

— Ох, Фред, это так страшно! Я прежде не знала об этом.

Он засмеялся и пожал плечами.

— Такова неприятная сторона нашей работы. Порой у меня остается скверный осадок после концерта. По крайней мере, на некоторое время. Но через это надо уметь переступить. А сегодня твой охранник оказался в трудном положении. Но мы нуждаемся в стимулах, не так ли? Вознаграждающие нас аплодисменты! Ради чего еще делать то, что мы делаем? И ради чего бесчисленное количество людей стремится на сцену? Для чего ты добивалась славы, Кэт?

— Ради спасения себя, — не раздумывая ответила она. — Музыка всегда была тем, что меня поддерживает — постоянно и надежно. Мне необходимо нечто целиком принадлежащее мне. — Она повернулась и испытующе посмотрела на Фредерика. — А ты почему занимаешься пением и музыкой?

— Полагаю, в большинстве случаев по той же причине. Мне есть что сказать, и я хочу, чтобы публика помнила, что это сказал именно я.

Кэтрин засмеялась.

— А ведь ты был таким радикалом, когда начинал карьеру! Твои песни звали на битву, требовали борьбы!

— Я теперь зрелый, умудренный опытом человек, смотрю на многое по-иному.

— Жажда бурных аплодисментов мне не кажется признаком зрелости, — парировала она. — По чьей инициативе сократили содержание твоего последнего альбома?

Он бросил на нее взгляд.

— Это дело моих рук. Я бы немного уменьшил количество и твоих номеров. У некоторых из них была довольно слащавая аранжировка, насколько я помню.

Кэтрин энергично стукнула его по руке.

— Кэт, нельзя меня толкать, когда я за рулем.

— Но за эту «слащавую аранжировку» я получила награду — платиновую пластинку!

— Я высказал только свое мнение, — напомнил он ей. — А лирические стихи совсем неплохие. Может быть, немного сентиментальные.

— Я люблю сентиментальную лирику, — сказала она, снова ударив его по руке. — Не каждая песня должна быть надоедливым социальным комментарием.

— Конечно нет, — согласился он. — Всегда найдется место и для милых колыбельных песенок.

— Милых колыбельных песенок? — повторила она, понимая, что они снова втягиваются в старые привычные споры о своей работе. — Если ты считаешь мою музыку слишком сентиментальной и слащавой, то как ты себе представляешь будущую совместную работу?

— Прекрасной. Мы будем уравновешивать друг друга.

— И таким образом ты собираешься добиться феноменального успеха?

— Да, надеюсь, он у нас будет. — Он остановил машину, обнял ее, несмотря на сопротивление, и положил ее голову себе на плечо. — Посмотри! Интересно, почему ночью, издалека, город всегда выглядит лучше?

Это мистика. Нам всегда кажется чудом все, что ускользает от нас, и нельзя увидеть, в какой момент это «нечто» уходит. — Она почувствовала его губы, легко коснувшиеся ее виска. — Фред! — Кэтрин отшатнулась, но он удержал ее.

— Кэт, не отталкивай меня! — Слышно было, как стучит его сердце. — Ну пожалуйста, не отталкивай!

Он стал осыпать ее поцелуями, крепко прижимая к себе. Он целовал ее нежно, прикасаясь влажными губами к щекам, прикрытым векам, ароматным волосам, вискам… И она льнула к нему, как прежде, словно хотела целиком раствориться в его объятиях. Губы Кэтрин раскрылись навстречу его поцелуям.

Она застонала, когда он дотронулся до ее груди. Это был одновременно стон желания и протеста. Фред снова прильнул к ее губам. Девушка уже не сопротивлялась, она была теплой, как луч солнечного света. Ее тело томилось желанием, и он это чувствовал. Ей казалось, что его руки проникают сквозь тонкий материал ее платья и жгут огнем обнаженное тело. У нее голова пошла кругом.

— Кэт! — Его губы скользили около ее уха, по ее шее, касались ямочек на ее щеках. — О Боже, я хочу тебя. — Он снова засыпал ее поцелуями, его руки уже не были такими нежными. — Я так давно этого жду. Поедем со мной. Давай вернемся ко мне в отель. Останься на ночь.