Шрифт:
– В какой серый карман?
Колян хлопотливо всплеснул руками и задел Маню по носу так, что из него моментально хлынула кровь.
– Ай-ай-ай, – проговорил он с сочувствием, – это что ж такое делается. Это ж надо такому быть!..
Зажал Манин нос пальцами и дернул. Маня захрипела и стала валиться набок.
Он отпустил ее, пнул с досады и вытер руку о ее воротник.
– Да ладно те, Колян! Слышь, она по ходу не понимает.
– Так я объясняю! Я ведь объясняю, да, заинька? Где конвертик-то? Куда заныкала? Отдай дяде конвертик, будь хорошей девочкой!..
Маня хрипло и тяжело дышала.
Двое уродов переглянулись.
Колян достал с полки какую-то книгу, открыл, прочел название, старательно шевеля губами, фыркнул, закатил глаза презрительно и легонько постучал ею Маню по голове:
– Ты в богадельне книжной была? Где козлина этот чего-то тиснул? – Тут он вдруг рассвирепел. – У него в кармане стекляшек на сто лимонов, а он какое-то читалово тиснул! Шишлять собрался! – И тут он длинно выматерился и опять сплюнул. – Где хрусталики, лялька?
– Отдавай, и пойдем мы, – вступил второй. – По-тихому. Ты башку-то собери! Собери башку-то!
Вот где она его видела! В книжном магазине «Москва»! Он там что-то украл, и его поймали, а он убежал. Он тогда выволок Маню на тротуар и бросил.
Теперь бы понять, о чем они говорят.
Маня, опираясь на локти, кое-как подтянулась и села.
– Ну? Даешь раскладу?
– В книжном, – выговорила она, – вы были в книжном.
– Понесло его, козла, туда! – Колян опять всплеснул руками, Маня инстинктивно отшатнулась, и он расплылся от удовольствия. Ему нравилось ее пугать. Здоровенная кобылица, а вскидывается так потешно! – Читатель…дь!.. Его цирики пришпилили, он хрусталики-то и сбросил! Тебе в ширман. Ему с хрусталиками никак нельзя было оставаться!
– В карман тебе сунул, – объяснил второй. – Пока ты не врубилась!
– Ну? Где сверкальцы?
Маня соображала медленно, с трудом, и пот все тек по спине, и в голове звенело на все лады, но все же соображала.
Этот самый, которого зовут Серый, когда его задержали в магазине, прикрылся Маней. Охранники ничего не успели сделать. Он выволок ее на улицу, бросил и убежал. При этом он что-то такое сунул ей в карман на тот случай, если его все же задержат, и теперь именно это они ищут.
– Ну, давай, давай, говори, лялька!.. Где балахон, в котором ты в лавке тогда была?
– Балахон, – повторила Маня. – Балахон.
Жакет, от которого вот этот самый человек, что сидит сейчас перед ней на корточках в ее собственной квартире, оторвал воротник, когда волок ее по тротуару, Маня отдала тетушке. Викуся обещала посмотреть, можно ли его спасти. Викуся вообще мастерица на все руки, а жакет Маня обожает. Очень трудно купить черный маленький жакетик на шелковой подкладке, который годился бы и в пир, и в мир, и в добрые люди!..
Если они узнают, что жакет у Викуси, они поедут к ней и убьют.
Убьют Викусю, как, должно быть, и ее, Маню.
– Козлина вонючая, – скучным голосом сказал другу Колян, рассматривая Маню. – Возись теперь с сукой из-за тебя! За книжками его понесло! Читатель! В кармане брюлики, а он читалово стырил! Говори, где брюлики! Ну?!
– Я не знаю, – забормотала Маня лихорадочно и стала отползать от него по прадедушкиной оттоманке, стараясь забиться в угол. – Я не смотрела. Я в карманы не залезала! Я клянусь вам! Честно!
– Че ты лепишь?!
– Я правду говорю! Я жакет сняла и… и в химчистку сдала! – Она на самом деле ходила в химчистку, то ли вчера, то ли позавчера, вот и придумала на ходу. – Я же упала! И хотела, чтоб его почистили! А в карманы я не заглядывала даже!..
Она опять перехватила руку, которая висела, как плеть, и так, чтоб они не заметили, скрестила пальцы здоровой – на удачу.
В химчистках всегда проверяют карманы. И карманы, и подкладки.
Если бы она отнесла жакет чистить, все, что было в карманах, ей вернули бы. Если они об этом знают, значит, поймут, что она врет. Но вряд ли эти двое отдают свои вещи чистить!.. Вдруг повезет?.. Вдруг ей повезет?!
– Дура! – заорал тот, которого звали Коляном, и глаза у него налились кровью. – Какая, на хрен, химчистка!.. Что ты гонишь?..
– Не бесись, Колян. Ходила она в химчистку, это точно. Сам видел.
Колян изо всех сил пнул оттоманку, в ней что-то хрустнуло, должно быть, сломалась ножка, и книгой, которую он все еще держал в руке, опять ударил Маню изо всех сил.
Маня повалилась на бок, придавила сломанные пальцы. Боль, острая и горячая, проткнула руку сверху донизу, достала до бока, до сердца, которое, кажется, на минуту остановилось, потемнело в глазах.