КОЛЯ. «Дорогая сестричка! Письмо, которое ты мне прислала, с твоей фотокарточкой, пришло как раз перед боем и попало к моему бойцу. Я в это время уходил на рекогносцировку местности. Во время боя этого бойца ранило, и он ушел в госпиталь с моим письмом. Но надеюсь, что он мне его перешлет…»

ВИТЬКА. «Недавно у нас проходили учения. Погода была скверная: дождь, слякоть. Мы шли по дороге, которая была размыта начисто. Это была уже не грязь, а какой-то жидкий кисель. Всякий раз, выдергивая сапоги из этой трясины, я чувствовал, что на каждом висит целый пуд. Так мы продирались сквозь это болото. По лицу, по шинели, по карабинам, вещмешкам хлестал холодный дождь. Шинели были уже такие мокрые, что не впитывали влагу. К вечеру мы добрались до деревни Н. и заняли исходные позиции…»

КОЛЯ. «Сейчас семь часов утра. Пока тихо, только изредка строчат пулеметы. Скоро начнем варить завтрак. Мы варим его сами, на костре, в бачке. Сплю в блиндаже. Раньше у меня было два вещевых мешка, а теперь только то, что на мне, да еще пара белья. Так даже лучше — меньше забот!»

ВИТЬКА. «Я увлекся афоризмами и выписываю их в тетрадь. Вот некоторые из них.»

«Там, где прежде были границы науки, там теперь ее центр».

Г. К. Лихтенберг.

«Острый ум — изобретатель, а рассудок — наблюдатель…» (Он же.)

«Когда ему помешали любить, он научился ненавидеть». Гюго (тоже Виктор!).

КОЛЯ. «Через восемнадцать дней — Первое мая! Мне будет уже двадцать лет! Вот если бы мы все были сейчас в Москве!.. Пришлось бы мне в первый раз за двадцать лет напиться пьяным! Но „будет и на нашей улице праздник!“.

ВИТЬКА. „До дембеля семьдесят один день! 10 бань! 2 получки! 4 кухни!“

КОЛЯ. „Получил сразу три письма. Они за мной не поспевают. Очень рад, что Наташа стала хорошей девушкой. Пусть лучше учится. Пусть учится жить. Впереди еще много трудностей и невзгод, надо быть готовой ко всему и уметь переносить трудности легко и спокойно…“

ВИТЬКА. „Ура! Я Дед авиации! Через два месяца буду дома! Когда я думаю о себе, то вижу, что много пользы получил за эти два года. Тот, кем я был до армии, и сейчас — небо и земля…“

КОЛЯ. „Кончается мой денежный аттестат, но обстановка сейчас такая, что новый может пропасть в дороге. Лучше буду переводить вам каждый месяц. Покупайте на эти деньги одежду, обувь, покупайте семена и разводите огороды. В общем, денег не жалейте, лишь бы вы были одеты и сыты. Обо мне не беспокойтесь…“

Так перекликаются они, мой сын и брат, в ночной тишине. Их голоса сливаются, порой они как бы меняются местами в моем сознании. И не Витька, а Коля просит прислать орехи для белки. И не Коля, а Витька спит в блиндаже и выпускает снаряды по вражеским танкам. Коля делается моложе, а Витька старше. Я вдруг постигаю, что Колю сделала взрослым война и что то же самое было бы с Витькой… То же самое?!

Мне становится страшно. Я должна убедиться, что он дома, со мной. Что он жив!..

Я вхожу в его комнату и долго смотрю, не зажигая огня, как он спит, по привычке обняв подушку, словно боясь, что ее у него отнимут.»

1976

— В чем ты пойдешь на свадьбу? — спрашивает мама.

— В белом платье, — отвечаю я.

Маме мой ответ кажется очень остроумным. Она вообще ценит мой юмор. Сейчас она занята — пришивает кольца к новым занавескам, но я знаю: сегодня же в телефонном разговоре с ее подругой Лерой будет фигурировать мамин вопрос и мой ответ. И всем своим друзьям и знакомым мама будет повторять одно и то же: «Я у Ленки спрашиваю: „В чем ты пойдешь на свадьбу?“, — а она говорит: „В белом платье“».

И все, кто ценит мой юмор, будут смеяться и только Зинаида, которая тоже ценит мой юмор, но только когда ей объяснят, в чем он заключается, спросит:

— Ну и что?

— Как «что»? — вспылит мама. — По-твоему, это не смешно?

— На свадьбу всегда надевают белое платье.

— Невеста, — подсказывает мама. — Невеста надевает белое платье.

— Вот именно, — говорит Зинаида. — Так что же тут смешного?

— То, что она идет на свадьбу к подруге, а не на свою свадьбу!..

В трубке молчание.

— Зачем ей надевать белое платье? Все решат, что она невеста.

— Она не наденет. Она пошутила.

— А, пошутила! — И, наконец, Зинаида смеется. — Ты так сразу бы и сказала.

Удивляюсь маминому терпению. Впрочем, они дружат с детства. Я как-то спросила:

— А если бы ты встретила Зинаиду сейчас? Ну, где-нибудь на курорте, допустим… Ты бы с ней подружилась?

Мама задумалась на минуту и сказала:

— Вряд ли… Но Зинаида тут ни при чем. Просто поздно уже заводить новых друзей, понимаешь?

И мама опять задумалась. Я знаю, о ком она думает. Обо мне. О том, что в мои девятнадцать у нее уже были ее Зинаида и Лера, и ее тихая Варя, и, главное, был ее Лешка, с которым она впервые поцеловалась, когда ей было пятнадцать лет…

Мама думает обо мне, потому что я еще ни с кем не целовалась и подруг у меня всего две, да и то — подруги ли это по строгому счету?