Он физически ощущал, как приближается время отъезда.

Джоли пыталась взобраться на него, Форд помог ей. Она потянулась и поцеловала его.

– Ох, малышка. – Форд обхватил ее и обнял, целуя в мягкие локоны. Она положила голову ему на плечо и разбила его сердце своей любовью и доверием.

В следующую минуту она стала извиваться, стараясь высвободиться. Он выпустил ее и, держа за пальчики, повел к Рейчел. Та протянула руки, готовая в любой момент подхватить девочку.

Вдруг Джоли оттолкнула его руку и сделала два шага сама, прямо в объятия тети.

– Боже мой, Форд, она пошла! – воскликнула Рейчел. – Ты видел? Джоли пошла. Какая умница. – Она подхватила ее и осыпала поцелуями.

– Конечно, видел. – Форд захлопал в ладоши, чтобы показать девочке свою радость. – А кто говорил, что она не умница?

Коди сидел на одеяле между камином и Фордом, ничего не понимал, но шумно веселился и тоже хлопал в ладоши.

Гордая собой Джоли решила повторить свой трюк и повернулась лицом к Форду.

Улыбаясь от уха до уха, он протянул руки, шевелил пальцами и звал ее:

– Иди ко мне, девочка. Иди к Форду.

Она протопала три шага, и Форд подхватил ее, чтобы не упала. Полная любви игра продолжалась, хохотали и взрослые, и дети. Коди тоже захотелось ходить самостоятельно. Но ему не удавалось сохранить равновесие. Форд и Рейчел переглянулись. Они знали, что эта задержка не надолго.

Наконец Рейчел объявила, что наступило время сна. Она и Форд вместе искупали, переодели и уложили уставших детей в кроватки. Те уснули раньше, чем взрослые вышли из комнаты.

Вернувшись к камину, Форд вручил Рейчел второй стакан вина. Сам он устроился у огня и смотрел на нее.

– За Джоли.

– Я рада, что ты был здесь и мы вместе видели этот момент. – Она сделала глоток вина.

– Я тоже.

– Ты удивительно находишь общий язык с детьми. Как это до сих пор ни одна удачливая девушка не привела тебя к алтарю?

– Мне попадались необыкновенные женщины, – пожал он плечами. – Но я не готов был оставить службу, а они не хотели ждать.

– И никаких попыток компромисса? Тогда это не настоящая любовь.

– Ты так говоришь, будто не веришь в любовь.

– Трудно верить в то, чего никогда не встречала. – Она отвернулась и смотрела на огонь. Но он успел заметить тоску в аквамариновой глубине глаз.

– Ты права. Я недостаточно любил их, чтобы у меня появилось искушение нарушить свое правило.

– Какое правило?

– Мои друзья называют это правилом Мустанга. Я не того типа человек, который способен забыть оставшуюся дома семью. А это иногда бывает необходимо, чтобы выполнить приказ.

– Полагаю, это правильно. Хорошо знать себя. Служба в элитных частях для тебя, очевидно, имеет большое значение.

Форд уловил в ее голосе восхищение, и это усилило его уверенность в себе. Близость, установившаяся между ними, подтолкнула его, вопреки природной сдержанности, сказать о том, что он обычно скрывал:

– Да. Очень большое. Это значит, что я один из лучших.

– Нет. Такое достигается тренировками. Что эта работа значит для тебя?

Ему никогда не задавали такие вопросы. Надо подумать.

– Справедливость.

– Справедливость? В каком смысле?

– В мире много неправильного. Много злых людей и злых поступков…

– Ты борешься за тех, кто сам не может за себя постоять, – сформулировала она. – Весьма похвально. Но ведь ты не можешь вечно быть спецназовцем. Что будет потом?

При свете золотистого пламени камина ее кожа казалась прозрачной. А изгиб щеки невероятно изящным.

– Ты задаешь трудные вопросы.

– Они кажутся трудными, если ты не знаешь на них ответа.

Она повернулась к нему лицом, нашла на одеяле его пальцы и переплела со своими. От ее прикосновения по всему телу Форда разлилось тепло.

– Ты не думал об учебной работе? – предложила Рейчел. – По-моему, из тебя получился бы хороший инструктор.

Его командир задавал этот же вопрос. Форд презрительно скривил губы.

– Ты не слышала выражения: кто умеет работать, тот работает, а кто не умеет, тот учит, как работать?

– Разве ты не уважаешь инструкторов, которые учили тебя?